ухари. Пришлось делать длинную стоянку, чтобы высушить груз.
Еще через день на пути отряда появились рощи высоких корабельных лиственниц. Иван пояснил:
– Это урочище Ыстанных. Много лет назад здесь действительно строили суда для плавания по Колыме. Казаки плотничали, чтобы сплавлять грузы в Средне-Колымск.
– А почему теперь не делают?
– Суда часто разбивало о камни на порогах, и казакам мытарства надоели. Организовали другой путь, посуху через Верхоянск.
Еще через десять верст в Аян впала новая серьезная река – Ложкалах. Волкобой ехал впереди размеренной хлынью[83], насупленный, унылый. С каждой верстой он делался все мрачнее. Под вечер караван подошел к очередному кряжу, спускающемуся в реку. Проводник слез, оглянулся на попутчиков:
– Там за горой – Берелёх. Приехали.
Глава 9Перед схваткой
Лыков осмотрелся вокруг, спрыгнул с седла и подошел к проводнику:
– Нам пора объясниться.
– Что-что? – подскочил сбоку Азвестопуло. – О чем объясняться будем?
– Иван Флегонтович нас обманывает. Он не пойдет отсюда дальше по реке, а хочет присоединиться к нам.
– Но зачем?
– Давай спросим у него.
– Иван, это правда? – в упор спросил Сергей у товарища.
Тот, не отвечая, обратился к статскому советнику:
– Как вы догадались?
– Золотом не интересуешься, бандитов ненавидишь. Хочешь отомстить за мать с отцом?
Волкобой отшатнулся, но быстро взял себя в руки:
– А вы и впрямь сыщик… Да, хочу. Вы ведь ловите Сашку Македонца?
– Его.
– Он зарезал моих родителей во Владивостоке семь лет назад. Лично убивал.
– Откуда это стало тебе известно? – нахмурился Алексей Николаевич. – Показаний на атамана, как правило, не дают.
– Я шел за ними по пятам по всему Приморью, хотел перебить. Всех до единого сукиных детей! Семеро оставалось после разгрома их кутаисцами. И в Никольске-Уссурийском мне удалось получить важные сведения. Варнаки оставили там своего раненого, тот уже был не жилец, доходил. Кличка Порченый, такой же негодяй, как они все.
Волкобой сбился, отвернулся, посмотрел на горы. По щеке проползла одинокая слеза.
– Порченый мне и рассказал, как дело было. Не для протокола, а… совестно ему стало перед смертью, что ли? Просил меня прикончить, чтобы не мучился. Я не стал… не смог. В драке легко бы казнил, а так, умирающего…
– Что именно сообщил тебе Порченый?
– То и сообщил. Родители отдали им все деньги и ценности, сразу, не дожидаясь пыток. Просили не убивать. И банда готова была помиловать. А Сашка рассмеялся и сказал: «Тряпки! Кто же свидетелей оставляет? Да и зачем им жить?» Взял нож и зарезал…
Трое молчали довольно долго, потом Лыков принялся уговаривать проводника:
– Не могу я тебя взять! Это ведь полицейская операция, туда гражданских не берут.
– А кто узнает? Кругом тайга. Как вы скажете, так и будет.
– А если тебя застрелят в схватке? Как я это объясню?
– Некому объяснять, я один в целом мире, ни одна живая душа меня не хватится.
Иван обратился к греку:
– Если ты боишься, что я потребую долю из конфискованного, то не опасайся. Плевал я на рыжье.
– Я уж догадался, еще на том ручье, – ответил Сергей. – И понимаю твое желание. У меня тоже родителей один нелюдь погубил. Кувалдой головы расплющил[84]. Кто-кто, а я тебя хорошо понимаю…
– Так в чем же дело? – схватил его за руку проводник. – Вас всего двое. А их до черта. Вам что, помощники не нужны? Сами погибнете и горбачей под монастырь подведете…
– Нас без тебя трое, пожалуй даже четверо, – признался статский советник. – Да, задал ты задачку… Сергей, что скажешь?
Азвестопуло аж вскинулся:
– Ясно же что! Надо брать. А начальство в питерских кабинетах не узнает. Им на нас плевать, а нам – на них. Иван правильный, мы же убедились.
Волкобой спросил с надеждой:
– Вы эту гадину брать живьем не собираетесь?
– Нет, конечно, – ответил Лыков. – Как мы его поведем в Якутск? Да он по пути сбежит.
– Вот и отдайте его мне! Потом идите своей дорогой, а я пойду своей…
– А какая у тебя будет дорога? – заинтересовался Алексей Николаевич. – Поступай в полицию, будешь воевать с нечистью на законных основаниях.
– Подумаю, – хмуро бросил проводник. – Ну? Мы опять вместе?
Лыков сказал:
– Ставим табор и готовим обед. Нам нужно многое тебе рассказать… если мы вместе. Только теперь все по-другому. Шутки кончились.
– То есть? – не поняли Сергей с Иваном.
– Мы пришли к нужному месту. Где-то неподалеку бандитский пикет. Вдруг они наблюдают устье Берелёха? И видят сейчас, как мы тут спор затеяли?
Молодежь переглянулась, и Азвестопуло высказал сомнение:
– Однако… устье-то зачем? Потом, оно за высоким кряжем, нас оттуда не видно. До Кухумана чуть ли не сорок верст. Пикет должен быть ближе к прииску.
– Я говорю: а вдруг? Табор помещаем в лес, костер разводим в темноте, когда дыма не видно. Выставляем на ночь часового. А утром я один пройдусь верст на десять вперед, погляжу, что там делается. И сначала по высокому берегу, где нет тропы.
– Один? – ужаснулся Волкобой. – Зачем один? Пойдем вместе!
– Так, как он, ты пройти не сможешь, – пояснил коллежский асессор. – Алексей Николаевич двинет бесшумно. Пешком – правильно я понимаю?
– Правильно, – подтвердил статский советник.
Экспедиция – теперь ее с полным основанием можно было назвать карательной – укрылась в зарослях чозении[85]. Дождались темноты, разогрели бобы с бараниной, подкрепились, и сыщики рассказали своему новому помощнику всю историю с прииском с самого начала. Тот был сильно озадачен:
– Двадцать три винтовки? И вы поперли туда втроем?
– Есть внутри Михаил Рудайтис, ты получаешься уже пятый.
– Все равно безумный план!
– Сам хотел в одиночку перебить семерых «македонцев», – напомнил мстителю Алексей Николаевич. – А теперь нас костеришь.
– Дурак был, вот и хотел.
– А сейчас умный сделался? Лезешь с нами в такие горы, где жизнь человека не стоит полушки.
Волкобой не нашелся что сказать. А статский советник был доволен. Действительно, подкрепление им необходимо. И такой надежный союзник весьма кстати. Спасибо надо сказать Булату Мукушеву, не то казаху, не то киргиз-кайсаку, за рекомендацию.
Утром, когда в долине из-за тумана ничего нельзя было разглядеть, Лыков выступил из лагеря. Он забрался на гребень и долго смотрел на тот берег. Перед ним расстилалась кочковатая равнина, как и описывал Рудайтис. Она пролегла с запада на восток примерно на двенадцать верст. Долину замыкали высокие сопки. Над ними господствовала вытянутая гора с несколькими вершинами, покрытыми снегом, – это был Морджот. Вдоль левого берега Берелёха тянулась натоптанная тропа. В самом устье никого не было. Чернели кострища, на вид довольно старые. Ни шалаша, ни землянки. Пусто! Однако вдруг бандиты поставили вблизи засаду и замаскировали ее? Больше часа сыщик наблюдал за тропой в бинокль и никого не увидел. Наконец он решился двинуться дальше по тому же гребню. Пройдя примерно версту, командированный понял, что не разучился ходить по-пластунски. Это хорошо!
Сыщик ступал бесшумно, обходя сухие ветки. Он часто останавливался, вслушивался и вглядывался, нюхал воздух – не пахнет ли дымом костра? Дважды мимо него промаршировали рябчики: впереди мамаша, позади шесть или семь недорослей. Разведчик вел себя так тихо, что они его не заметили. Шмыгнула в заросли горная коза – эта увидела.
Алексей Николаевич шел по гребню, огибая небольшие останцы. И внимательно разглядывал противоположный берег. Тайга издавала обычные звуки: скрипели стволы лиственниц, тренькали птицы, внизу шумел Берелёх. Сверху доносилось «хи-ий-и-и-и-и…», немного напоминающее ржание лошади, – это парил черный коршун. Так продолжалось долго: пять часов сыщик шел в одну сторону. И разведал таким образом путь примерно в десять верст. Он не встретил никого, и кордон бандитов ему тоже не попался. Казалось, можно было форсировать реку и продвигать свой отряд по тропе вверх к Кухуману. Вдруг Лыков увидел такое, что сразу замер.
На берегу у самой воды стояла двухоборотная будара. Издали она казалась целой и невредимой. А еще выше по тому же левому берегу реки на тропе что-то белело. Сыщик припал к окулярам и понял, что это череп горного барана. Инородцы не забирают их рога и бросают черепа в тайге. Но почему кости валяются на тропе? Похоже на замануху для непрошеных гостей. Они остановятся разглядеть красивые рога, а может быть, захотят взять редкий трофей. И сделаются для засады легкой мишенью. Если догадка сыщика верна, значит, в кустах напротив засели стрелки.
Лыков быстрым шагом отправился обратно к Аян-юрях. По пути ему встретился молодой медведь. С винтовкой в руках питерец его не убоялся, но стрелять было нельзя, и бывший пластун послал косолапого по матери… Мишка его понял и мигом умчался в лес.
Алексей Николаевич шел легко и бесшумно. Он вдруг почувствовал себя словно бы двужильным, таким, каким был в молодости. Ощущение близкой опасности заставило организм мобилизоваться. Приятно, черт возьми… Даже здорово! Надо, видимо, время от времени лезть черту в крякуху[86], чтобы оттянуть старость… Кабинет никуда не уйдет. Присвоят ему рано или поздно белые брюки[87], тогда можно будет и покемарить. Мемуары, что ли, начать сочинять? Ведь не поверят…
В одном месте поперек гребня прошел человек. Скорее всего, бродячий тунгус, судя по пеплу от трубки, оставшемуся на привале. И пробирался он тут три дня назад, не меньше… Насторожил петли на ушканов[88] – значит, скоро придет их проверять. Так-так…