В селе Баяндай, ровно посредине Иркутско-Качугского тракта, командированные остановились на ночлег. Хорошо закусили в одном из четырех трактирных заведений и заняли дворянскую комнату на почтовой станции. Открытый лист, подписанный премьер-министром, распахивал любые двери. Движение к реке было очень оживленным, торговцы спешили завезти товары на север до зимы; караваны груженых телег встречались чуть не на каждой версте.
В Качуге питерцы в последний момент удачно сели на уже отчаливающий пароход «Тайга» товарищества Коковина и Басова. Единственная каюта первого класса досталась им без боя. Тариф четыре копейки с версты! Многим это было не по карману. Пассажиры вокруг выглядели людьми небогатыми или старались таковыми прикинуться. Все как один с утра до вечера грызли кедровые орехи, сплевывая скорлупу за борт. До Якутска предстояло плыть две с половиной тысячи верст. Велика империя!
Сыщики начали уставать от дороги. Когда пароход останавливался в селениях, они лишь изредка выбирались на экскурсию. Так миновали Верхоленск, Жигалово, Орленгу, Усть-Кут… Недалеко от Верхоленска на левом берегу Лыков увидел Шаманский камень – большую скалу, странно расширяющуюся снизу вверх, про которую он читал у Короленко.
Повар судового буфета быстро выяснил, что питерцы чаевых не жалеют, и кормил их лучшими блюдами. Особенно ему удавалась рыба, которая еще утром плавала за боротом. На закуску выделялся тугун, которого на Оби кличут манеркой. Маленький – размером с кильку – он в соленом виде хорошо сочетался с водкой. На горячее шли хариус и ленок, иногда удавалось купить тайменя.
Лена в Качуге была не шире Москвы-реки, но постепенно набрала силу. По обеим берегам тянулись высокие плато, заросшие лесом; их склоны круто спускались к реке. Комаров и мошку сдувало ветром, и сидеть на палубе, обложившись пивом, было приятно.
Не доходя до Киренска пейзажи изменились, они стали более живописными. Появились известковые утесы, распадки, река как будто раздвинулась вширь. Левый берег сделался низким, а правый верховодил. Еще по левому борту сплошной чередой тянулись песчаные острова, один за другим, как броненосцы в бесконечной кильватерной колонне. В самом Киренске «Тайга» простояла полдня, и питерцы успели полюбоваться уникальной деревянной надвратной церковью семнадцатого века. Две боковые главы на восьмериках и центральная в виде шпиля смотрелись весьма необычно.
Вторая длительная остановка была в Витиме. Здесь сошла половина пассажиров и спустили на берег много грузов для золотых приисков. Следующий пункт – Олекминск – уже относился к Якутской области. До столицы края оставалось всего ничего. Ширина Лены тут уже составляла пять верст.
Когда пароход приплыл наконец в Якутск, сыщики города не увидели. Якутск отделяли от реки протоки с островами. Пришлось огибать их и высаживаться на летней пристани, перебираться затем через мостки, шлепать по рыхлому песку и самим тащить свой багаж.
Якутск встретил питерцев мелким дождиком. Ну и ну… Глухие заплоты, деревянные сараи, запах гнили. Ни булыжных мостовых, ни каменных зданий – кругом мокрая серая земля. Наконец возле монастырской слободы им попался извозчик в обшарпанной закладке[40]. Лыков залез в нее, бросил в ноги вещи и прохрипел:
– Давай к губернатору.
– Это по-возле садика? – уточнил дядя.
– А черт его знает. Там самый главный начальник сидит!
Азвестопуло кстати вспомнил:
– Где собор, туда поезжай.
– Слушаюсь!
Лошадь лениво потрусила прочь от реки. Питерцы разочарованно глазели по сторонам. Сперва зрелище было удручающим. Широкие немощеные улицы, редко разбросанные дома, проломанные во многих местах деревянные тротуары. И почти нет прохожих. Постепенно картина улучшалась. Дома делались приличнее, обнаружились даже двухэтажные, с красивыми разноцветными ставнями. Появились новые крепкие тротуары. Алексей Николаевич объяснил помощнику:
– Тут почва промерзла чуть не до центра земли. Высокие здания строить трудно. Храмы чаще деревянные, их ставят на плот из лиственницы. В воде она каменеет и держит вес лучше обычного фундамента.
Образовалась и публика. Много было инородцев в своих национальных нарядах, много и русских, одетых кто во что горазд. Изредка проходил казак – в синем кафтане, в шароварах с желтыми лампасами. Несмотря на лето, он был обут в торбасы[41]. Лыков указал на это своему помощнику: вот за что якутских городовых казаков дразнят унтовым войском!
– А почему якуты почти все бритые, как немцы? – спросил тот.
– Они не бритые, а выщипывают себе бороду. Притом растительности на лице у якутов от рождения намного меньше, чем у нас с тобой.
– Ну и что? Для чего выщипывать? Это же больно!
– Не знаю; мода такая…
Командированные отыскали исправляющего должность губернатора в его доме на Троицкой площади напротив кафедрального собора. Скромный деревянный особняк в пять окон по фасаду выглядел как волостное правление где-нибудь под Тулой. Только скучающий часовой в полосатой будке указывал на властный статус места. Он не обратил на гостей никакого внимания, и те беспрепятственно вошли внутрь. Их встретил чиновник с петлицами коллежского регистратора на засаленном мундире. Сыщики представились, мигом оказались в маленькой приемной, и через пять минут к ним вышел начальник губернии. Действительный статский советник Нарышкин с порога заявил:
– Рад вашему приезду, господа. Не желаете ли в баню? Натоплена, только вас и дожидается. А о делах поговорим за обедом, к которому я вас приглашаю после помывки.
– О! Весьма любезно! – обрадовались командированные, почесываясь во всех местах.
Разговор состоялся через два часа с четвертью. Гости, румяные и довольные, переоделись в мундиры со старшими орденами. Они истребили горячее, потом угостились чаем с ромом. Перейдя в кабинет, все трое откинулись в кресла. Нарышкин обратился к статскому советнику:
– Алексей Николаевич, рад снова с вами повидаться. А кто ваш помощник?
– Коллежский асессор Азвестопуло Сергей Манолович. Прошу любить и жаловать. Когда-нибудь он меня заменит.
– Даже так? Знаменитого Лыкова?
Статский советник поморщился:
– Не так уж я и знаменит, Александр Петрович. Скажите лучше, что там с Витте? Когда же он наконец сядет на должность? Указ о его назначении вашим губернатором подписан государем двадцатого января!
Пришел черед морщиться Нарышкину:
– Да обещает появиться через две недели. Отослали ему в Качуг пароход «Работник». Жду не дождусь нового начальства – дел накопилось видимо-невидимо.
Нарышкин принадлежал к древнему знатному роду. И даже имел свойство с царствующим домом, поскольку Наталья Кирилловна Нарышкина была женой царя Алексея Михайловича. Но Александр Петрович служил вдалеке от столиц, в Сибири, и застрял в вице-губернаторах. Видимо, этим и объяснялась его желчность.
Действительный статский советник сменил тему:
– Алексей Николаевич, вы привезли с собой армию? Мне доложили, что нет.
– Нет, армию мы действительно не привезли.
– Почему? – впился в гостя взглядом хозяин. – Я же писал: моих сил недостаточно, городовые казаки не справятся с сотней отпетых головорезов, вооруженных к тому же пулеметом.
– Александр Петрович, там их не сотня, а лишь два десятка. Они опасные, вы правы, это беглые каторжники во главе с неким Кожухарем по кличке Сашка Македонец. Остальные пять десятков просто дикие старатели, которые моют золотые россыпи в притоках Колымы.
– Македонец? Россыпи? – недоверчиво переспросил Нарышкин. – Откуда у вас такие сведения?
– Они получены агентурным путем.
– То есть вы там, в Петербурге, лучше меня знаете, что здесь творится?
– В этом конкретном случае – да. Люди Македонца караулят округу и не пускают туда других старателей. Конкурентов убивают – вы сами об этом сообщали. Весной они ликвидировали одну из таких артелей, зарезали всех, кроме одного. Тот рванул с перепугу на запад и в столице рассказал свою историю моему осведомителю. Так мы узнали правду насчет прииска на Кухумане.
– Продолжайте, – хмуро бросил врид губернатора.
Лыков счел нужным смягчить тон:
– Не следует переоценивать нашу якобы осведомленность. Я не столичный хлыщ, приехавший сюда заработать орденок. Без вас и вашего содействия мы с Азвестопуло можем сразу уезжать обратно. Вы и ваши подчиненные – главная ударная сила для ликвидации банды.
– Ну-ну…
– Мы лишь поможем вам срезать болячку. Насчет армии: ее не будет. Придется справляться самим.
– Вы двое будете справляться? – съязвил Нарышкин.
– Говорю же: с вашей помощью. Как именно – примемся думать с Сергеем Маноловичем. Начнем с разведки. Поедем туда, посмотрим, за какой конец лучше ухватить негодяев. Скорее всего, сражение не понадобится. Узнав, что против них готовится экспедиция, ребята разбегутся. Не станут дожидаться карателей. Просто сожгут свои балаганы, разложат добычу по мешкам и скроются в каком-нибудь труднодоступном месте.
– А вы после этого поедете домой, – завершил речь гостя хозяин. – Где доложите, что банда ликвидирована, дело сделано. Орденок-таки заработаете. А разбойники обоснуются в соседнем распадке и весной вернутся к своим занятиям. Алексей Николаевич, ведь так?
– Почти, – невозмутимо ответил статский советник. – Ахиллесова пята банды Македонца, как и любого другого отряда, желающего оперировать в тех краях, – это снабжение. Семьдесят человек надо кормить каждый день. И поить водкой, одевать, снаряжать инструментом. Продавать добычу скупщикам. А тут каратели явились. Мы перережем пути, запретим инородцам торговать с бандитами. Все, Македонцу и его людям крышка. Придется удирать на юг, на Алдан, к соседям. Сами бандиты, пусть их даже двадцать человек, работать не будут. По колено в ледяной воде, впроголодь – на такое способны лишь неприхотливые горбачи.
Нарышкин спросил, по-прежнему недоверчиво: