– Во-первых, Булат Телимжанович, спасибо за предупреждение. То, что вы сейчас сообщили, очень важно. Я не подозревал о такой глупой утечке закрытых служебных сведений.
– Пожалуйста. А во‑вторых?
– Во-вторых, вы начали говорить о проводнике. У вас есть человек на примете?
– Есть, – подтвердил Мукушев. – Он не ссыльный, как я, а свободный. Зовут Иван Волкобой. Родом из Владивостока, здесь промышляет золотодобычей.
– Ага! – невольно вырвалось у питерца. Казах покосился на него с иронией и продолжил:
– Да, золотодобычей. Начинал в Забайкалье, потом на Алдане, а последние два года обретается здесь. Иван один из немногих русских, кто ходил в Верхне-Колымск через Оймякон летом, вьючными торговыми тропами. Как, интересно?
– Очень. Продолжайте, Булат Телимжанович.
– Волкобой вообще редкий тип в здешних местах. Не преступник, не мошенник. Да и к золоту равнодушен, что совсем нехарактерно для старателей. Что-то его сюда привело, какая-то есть у него тайна… Однако в горах, где все возможно, такой человек пригодится. Особенно если вы хотите спасти людей.
– А ваш таинственный старатель согласится стать нашим проводником? – усомнился Лыков. – Ведь три-четыре месяца продлится экспедиция. И потом, спасать людей – опасное занятие. Мне деваться некуда, служба такая. А ему зачем голову подставлять?
Мукушев задумался:
– Не знаю. Мне кажется, Иван особенный, штучный. Редко такие попадаются, поверьте. Особенно здесь, где пришлый народ чаще всего дрянь: или ссыльные, или казнокрады-чиновники. Насчет того, согласится ли он. Волкобою зачем-то нужно попасть в верховья Колымы. Одному туда не дойти, ему элементарно нужны хорошие попутчики. Лета осталось всего ничего, он нервничает. Думаю, согласится.
Лыков решился:
– Хорошо. Устройте мне с ним завтра встречу. Погляжу на вашего штучного человека. Нам тоже нужны попутчики! Но только до Оймякона. Дальше Волкобой станет мешать. Секретная командировка все-таки…
– У вас открытый лист, подписанный самим Горемыкиным, – напомнил казах.
– Вам и это известно? Черт возьми! Писаря хуже базарных торговок – все наши тайны разболтали. Ну, до завтра? В тех же обеденных комнатах, в час пополудни.
– Договорились.
– Булат Телимжанович, у вас точно нет ко мне личных просьб? – с нажимом уточнил статский советник. – С Горемыкиным я не на короткой ноге, но Нарышкина, к примеру, могу о чем-нибудь попросить. О том, что в его власти.
Мукушев усмехнулся уголками губ:
– Разве что изменить отношение к инородцам. Их склоняют на все лады, но в Якутии инородцы скорее вы, русские!
– А ведь так и есть, – миролюбиво согласился питерец. Ссыльный продолжил:
– Среди якутов тоже начинается движение, сходное с нашим. Я назвал бы его самоосознанием. Появилась своя интеллигенция, и даже своя литература. Никифоров-Кюлюмнюр создал «Союз якутов» – и угодил за это в тюрьму. Писатель Кулаковский сочинил поэму «Сон шамана» на якутском языке. Гавриил Ксенофонтов служит адвокатом. Георгий Слепцов – подполковник военно-медицинской службы. Прокопий Сокольников тоже врач, только статский, лично был знаком со Львом Толстым. А у купца Никифорова-Манньыаттааха сын учится в Московском университете, на философском факультете!
– То есть вам тут не скучно, есть с кем поговорить. Но как насчет Нарышкина? Есть к нему просьбы?
Но Мукушев лишь отмахнулся:
– С ним уже поговорили, без вас. Тут окружным врачом служит первый казах-эскулап Мухамеджан Карабаев. Кстати, в чине статского советника, как вы. Он похлопотал, скоро я уеду отсюда домой.
Собеседники разошлись, и Лыков сразу же отправился в областное правление. Зашел в отделение к Березкину и обнаружил там своего помощника. Тот, высунув от усердия язык, перерисовывал какую-то карту.
– Николай Михайлович, а кто такой Мукушев?
– Киргиз-кайсак из ссыльных, – ответил советник.
– Что он за человек?
Березкин отложил бумаги и пристально взглянул на сыщика:
– Вам это для чего знать?
– Он набивается в помощники, предлагает найти проводника.
– Булат Телимжанович дает уроки моему сыну, готовит его к поступлению в юнкерское училище. Для инородца очень образованный человек, такие здесь редкость.
– Ага. Еще что?
– Не знаю, за какие грехи его сослали в нашу дыру, но он честный.
Азвестопуло поднял голову:
– Вот за это и сослали!
Березкин пожал плечами:
– У нас запросто!
Подумал и продолжил:
– Мукушев коммерчески хорошо подготовлен, все-таки получил соответствующее образование. Богатые купцы рвут его на части, зовут управляющим. Но мне кажется, что Булату Телимжановичу больше по душе учительство, преподавание. А кому тут преподавать? Лоботрясам навроде моего Петьки? Вот освободится, вернется к себе в Туркестан, там жизнь более устроенная. В газетах писали, что в генерал-губернаторстве хотят учредить университет, в котором учились бы и туземцы. Как раз по нему дело!
Алексей Николаевич продолжил расспросы:
– А кто такой Иван Волкобой?
Николай Михайлович лишь развел руками:
– Не знаю. Слышал, даже разок видел, но справки дать не могу. Говорят, он старатель, законный, ищет хорошие участки. В прошлом году нашел месторождение слюды около Сеймчана. Но что толку в таких открытиях, если полезные ископаемые нельзя вывезти?
– А золото он не находил?
– Далось вам это золото… У него спросите.
Лыков забрал помощника, отвел его на квартиру и там рассказал о новом знакомстве. Сергей заволновался:
– Это что, весь город знает про нашу экспедицию?
– Да, теперь она – секрет Полишинеля.
– Алексей Николаич, но ведь у Македонца может быть тут своя агентура!
– Может. Шишок говорил, что зимой, когда прииск закрыт, некоторые из его шайки пробираются в Якутск и живут здесь до весны. Значит, у них есть знакомые, подельники, любовницы – кто угодно.
– И как мы в горы пойдем в таком случае?
– Как и собирались – тайно. Всем говорим про Колымский тракт, а сами держим курс на Оймякон. Пусть Волкобой нас туда приведет, а дальше расстанемся. Не брать же партикулярного человека штурмовать Берелёх.
Грек никак не мог успокоиться:
– Золотоискатель! На кой черт он нам сдался? Еще потребует доли из нашей добычи…
– Не жадничай, – одернул помощника шеф. – До той добычи надо еще добраться. А Волкобой бывал там, знает дорогу и местные обстоятельства. Без него мы даже вещи уложить не сумеем, что-нибудь важное забудем. Ты способен купить лошадь такую, чтобы не подвела в горах? Нет. И я нет.
– Березкин опытный, он подскажет. Как-никак свой брат государственный служащий. Из казаков, и тоже бывал в тех местах и все о них знает.
– Давай завтра посмотрим на парня и решим, – предложил статский советник. – Казах Мукушев… черт, никак не привыкну к этому слову… киргиз-кайсак Мукушев говорит, что Волкобоя держит здесь какая-то тайна. Боюсь, что все намного проще: он ищет золото и прослышал, что в Берелёхе оно есть. Поэтому хочет увязаться с нами именно с целью убедиться в этом. И мы приведем на прииск чужого человека? Рыбушкин нам не простит. Зачем ему конкуренты? А Волкобой может вообще переделать все в свою пользу. Мы уедем, он вызнает как-нибудь, что Петр беглый в розыске, заложит его полиции. И унаследует золотоносный район.
– Так и будет, – сразу согласился с шефом Сергей. – Нет, дальше Оймякона его пускать нельзя. Понадобится – припугнем. У вас такая бумага! Любой улусный голова должен взять под козырек.
На том они остановились. Однако Алексей Николаевич не поленился сходить к полицмейстеру и задать ему те же вопросы. Рубцов порылся в столе и вынул пачку листов:
– За Мукушевым установлен гласный полицейский надзор, поэтому я в курсе его дел. Он ведет обширную переписку с родными, с товарищами по движению. Которые называют себя казахами… Знаете, какая у него среди них кличка? Акыл, переводится как «умный». У киргиз-кайсаков принято вести свою родословную до седьмого колена. Даже слово есть такое: Жети-Ата, то есть Семь Дедов. Иначе еще называется «шежире» – генеалогическая родословная. Прямо как у наших столбовых дворян! А у них любой скотовод назовет вам двадцать пять своих предков. Так вот, Мукушев относится к роду аргынов, а внутри них его племя – карауыл.
– Илья Александрович, спасибо за такую содержательную справку, но мне больше хотелось знать не из какого он племени, а какой он человек.
– Человек как человек. Действительно, голова на плечах хорошая. Уроки дает всей местной чиновничьей знати. Ведет бухгалтерию у купца Силина. Банк Эверстова привлекает Мукушева для консультаций. Ни в чем предосудительном не замечен, противоправительственной деятельности не ведет.
– Понятно. А Иван Волкобой – это имя о чем-нибудь говорит?
– Да. Он приехал с Алдана два года назад. В старательский сезон лазит по горам, что-то ищет… Кстати, не взять ли вам его в проводники? Волкобой – один из немногих русских, который знает маршруты.
– Я как раз над этим думаю, для чего и навожу справки, – ответил Лыков. – Были у вас на него какие-то сигналы?
– Вы имеете в виду незаконное старательство? – сощурился полицмейстер.
– Не только. Связи с уголовными ссыльными, мутные сделки… На худой конец, скука хищнического золота.
Подъесаул опять полез в стол, долго там рылся, потом со вздохом закрыл ящик:
– Куда я сунул?
– Что? – насторожился питерец.
– Был донос на него, анонимный. Написано неграмотно, с ошибками…
– Что, что написано?
– Насчет его прежней жизни. Доносчик сообщал, что Волкобой вырос во Владивостоке и там якобы занимался барыжничеством. Сидел в арестном доме за торговлю вещами сомнительной принадлежности.
– Вы дали ход сигналу?
Рубцов даже обиделся:
– А как же! Я обязан знать, что творится во вверенном мне городе. Послал запрос владивостокскому полицмейстеру. И получил странный ответ.
Алексей Николаевич ухватился за стул:
– Очень странный?