– Ваше превосходительство, да как же говорить подобные вещи?! Их надо сначала проверить. Вы сами требуете только достоверных данных.
– А вы проверяли? Или опять отговоритесь большой занятостью?
Тут вдруг коллежский асессор ответил:
– Такой страшный слух я не мог оставить без внимания.
– И что?! – хором вскричали сыщики.
Березкин сел и начал было свой доклад:
– Официальный запрос посылать в Средне-Колымск я не стал. И в Верхний тоже. Потому как оно бессмысленно.
– Трифонов отделался бы пустой бумагой, – поддержал его Сергей. Но вмешался врид губернатора:
– Какой Трифонов? Заседатель из Верхне-Колымска? Но он подчиняется окружному исправнику коллежскому советнику Сабурову. А Леонтий Родионович честный служака.
Лыков пояснил:
– Прииск и шайка Македонца живут вдалеке от вашего Сабурова, во владениях казачьего пятидесятника Трифонова. А тот сговорился с бандитами, ест с их руки.
– Проклятье! Это тоже известно министру?
– Александр Петрович, давайте дослушаем Березкина. Продолжайте, Николай Михайлович.
Однако тот сначала сказал с подковыркой:
– Ваше превосходительство, а ведь я вам докладывал об этом негодяе, что его следует удалить со службы. Заменив на честного Скрыбыкина. А Трифонов по сию пору там. Вы ему чин зауряд-хорунжего подписали! И он руководит полицией. Теперь ясно, как руководит, комариная его душа!
– Николай Михалыч! – повысил голос статский советник. – Давайте уже к делу. Что удалось выяснить насчет массовых убийств старателей?
Березкин наконец заговорил о важном:
– Я вызвал к себе ссыльнопоселенца Катаева, что отбывает срок в Верхне-Колымске. И предложил разнюхать. Обещал содействие властей насчет сокращения срока наказания.
– Почему именно его? – быстро спросил Лыков.
– А он пронырливый. Торговлю завел, успешную. Дружит со всеми – и с инородцами, и с фартовыми. Глаза и уши на месте!
– Так. Давно вы дали ему такое поручение?
– В мае. С тех пор он приходил дважды. В первый раз сказал, что ищут золото в верховьях Колымы сразу в четырех местах. И все артели дикие, незаконные. Одну, в ручье Мальдяк, возглавляет некий Бритоусов, беглый с каторги. А ту, что ковыряется в Средникане, – поселенец из Оймякона некий Медвеженков.
Командированный записал фамилии и продолжил:
– А во второй раз что сказал ваш осведомитель?
– Второй раз был хлеще первого. – Березкин как-то скис. – Осведомитель мой, как ваше высокородие изволили выразиться, пришел белее мела. И попросил его от дознания освободить.
– Чем объяснил? – Лыков проявил настойчивость.
– А просто сказал, что хочет жить.
В кабинете все надолго замолчали. Потом начальник губернии подытожил:
– Дело дрянь, господа. Как же нам туда пролезть?
И обратился непосредственно к статскому советнику:
– Вы тут давеча обещали напугать банду. Чтобы она покинула мою область. Пока что они наводят страх, а не мы.
– Мы тоже наведем, будьте уверены, – бодро ответил тот. – Но с вашей помощью.
– Что требуется?
Алексей Николаевич заговорил по-деловому:
– Первое – пусть полицмейстер Якутска сведет нас со своими сыщиками. Нам с Сергеем Маноловичем понадобится явочная квартира на несколько дней, такая, чтобы о ней не знали посторонние.
– Сейчас от меня пойдете к подъесаулу Рубцову, Илья Александрович исправляет должность полицмейстера. Он по телефону получит от меня необходимые указания. Еще что?
– Коллежский асессор Березкин, как показавший себя знатоком края, пусть тоже помогает.
– Николай Михайлович, примите в обязанность!
– Слушаюсь, – советник опять вскочил. – Всем, чем смогу.
Лыков и следом Азвестопуло тоже поднялись. Алексей Николаевич завершил перечень своих просьб:
– Также нам понадобится начальник местной команды. Еще в тюрьме надо посмотреть, нет ли там подельников Сашки Македонца. Но это потом. А сейчас мы идем к полицмейстеру.
На пороге статский советник спохватился:
– Александр Петрович, а где посоветуете остановиться? Наш багаж временно свален в вашей приемной…
– Ах да! Ну, жить лучше всего в доме чиновника Кистрицкого на Полицейской улице. Там останавливаются многие приезжие и вроде не жалуются. Дом большой… Завтракать и обедать приглашаю к себе – хоть каждый день, окажите честь. А ужинать…
Нарышкин задумался:
– Тут ресторанов нет, и всего два трактира на весь город. Советую попробовать сначала кухню в буфете Общественного собрания. Она славится горячей пищей и большим выбором вин. Вся местная знать столуется там. Еще в клубе приказчиков имеется буфет, но он, говорят, хуже. А также загляните в домашнюю столовую Ледаховской – ее хвалят.
Он обратился к Березкину:
– Николай Михайлович, возьмите мой экипаж и распорядитесь перевезти вещи гостей к Кистрицкому. Пусть подготовит две комнаты поприличнее.
– Слушаюсь.
Начальник губернии завершил разговор так:
– Завтра в восемь вечера жду вас всех на совещание. Вместе с полицмейстером. Будем думать, как изгнать заразу.
Сыщики пешком отправились в городское полицейское управление, благо что в Якутске почти до любого места можно было добраться за полчаса. Одноэтажное деревянное здание с мезонином в одно окно и с пожарной каланчой во дворе располагалось возле реального училища. Училище, в отличие от полиции, выглядело внушительно: двухэтажное, кирпичное, фасонистое. Однако оно стояло пустым, с заколоченными окнами, а по фасаду шли трещины. Похоже, возвести такое большое строение на мерзлой почве у якутян не получилось…
Сыщиков встретил русоволосый, усатый и моложавый подъесаул со Станиславом второй степени на шее:
– Заходите, столичные гости. Велено губернатором сделать все возможное и невозможное. Чем могу помочь? Звать меня Рубцов Илья Александрович.
Питерцы представились, и Лыков спросил:
– У вас в штате ведь нет сыскного отделения?
– Нет и не было никогда, – ответил полицмейстер. – Вся полиция – тридцать один городовой, один пристав, три надзирателя по числу кварталов, еще пять чиновников в канцелярии. И я, грешный.
– В таких случаях обычно на роль внештатного сыщика выдвигают человека…
– Есть и у нас такой. Заведующий вторым столом не имеющий чина Гулянкин.
– Он специалист?
Подъесаул скривился:
– Специалист… по переливанию из пустого в порожнее.
– Та-ак… А где он сейчас?
– Как узнал, что вы скоро приедете, укатил в Вилюйск. Якобы допрашивать одного князца[43], обвиняемого в тайной продаже спирта инородцам.
– Якобы? А на самом деле?
Рубцов ответил вопросом на вопрос:
– Алексей Николаевич, правда, что вы занимаетесь наблюдением за личным составом сыскных отделений?
– Да, это одна из моих обязанностей. Не единственная.
– Вот Гулянкин и испугался встречаться с вами. В Вилюйском округе находится выселок для прокаженных. Инородцы нет-нет да страдают этой болезнью. Он и придумал себе срочную командировку.
– Но ведь рано или поздно ему придется вернуться, – удивился статский советник. – Тут-то мы и пообщаемся.
– Он надеется, что вы побоитесь разговора с человеком, приехавшим из такого проклятого места, – пояснил полицмейстер. – Да еще прятаться будет под предлогом карантина. Пока вы не уедете домой, на глаза вам не покажется.
– Нам нужна явочная квартира. Для секретных встреч, само собой.
– А у нас нет явочной квартиры, – огорошил сыщика полицмейстер.
– Как это нет? Где же вы встречаетесь с осведомительным аппаратом?
– Где придется. Чаще всего на постоялых дворах. Там, где хозяева дружат с полицией.
Азвестопуло вмешался в разговор:
– А кто у вас ловит уголовных, если главный сыщик пустое место?
– Да я и ловлю, – просто ответил подъесаул.
– Хорошо получается?
– По-всякому. Иногда коряво, иногда удачно.
– Илья Александрович. – Лыков устроился на стуле поудобнее. – Нельзя ли нам чаю? И заслушать ваш доклад о криминальной обстановке в городе Якутске?
– Все будет. – Рубцов набрал в легкие побольше воздуха и гаркнул: – Василий, самовар сюда!
Тут же дверь распахнулась, и расторопный служитель внес пыхтящий ведерный самовар. Он же притащил следом стаканы в оловянных подстаканниках, сахарницу, заварной чайник и три креманки с чем-то белым.
– Здешние сладости, – пояснил хозяин. – Называется кёрчэх. Взбитые сливки. Особенно вкусно с вареньем. Язык проглотишь!
Питерцы попробовали – действительно вкусно.
– Насчет криминальной обстановки, – заговорил полицмейстер после того, как опростал первый стакан чая. – Черт ее знает! Сейчас лето, все ушли на заработки. Вроде тихо. В октябре, как закроются прииски, такое начнется, что хоть в петлю лезь. Люди придут с барышом, часто с краденым золотом. Беглые, что прятались в горах, заявятся погреться и покутить. Тогда держись…
– Неужели летом тишь да гладь? – усомнился Алексей Николаевич.
– У нас все как у людей. Публика ведь какая? Потомственные варнаки. Как вы помните, уголовную ссылку в Якутию отменили аж в девятьсот первом году. До этого тут было страшновато: шесть тысяч фартовых! Область сделалась складочным местом империи для всякого сброда. Их рассовывали по улусам, и они начинали буянить. От самых опасных якуты откупались, платили им «срыв» – деньги, чтобы те уходили из селения. Размер «срыва» достигал порой ста рублей. Иногда, правда, инородцы предпочитали не платить буяну, а убить его и прикопать под кустом… После отмены общеуголовной ссылки власти начали гнать сюда несчастненьких лишь за преступления против веры и против государства. Против веры – это главным образом скопцы, духоборы и субботники. По указу Сената от двадцать пятого июня тысяча девятьсот пятого года к ним был применен манифест от одиннадцатого августа четвертого года. Наизусть выучил, вот! Староверам, выслужившим крестьянство, разрешили уезжать куда глаза глядят. И многие покинули наш холодный край. От них остались пустые деревни с крепкими, справными домами. Сектанты вообще были