— У меня есть твой адрес. Если они попытаются связаться с тобой, в твоих интересах сообщить мне об этом. Полагаю, ты знаешь, где я живу… Если в течение десяти дней я не получу от тебя вестей, нанесу тебе короткий визит, которого, боюсь, ты никогда не забудешь. Продолжай делать то, что они приказывают, но держи меня в курсе. Если сблефуешь, попробуешь меня кинуть, ты труп… Я уже столько потерял в жизни, что лишний мертвец меня не пугает… Ты хорошо понял, что я сказал, или повторить?
— Нет… Я все вам расскажу… Все… Все, что захотите…
— Вали отсюда…
Он исчез быстрее падающей звезды. Я мысленно отметил для себя, что с завтрашнего дня надо приставить к нему группу наблюдения…
Я поднимался по лестнице, как на эшафот. Перед запертой дверью Дуду Камелиа уже не пахло котлетами из трески, и на меня с новой силой накатила волна пустоты и одиночества.
В глубине ротангового бара я откопал бутылку виски, пятнадцатилетнего «Chivas», и влил в себя первый стакан очень крепкого напитка, даже не оценив по-настоящему древнего привкуса напитанного солнцем зерна. Я неоднократно повторял процедуру до тех пор, пока мысли не пустились в полет вокруг меня, подобно спорящим с ветром чайкам.
В моем сознании возникали странные формы, загадочные, демонические тени сворачивались клубком в уголке моего мозга. Я пытался думать о прекрасном, но у меня не получалось. Красота словно надела на себя личину смерти. Я видел девушек, которые призывали к пороку, выставляя себя напоказ в Интернете. Я вспомнил кассету Торпинелли у Фрипета, «Изнасилование вчетвером», и все эти бесконечные списки педофильских сайтов, выплюнутые принтером Серпетти. Я знал, что Зло гигантской черной волной накрывает землю.
Капризница Куколка отказалась от вечерней прогулки. В этот вечер мне, как никогда, требовалось ее утешение, ее нежное жизнерадостное пение, тайная алхимия ее запаха. Но тщетно я жал на рычаг, оси даже не шевельнулись.
Новые глотки алкоголя, более щедрые. Нет, сегодня ночью я откажу одиночеству. Я позвонил Элизабет, наткнулся на автоответчик и позвонил Тома. Снова автоответчик. Конечно, он занят своей Йенней…
В конце концов я уснул, пьяный и столь далекий от того человека, каким я когда-то был: от уважаемого комиссара полиции, любящего свою работу…
Глава двенадцатая
Бывают дни, когда удача или, скорее, спровоцированная случайность решается постучаться в вашу дверь. В то утро удачу звали Венсан Кромбе.
— Что за дурацкая манера выключать мобильник, комиссар…
— Я забыл его зарядить. Вчера я был не в форме…
— Вы неважно выглядите… Хорошая новость, очень хорошая новость! Делэ проделал огромную работу над списками учащихся. Но это ничего не дало…
— По-твоему, это хорошая новость?! Не валяй дурака, я не в настроении. Ведь ты не за этим пришел?
— Вы проявили потрясающую интуицию насчет библиотек! И должен сказать, что инспектор Гермонпрез продемонстрировал нюх спаниеля! Не выходя из кабинета!
— Как это?
— Почти у всех библиотек есть интернет-сайты. При наличии специального акаунта можно получить доступ к бэк-офису, программе, позволяющей из любой точки мира наблюдать за библиотекой и ее клиентами. Поскольку библиотекари обязаны сотрудничать с полицией, они без особых проблем предоставили ему необходимые выходы для запроса базы данных. Копаясь в ней, Гермонпрез обнаружил список очень интересных книжонок, взятых в Библиотеке Рене Декарта неким Манчини, учащимся третьего курса той школы, где преподает Виолен. Их безобидные на первый взгляд названия вам, скорее всего, ничего не скажут. Вроде «Святая инквизиция: охота на ведьм», «Профессиональные приемы», «Запретная Франция». Его заинтриговало именно последнее название, потому что Гермонпрез уже брал в прокате видеокассету, трактующую ту же тему. Что-то наподобие расследования садомазохистской среды во Франции. Сочинение «Профессиональные приемы» повествует об искусстве связывания в Японии. Что же касается книги об инквизиции, то она в деталях описывает способы применявшихся в то время пыток. Из огромного количества взятых Манчини книг все в большей или меньшей степени связаны с сексом, пытками и болью.
— Ты послал запрос по Манчини?
— Я как раз направлялся на Набережную, но решил сделать крюк и заглянуть к вам, потому что не мог дозвониться и не знал, будете ли вы сегодня в конторе…
— Ладно… На Набережную ты уже не идешь, поехали в школу. Официально — визит вежливости…
— Из-за жандармов?
— Точно. Я вышел с ходатайством к следственному судье Келли, который сам настаивал перед прокурором Республики на слиянии дел и работе в сотрудничестве. Но решение принято не было… А у нас нет времени ждать, пока закончится бумажная волокита…
Аббревиатура Высшей парижской школы микроэлектроники, ESMP, господствовала над короткой авеню Фош, где терялись отдельные деревья и подобие зелени, посаженной рукой человека. Вдоль стен университетского ресторана, на поперечной улице, трубили слоны с цилиндрическими пачками из-под стирального порошка вместо ног, картонными и тряпичными ушами и хоботом из полистирола. Полным ходом шли розыгрыши. TVA и TTVA[43] не знали удержу, опрокидывая литры рыбного супа на многострадальные шевелюры новичков. Залпы игривых песен, университетские гимны громко раздавались из глоток, куда щедро устремлялась пена для бритья.
— Эти шутки могут плохо кончиться, — заметил Кромбе, прыгая на своих костылях.
— Розыгрыши никогда не отличались нежностью. Это прямой путь к самым разным злоупотреблениям.
Секретарша сообщила о нашем приходе, и вскоре перед нами появился директор. Огромная голова, сидящая на худой шее, делала его похожим на черепаху, и мое впечатление подтвердилось, когда я увидел его в профиль. У него был такой нос, что в нем мог бы разместиться летний лагерь. Черепаховые очки с большими стеклами торчали над облысевшей головой, как вторая пара глаз. Он отрывисто спросил:
— Полиция, жандармерия, полиция? Вы не могли бы договориться между собой, чтобы всем прийти за один раз? В связи с началом учебного года у меня чудовищно много работы.
Тонкие сосуды торчали у него на шее, как осколки костей.
— Нас интересует один из ваших студентов.
— Студентов-инженеров, — поправил он. — Я вас слушаю, но, пожалуйста, побыстрее.
— Манчини, студент третьего курса.
— Манчини… Манчини… Ах да, ну так что?
— На самом деле, нам бы хотелось, чтобы вы пригласили его к себе в кабинет…
— С какой целью?
— Мы рассчитываем продвинуться в деле Виолен…
— А какая связь с Манчини? Надеюсь, вы не подозреваете кого-нибудь из моих студентов-инженеров? Вы…
— Мы выполняем свою работу. На одну из ваших преподавательниц, Виолен, совершено нападение. Поэтому естественно, что мы направляем свои поиски в эту сторону, поскольку она проводила бо́льшую часть времени с вашими… студентами-инженерами.
— Почему Манчини?
— Пожалуйста, найдите его.
— Вы попали в разгар розыгрышей. В течение трех дней занятий нет… Он должен быть на улице со всеми остальными…
Кортеж слонов переместился во внутренний двор университета, оставив за собой полосу пены для бритья, тухлых яиц и разных соусов.
— Вот черт! — бросил Кромбе. — Их можно было бы выследить по одному только запаху. Воняет вьетнамским рыбным соусом…
TVA в белых халатах вопили в мегафоны, а бедные слоны наступали вперед или валились один на другого, образуя гигантский слоеный пирог.
Какой-то студент спокойно покуривал в уголке. Мы выбрали его в качестве собеседника. Кромбе доставил себе удовольствие завязать беседу:
— Мы бы хотели поговорить с Альфредо Манчини.
— С Альфредо? Я его сегодня не видел.
— Разве он не должен быть здесь?
— Должен. Пропускать розыгрыш совсем не в его стиле.
— Почему?
Он раздавил каблуком окурок.
— А вы кто? С незнакомыми об этом не распространяются… Попробуйте поискать в другом месте. Может, и я приду…
Этот хренов ультраправый одарил нас насмешливой вызывающей улыбкой. Повернувшись спиной, он продемонстрировал нарисованный пульверизатором на халате гамбургер под названием TVA-бургер, со студентами-первокурсниками вместо котлеты. Он уже было решительно направился к плотной массе слонов, но я положил чугунную руку на его левую трапециевидную мышцу.
— Ай, что за мудак, вы сделали мне больно!
— Слушай меня, невежа, электронщик хренов! — Я сунул ему под нос свое трехцветное удостоверение. — Я комиссар Уголовной полиции Парижа. Будешь грубить, я рассержусь, а меня лучше не злить, спроси у моего коллеги!
Кромбе замахал рукой и округлил рот, словно хотел сказать: «О, только не это! Лучше его не сердить!»
— Комиссар полиции? А что вы от него хотите, от Манчини?
— Ограничься ответом на мои вопросы. Я к тебе на «ты». Это ничего, тебя не смущает?
— Э-э-э… Нет…
— Почему Манчини ни за что на свете не пропустил бы розыгрыша?
— В прошлом году он веселился как безумный… Он довольно изобретателен в этой области, честное слово.
— Выражайся яснее!
Он оглянулся и понизил голос:
— Он придумал Трибунал, такой специальный вечер, на котором судят новичков за их неповиновение или хорошее поведение в течение трех дней.
— Объясни!
— Некоторые первокурсники более строптивы, чем другие. Так вот их во время Трибунала наказывают.
— Что это значит?
— О, ничего страшного! Их запирают в помещения, оборудованные как подвалы, забрасывают потрохами или привязывают рядом с освежеванной коровьей головой…
— Я полагаю, бывают правонарушения?
— Конечно нет! Все по-честному! И все ТVA, бывшие новички, вам подтвердят. Розыгрыш сплачивает курс. Это готовит их к прохождению ожидающих их тяжких лет учебы.
— Что за свинство! — проворчал Кромбе.
Во двор ворвался какой-то слон с бочонками на ногах, его безудержный бег был остановлен внезапной подножкой, и он шмякнулся на землю, как перезрелый арбуз.