И горбачи, и охрана – все жили кучно. У рабочих имелось пять балаганов, сколоченных из сухостоя. Отдельно стояли баня-прачечная и кухня. Фартовые поселились в двух рубленых избах. Штаб занимал меньшую из них, которая оседлала небольшой холм. Оттуда было видно все, что творится вокруг, а подступиться к избе незаметно представлялось маловероятным. Кустарник вокруг нее Македонец приказал вырубить. В штаб входили сам атаман и четверо его ближайших подручных – матерые убийцы. Там же находились пулемет, запас бомб и хранилище добытого золота.
Во второй избе, рядом с балаганами старателей, квартировали рядовые бандиты. Михаил насчитал их семнадцать человек – все с магазинными винтовками.
Вниз по Берелёху, в десяти верстах выше его впадения в большую реку (видимо, это была Аян-юрях, о которой говорил Березкин), бандиты выставляли сторожевой пост. Второй пост стоял на Бурхалинском перевале одноименного хребта, отделяющего долину Берелёха от соседних распадков. В каждом дозоре стояли двое караульных, которые менялись раз в неделю, по субботам. Другими путями, кроме как через перевал или вверх по реке, попасть в лагерь было нельзя. Ориентиром местности служила огромная гора Морджот высотой более трех тысяч футов.
Рудайтис-старший указал также главные места золотодобычи фартовых. Кроме самого Сусумана, они мыли рыжье в притоках Берелёха Киргиляхе и Еврашкалахе. Совсем недавно бандиты распространили свое присутствие и на ручей Мальдяк. Для этого им пришлось перебить шайку беглого каторжника Бритоусова, который хищничал на ручье с мая. Заодно конфисковали три пуда золота! Сколько всего скопилось в штабе, Михаил не знал: с недавних пор его туда не пускали. Но сообщал, что Македонец ходит козырем. Давеча он показал аманату[51] самородок весом больше десяти фунтов!
Еще Рудайтис-старший предупреждал: берегитесь в походе якутов. Возле прииска стоит одинокая юрта, жители которой – целое семейство – договорились с Кожухарем. По его просьбе они регулярно объезжают соседей и спрашивают их насчет приезжих. Ведут, таким образом, дальнюю разведку на подступах к золотой долине.
Дочитав письмо до конца, Лыков спросил:
– Почему Сусуман? Правильно Кухуман, по-тунгусски «ветреное место».
– Да леший его знает, – ответил Петр. – Старатели Македонского прииска называют его так: Сусуман. Нам-то какая разница?
Участники карательной экспедиции договорились, где и как они встретятся в горах. Петр должен был выехать через три дня, вдвоем с Тихоновым. Сыщики выдвигались на неделю позже. Встречу они назначили в устье Берелёха, не доезжая до караула «македонцев». За эти дни сыщикам предстояло найти проводника, хотя бы до Оймякона. А еще – купить лошадей и снаряжение, запастись провиантом и сбить со следа возможную слежку. Последнюю мысль Лыков объяснил своему сообщнику, а правильнее сказать подельнику, подробно:
– Петр Автономович! Я не опасаюсь агентов Кожухаря – присутствие их в Якутске маловероятно. Главарь сидит в своем атаманском дворце, взвешивает добычу и считает, сколько еще дней осталось до закрытия старательского сезона. Когда можно будет расстрелять и этих несчастных в пяти балаганах… Больше хочется сбить со следа власти. Я сказал губернатору, что мы отправимся к Кухуману длинным северным путем, через Верхоянск и Средне-Колымск. Узнаем-де, сколько там негодяев и как лучше взять их за пищик. После чего вернемся в Якутск и придумаем способ выжить банду. Перекроем снабжение, остановим караваны, которые посылают к ним торговцы. Оставшись на голодном пайке, Сашка сам уйдет оттуда в сытные края…
– Но перед этим он кончит всех рабочих! – возмутился Рыбушкин.
– Губернатор по моему совету пришлет ему ультиматум. В нем будет сказано: забирай, что взял, и мотай из пределов Якутской области. Мы тебя отпускаем, преследовать не будем. Только пощади старателей. Если поступишь с ними, как в те разы, не будет тебе покоя ни в Якутии, ни в Иркутске, нигде!
Петр фыркнул:
– Так Македонец и испугается той бумажки! Ему казнить горбачей как сороковку выпить. Плохой план.
– Предложи лучше, – осадил его Алексей Николаевич. – Губернатор и полицмейстер должны думать, что мы с Азвестопуло лишь разведчики. Если они узнают, что мы хотим уничтожить банду и захватить золото, то увяжутся с нами. Полицмейстер точно захочет, он лихой! Кроме того, в долгах как в шелках. Рубцов давеча жаловался мне, что должен артельным суммам городового казачьего полка больше тысячи рублей. Для погашения у него ежемесячно вычитают из жалованья сто одиннадцать рублей с копейками. Конечно, Илья Александрович захочет поправить свои дела! И как показать ему тебя, беглого из Новозыбковского централа?
– А кто передаст ультиматум? – не унимался подельник.
– Какой-нибудь якут.
– Алексей Николаич, а вам не жалко того якута? Ему же на прииске голову отрежут.
– Это вряд ли, Петр Автономович. Якут вручит бумагу караульщикам на ручье и сразу уедет. Обрати внимание: Сашка Македонец убивает только русских, что проникают в его владения. Инородцев он не трогает. Поэтому они и не выдают его властям, а извлекают выгоду.
Спор сыщика с уголовным прервался самым неожиданным образом. Алексей Николаевич увидел в проеме двери, как в общей половине усаживался за стол новый посетитель. И узнал в нем… Достань Воробушка! Оказывается, тот не сбежал в Табагинское селение, а спокойно пребывал в областном городе. Вот так номер…
– Что случилось? – спросил Кудрявый, заметив, как его собеседник встревожился.
– Да там знакомый сел, водку требует…
– Кто таков?
– Игнат Шпилев по прозвищу Достань Воробушка. Я тебе о нем только что рассказывал.
Подельник осторожно повернулся:
– Опаньки… И что делать будете?
– Петр, ты бы не мог сходить в полицейское управление за подмогой?
У Рыбушкин надулись жилы на шее:
– Осведа из меня хотите сделать? Такого уговора не было. Он фартовый, и я фартовый. Почему должен товарища выдавать?
Статский советник смутился:
– Извини, привычка. Тогда уходи, только спокойно, не спугни его. И не вздумай предупредить!
Рыбушкин демонстративно бросил на стол серебряный рубль и удалился. А сыщик остался один на один с опаснейшим бандитом. Тот его не замечал, увлеченный разговором с половым. Но рано или поздно он обернется и может узнать того незнакомца, который вчера за ним гонялся…
Лыков расплатился и вышел на улицу. Где спрятаться? Рядом был книжный магазин Игумнова, единственный на весь город. Хорошее место!
Алексей Николаевич проторчал там больше часа. Перелистал все книги и журналы, а сам посматривал в окно. Наконец беглый показался из дверей. Осмотрелся по сторонам и не спеша двинул по улице. Выждав паузу, питерец отправился следом.
Слежка на пустых улицах – дело безнадежное. Лыкову пришлось взять дистанцию в сто саженей. Трижды он терял след и трижды находил. Вскоре питерец понял, что объект держит курс в Заталоозерную часть. Там хвост виден уже за версту.
Каким-то чудом сыщику удалось остаться незамеченным. Он довел филируемого до безымянной улицы на окраине слободы и даже разглядел, в какой дом тот зашел. Что же делать дальше? Идти одному на штурм? А вдруг их там целая шайка? С другой стороны, если застрять на углу, скоро его самого обнаружат местные жители. И захотят накостылять по шее…
Обдумав положение, Алексей Николаевич вынул полтинник и подозвал к себе проходящего мимо парнишку лет пятнадцати, прыщавого и неумытого:
– Эй, малец! Хочешь заработать?
– А что сделать надо?
– Сбегай к полицейской будке, позови городового. Адрес назовешь. Уговор?
Парень схватил монету и сунул ее за щеку. Потом переспросил, шепелявя:
– До будки?
– Да. Одна нога здесь, другая там. Приведешь фараона, получишь еще столько же.
– Ага!
Прыщавый пулей умчался в сторону города. Однако Лыков заподозрил, что дело нечисто. Уж больно легко абориген согласился помогать сыщику. И это в местности, где все жители родом из блатных… На всякий случай питерец сменил позицию так, чтобы видеть задворки наблюдаемого им дома. Не прошло и минуты, как он обнаружил своего курьера входящим через заднюю калитку. Вместо того чтобы чесать к постовому, тот решил предупредить незнакомого ему фартового человека. Вот каторжное семя!
Не теряя ни секунды, статский советник перебежал вдоль забора на другой угол дома, пригибаясь под окнами. И вовремя. Из ворот вышли сразу четверо и ринулись к прежней позиции сыщика. Он бесшумно зашел им за спины и сказал вполголоса:
– Озорники! Я тут.
Шпилев резко развернулся и заревел:
– Опять ты?! Ну, паскуда, держись!
И кинулся на Лыкова с кулаками. Однако тот уже надел на пальцы бронзовый кастет – давнишний подарок Благово. Сильный удар по корпусу, и бандит рухнул, как скошенный сноп. Даже шуба-барнаулка не спасла… Трое других атаковали полицейского, но тот раскидал их по сторонам, будто котят. Вскоре вся шайка лежала на земле – одни не пытались встать, а другие не могли…
Сбежались обыватели и с любопытством наблюдали. Алексей Николаевич напрягся: вдруг они сейчас придут на помощь поверженным? Но никому не пришло такое в голову, люди просто глазели и отпускали комментарии:
– Эко диво, один да четверых! С виду не богатырь, а вишь што творит…
– Православные, сбегайте кто-нибудь за полицией, – попросил сыщик. Но желающих не находилось. Наконец в толпе появился заспанный казак в драном кафтане с оловянными буквами «ЯКП»[52] и лычкой приказного[53] на погонах.
– Служивый, ко мне!
Тот нехотя подошел:
– Чево надо?
– Приведи полицию, живо.
– А ты кто такой, чтобы мне команды давать?
Командированный взял его за плечи и повернул к Шпилеву:
– Видишь? Это он вчера на Николо-Преображенской застрелил твоего товарища, Аммоса Лукина.