Алексей Николаевич сбежал с обрыва вниз, к Аяну. Теперь следовало перейти Берелёх. Насколько он глубок в устье? Питерец подобрал подходящую палку из упавшего сухостоя и вошел в воду, меряя дно. По счастью, течение было не сильное, а в самом глубоком месте река доходила сыщику до плеч. Он поднял над головой винчестер с патронташем и, осторожно ступая, перебрался на тот берег. Отряхнулся, как пес, и двинул вверх по реке.
Разведка помогла ему сэкономить время на этот переход: он шагал по тропе не скрываясь. За версту до будары сыщик сошел с нее и далее пробирался лесом, внимательно вглядываясь вперед. Откуда там промывальная машина? И почему при ней нет старателей?
Ответ на второй вопрос Лыков нашел, когда добрался до места. В кустах напротив он обнаружил четыре тела. Судя по одежде, это были горбачи. Их убили и бросили друг на друга. У верхнего была отгрызена рука и содрана с головы кожа вместе с волосами так, что обнажился череп. Видимо, лакомился медведь. Если это так, он придет сюда еще раз; хорошо бы с ним разойтись.
Алексей Николаевич задумался. Открытие, сделанное им, многое объясняло. Мужики мыли рыжье, думая, что вокруг никого нет. Но люди Македонца узнали об этом, пришли и всех убили. А будару бросили за ненадобностью. Вот только рога на тропе! Уж больно похоже на засаду. Если их ждут отсюда, значит, в кустах прячутся фартовые ребята. Перебить бы их, но как узнать, когда сменят караул? Захватить одного живым и допросить? Но он может соврать. М-да…
Прячась в леске, командированный внимательно вслушивался в звуки и смотрел во все глаза. Момент был опасный – неподалеку, по-видимому, враги. Вдруг он заметил то, чего прежде не замечал. К промывальной машине с боков были прислонены лотки, но не круглые, как у Волкобоя, а ромбовидной формы. Убийцы почему-то не прихватили их с собой. Свои девать некуда? Если каждую осень кончать по полсотни горбачей, то накопишь большой запас…
В этот момент птицы неожиданно изменили тональность перекличек. Она стала тревожной – верный признак, что кто-то идет по тропе. Медведь или человек? Алексей Николаевич отошел подальше от опушки и спрятался за куст.
Вскоре он услышал храп коня, а затем на берег выехал всадник. Рожа у него была – не приведи господь… За спиной винтовка, на поясе нож в большом чехле. Бандит из команды Кожухаря!
Незнакомец слез и первым делом собрал все четыре лотка, после чего запихал их в седельные сумы. Понадобились-таки… Затем он вынул гвоздодер и принялся отдирать грохот от будары. В тайге всякое железо редкость, а уж такое, что годится для промывки, тем более. Видимо, «македонцы» спохватились и послали своего человека забрать ценные предметы.
За четверть часа фартовый отодрал грохот, пристроил его поперек седла и уехал вверх по тропе. Когда он поравнялся с бараньими рогами, то остановился и что-то сказал, глядя в сторону кустов. Так и есть – там засада!
Дав всаднику удалиться, Лыков бесшумно покрался вперед. Он заложил дугу и через полчаса оказался в тылу у поджидавших его убийц. Те сидели за кустом дикого шиповника и резались в карты. Увлеклись игрой ребята сильно: шлепали святцами[89] с размаху, матерились и на тропу даже не смотрели. «Тоже мне, караул!» – подумал питерец, вынимая финку.
Но он не спешил нападать, а внимательно вслушивался в разговор бандитов. Вдруг скажут что-нибудь насчет смены? Все четверо были на вид матерыми фартовиками: лохматые, краснорожие и обвешаны оружием с головы до ног. Вот только к винтовке хорошо бы еще иметь ум…
Целый час просидел сыщик в десяти шагах за спиной у бандитов. И в конце концов услышал, что хотел. Низкорослый брюнет в папахе, проиграв кон, выругался. После чего встал и потянулся, широко растопырив руки:
– Все, хватит покуда. Не фартит мне нонче.
На него цыкнул самый старый, в чекмене, перепоясанном охотничьим патронташем:
– Сядь на землю, Вовка! Вдруг Лыков за нами сейчас в биноклю смотрит?
– Откуда, с облака, што ли? Брось шелыганить. Нету тут никакого Лыкова и не будет. Кто досюдова дойдет? Проще в Африку попасть.
– Александр Созонтович велел ждать, и будем ждать.
– Тьфу!
Вовка отошел в кусты и справил малую нужду совсем близко от сыщика. Потом вернулся в компанию и спросил:
– Какой у нас день?
– Пятница, – подсказал ражий детина с надорванным ухом.
– Значит, завтра сменят, – продолжил жиган. – Надоело тут – спасу нет. Там баню натопят – хорошо…
И обратился к старшему:
– Облезлый, давай водку допьем! Мало-мало, но осталась. Чего ее беречь? Завтра новую дадут.
Тот покачал седой головой:
– Вечером прикончим, пока рано. И сядь, черт веревочный, не маячь!
Лыков узнал что хотел и теперь мог нападать. Но противников было четверо – многовато для одного, даже умелого, бойца. Он отполз назад, отложил винтовку, приготовил нож и стал ждать. Через непродолжительное время парень с рваным ухом (по приметам, это был беглый каторжник Акепсим Баранов) тоже направился в кусты. Его сыщик убил первым, резанув по горлу и стиснув рот другой рукой.
Трое оставшихся бандитов по-прежнему не замечали бывшего пластуна и вели беззаботный разговор. Самый молодой, с омерзительным лицом, заговорил о золоте:
– Косоглазый фикс купил, соргу[90] атаману заплатил, а тот нам долю не выделил. Тянет, тянет… Неправильно это!
Облезлый и здесь взял начальственный тон:
– До октября осталось всего ничего, мы свое получим. Ты поменьше гундось насчет сорги, Александр Созонтович этого не любит.
И оглянулся назад:
– Что-то рваное ухо долго не идет…
Договорить он не успел – Лыков напал.
В одну секунду он полоснул Вовку финкой по шее и, переведя режущий удар в колющий, всадил ее под четвертое ребро молодому бандиту. Мгновенно выдернул клинок и занес его над опешившим главарем. Тот застыл, сидя на траве, не понимая, что происходит. Когда осознал, попытался подтянуть к себе лежавшую сбоку винтовку. Сыщик покачал головой:
– Облезлый! Ты не успеешь.
– Чё? А?
– Руки заведи за спину. Живо, дрянь!
Фартовый нехотя убрал руки, но при этом посмотрел на сыщика снизу вверх безо всякого страха. Он уже пришел в себя.
– Узнал меня?
– Узнал, фараоново семя. Ловко ты нас нахлобучил.
– Поговорим перед смертью?
– Отчего не поговорить? – Облезлый уселся поудобнее, словно не его собирались убивать. – Спрашивай, пес.
– Сколько вас там?
– Много, на тебя и твоих приятелей хватит.
– А точнее?
– Семьдесят человек. И все решительные!
Алексей Николаевич отдавал должное хладнокровию бандита: тот держался молодцом.
– Семьдесят? Ого. И пулемет у вас имеется?
– И пулемет, и бомбы. Приходи, наши тебя встретят.
– А ведь приду, Облезлый. Ты, правда, этого не увидишь… Скажи, а когда вас сменят?
– Через три дня, – опять соврал начальник засады.
– Да? А Вовка сказал, что завтра.
У Облезлого дернулась щека.
– Плохо на тот свет уходишь, гадина, – зло продолжил сыщик, заводя сам себя. – Правды говорить не хочешь… Ладно, скажи хотя бы, кто эти двое? Рваное ухо я узнал: Акепсим Баранов, убийца девятилетнего ребенка в Сарапуле. Собаке собачья смерть. А другие?
– Не помню, ваше благородие, – с издевкой ответил бандит. – Ты, Лыков, не тяни. С нами всегда был лютый зверь… Сам себе и судья, и прокурор? Выше Бога себя ставишь? Режь уже…
– Ну, тогда мне от тебя никакого проку нет. Прощевай.
Добив последнего «македонца», сыщик некоторое время сидел, унимая дрожь в руках. На душе у него было погано. Лишить жизни четверых… Ведь когда-то они назывались людьми, ходили в церковь, строили планы, пробовали ремесло… Однако вышли в бандиты. И теперь поджидали Лыкова и его друзей, чтобы перестрелять их из засады.
Если бы кто видел сейчас статского советника со стороны… К нему страшно было подойти, и даже смотреть – невыносимо. Четыре человека лежали на земле, и кровь их еще дымилась, остывая. Простит ли Всевышний рабу своему и эту казнь?
Но распускать нюни было некогда. Завтра караулу придет смена. Надо привести своих сюда и встретить гостей как полагается. Если все получится, у Сашки будет минус восемь штыков. Он совершил ошибку. Опасаясь питерцев, атаман рассредоточил свои силы. Тут сидели четверо. Скорее всего, на Бурхалинском перевале тоже четверо. Значит, если перебить смену, на самом прииске останется всего одиннадцать штыков! Хорошая арифметика. И еще на их стороне будет внезапность.
Не теряя времени, Алексей Николаевич двинул обратно к устью Берелёха. Он думал о предстоящем бое. Где сейчас Кудрявый, он же Петр Рыбушкин? Пора сводить все силы в кулак. А как уберечь Михаила Рудайтиса? Его держат в балагане под надзором. Только начнется стрельба, заложника сразу прирежут. Выманить заранее? Но кто это сделает? Сорокоум очень просил спасти брата. И хотя он сам преступник, слово надо держать. Сделать все возможное и невозможное, свою голову подставить под пули, а Михаила спасти.
Вдруг птицы снова подняли тревогу. Алексей Николаевич тут же ушел с тропы в сторону и приготовил финку. Кто там еще? Через пять минут ожидания он увидел, что навстречу ему с карабином на изготовку шагает тот самый Рыбушкин, о котором сыщик только что думал.
– Петр Автономович, не стреляй! – тихо окликнул он сообщника. – Это я, Лыков.
– Алексей Николаевич? – опешил Кудрявый. – Как вы здесь оказались?
– Так… Засаду вырезал.
– Засаду? Такую же, что на Бурхалинском перевале?
– Как там, не знаю, а здесь нас ждали четверо.
– И… где они теперь?
– В картишки перекидываются на том свете. Чего смотришь? Нету их больше.
Рыбушкин помолчал, потом спросил:
– А где Сергей Манолович?
– Прячется за высоким берегом Берелёха, ждет команды. И еще один человек тоже ждет.
Фартовый насторожился:
– Что за личность? Вроде у нас такого уговора не было.