План был так себе. Вдруг парень окажется сообразительным и прикажет подъехать к нему? Или кто-то из других «македонцев» пойдет мимо и заинтересуется скандалом? Но ничего лучше в голову сыщика не приходило. Потом, в таком деле, как бой, всегда есть место неожиданностям и импровизации. Как говорил Наполеон? «Сначала надо ввязаться в драку, а там видно будет».
Наконец после продолжительной езды показался прииск. Все как описывал Рудайтис-старший: пять невзрачных балаганов в стороне от реки, две бревенчатые избы ближе к воде, из них одна на пригорке. Людей не видать. Старатели, понятно, на работе. А головорезы? Пусто! Куда все попрятались? Лыкову это не понравилось, но менять план было уже поздно. Как раз он обнаружил часового. Тот сидел на камне около штабного балагана и смолил папиросу. А может, самокрутку, отсюда не разберешь…
Команда спокойно, как свои в доску, въехала в пределы лагеря и спешилась у воды. Трое стали промывать лосятину и негромко переругиваться, как задумал Алексей Николаевич. Сам автор плана шагнул в кусты и исчез.
Через четверть часа он оказался за спиной у караульщика. Тот беззаботно наблюдал за прибывшими, не подозревая в них подмену. Узнал лошадей и успокоился… И сидел он подходяще, так, что из окон атаманова жилища его было не видно. Вот молодец! Лыков подкрался и сильным ударом приклада сломал ему шейные позвонки. Потом сунул под камень фуражку, нахлобучил на голову папаху бандита, а труп столкнул вниз. И уселся на камень с винтовкой в руках. Теперь издали его должны будут принять за часового.
Алексей Николаевич оглянулся на своих и увидел, что те наблюдали за его маневром и принялись действовать по плану. Иван бегом устремился в горку, а Петр с Сергеем столь же быстро заняли позиции возле балагана с заложником. Пора было подавать сигнал.
Лыков осмотрелся по сторонам: все спокойно. Долина по-прежнему выглядела безлюдной, лишь вдалеке возле одинокой якутской юрты кто-то хозяйничал. Сыщик махнул рукой и изготовился сам.
Рыбушкин извлек из кармана огромную ракетницу. Прицелился и пальнул. Ракета, шипя и выписывая зигзаги, врезалась в стог сена и зажгла его. На шум вышли двое: дядя в синем бушлате и детина в кухлянке. Увидели непонятно откуда взявшийся огонь и растерялись… Первым опомнился дядя и поступил необычно: вынул револьвер, прислонил его к боку товарища и выстрелил. Лишь теперь статский советник понял, что это Михаил Рудайтис!
Заложник оттолкнул валящееся на него тело. Лыков махнул ему рукой: прячься! И вовремя – из балагана выскочил мужик с ружьем и прицелился в Рудайтиса. Медлить было нельзя, и Алексей Николаевич свалил его навскидку. Тут все и началось…
Рыбушкин с Азвестопуло начали расстреливать «свой» балаган с двух сторон. Оттуда послышались крики, а через минуту фартовые открыли ответный огонь. Перестрелка разгоралась. Позади дома расположился недавний заложник и дырявил дверь, не выпуская противника наружу.
Лыков держал на прицеле атаманский дворец, но молчал, чтобы не выдать себя раньше времени. Он ждал, когда бандиты пустят в ход пулемет. Вскоре так и случилось: распахнулось окно, и высунулось толстое рыло «максима». Однако стрелок не успел нажать на спусковой рычаг. Покуда он высматривал цель, статский советник уложил его. Внутри произошла заминка, но вскоре ствол опять зашевелился, а потом из него вылетела первая очередь. Она же оказалась последней: сыщик переместился вбок и мгновенно поразил сменщика. После этого пулемет уже не двигался. Видимо, питерец перебил всех, кто умел с ним обращаться.
Тогда в бой вступили винтовки. Из окон полетели в сторону атакующих пули. Били двое или трое, точно определить было трудно. Лыков стремительно двигался по фронту, не останавливаясь ни на секунду, постоянно меняя направление рывка. Он не давал взять себя на мушку и, кажется, свалил еще одного внутри. Вдруг сыщик увидел, как воюющий справа от него Волкобой зашатался и рухнул. Из головы проводника фонтаном ударила кровь… Ранение было смертельным.
Алексей Николаевич отступил в ложбину. Он лег за куст какой-то необычной ивы со светлыми ветками, словно их покрасили белилами, и осмотрелся. Азвестопуло, зло скалясь, полз к общему балагану, в руке он держал динамитный патрон. Вот коллежский асессор замер, чиркнул спичкой и зажег короткий фитиль. Подержал заряд в руке, а потом бросил прямо в распахнутое окно. Через секунду грянул взрыв, наружу вылетели рамы, обломки дерева, какое-то тряпье. А может, это были клочья людей… Сергей не удовлетворился одним патроном и тут же зашвырнул второй. От нового взрыва зашатались стены, а крыша сползла внутрь; в доме начался пожар.
С рядовыми фартовыми было покончено, но оставались атаман и его гвардия. И Лыков взялся за них всерьез. Он обошел штаб сзади, запалил бикфордов шнур своего патрона, выбил ногой дверь и кинул взрывчатку через порог.
Заряд был особенный. Сыщик заранее извлек из него капсюль, так что от огня фитиля динамит взорваться не мог. Да и не должен был, иначе поднял бы на воздух всю округу после детонации македонок. Но бандиты об этом не знали, на что и надеялся сыщик. Он досчитал до трех, отбросил винчестер, выхватил браунинг и ворвался внутрь.
Как Лыков и полагал, двое оставшихся противников лежали на полу, закрыв головы руками, и ждали взрыва. Трое других уже не подавали признаков жизни. Счет шел на секунды: вот-вот фартовые опомнятся и схватят оружие. И Алексей Николаевич не стал медлить – всадил в каждого по две пули.
После этого наступила тишина. Питерец, держа пистолет наготове, обошел все пять тел. Готовы… Один, судя по приметам, был сам Кожухарь. Алексей Николаевич выдернул фитиль, сунул динамит в карман и выбрался наружу. У порога он столкнулся с Азвестопуло. По лицу грека гулял нервный тик – обычная его реакция после пережитой опасности.
– Как там? – спросил помощник шефа.
– Пятеро. А у вас?
– Бес их знает, балаган горит, не войдешь. Но живых тоже нет.
– Вы с Петром целы?
– Обошлось, слава богу. Петру Автономычу пуля угодила под мышку, кровищи натекло. Но рана легкая, не опасная.
– Волкобой убит наповал, – сказал статский советник, глядя помощнику в глаза. Тот опешил, развернулся и кинулся вниз, под горку.
Лыков, еле передвигая ноги, вышел под окна атаманова убежища. Бой закончился. Второй балаган и стог сена возле него горели, пуская в небо дымы. Неподалеку Рудайтис-старший бинтовал Рыбушкина, тот скрипел зубами и срамословил. А внизу Азвестопуло застыл над телом Ивана Волкобоя и тер закопченное лицо фуражкой. Кажется, он плакал…
Статский советник приблизился к огню, опасаясь, что пламя распространится и начнется большой пожар. Он начал раскидывать сено вилами, но услышал за спиной шум и обернулся. Сергей тащил за шиворот какого-то мужика и кричал:
– Один спрятался! Принимайте в бухгалтерию!
Увидев это, к ним подбежал Рудайтис и схватил пленного за волосы:
– Ариан, сукин сын, помнишь, как ты надо мной глумился? Ну-ка посмейся еще раз! Напоследок.
– Михайла Саввич, да што я… я ж так… не по злобе…
Но бывший заложник не стал слушать. Он вынул револьвер, всадил Ариану пулю в живот и вернулся бинтовать Рыбушкина. Ну и нравы у этих фартовых», – подумал сыщик и продолжил бороться с огнем.
Бой завершился. Надо было заканчивать начатое. Стащить покойников в одно место и попробовать их опознать. Собрать оружие. Актировать намытое золото и деньги. Отыскать старателей и объяснить им происходящее.
Копачи в тот день так и не появились. Услышав стрельбу и разглядев дым, они в панике бросили работу и попрятались в распадках. Утром Рудайтис верхом объехал все партии и уговорил ребят прийти на прииск знакомиться с новым хозяином. Явились пятьдесят два человека, поголовно. Людям не хотелось бросать свои пожитки, а особенно – намытое золото, ту самую треть, которую им отдавал Кожухарь.
Рыбушкин открыл ребятам глаза, как именно они должны были получить свою долю. Адский труд до осени, а затем пулю в голову – и в землю. Мужики закричали, что это брехня и нечего их пугать, они огонь и воду прошли, их голой рукой не возьмешь! Тогда Михаил Саввич вручил самым горластым лопаты, отвел к дальнему отвалу и приказал копать. Обнаружив множество разложившихся трупов, старатели в ужасе побросали инструмент… После этого разговор Кудрявого с ними сразу наладился. Золото, что они добыли за сезон, впервые действительно доставалось им. Честно, без обмана. Фирма «Братья Рудайтис» обещала помочь и с эвакуацией на зиму в города. Весной всех приглашали вернуться и продолжить работу на прежних условиях. Нигде больше в золотодобыче хозяева не предлагали старателям треть найденного, и мужики, конечно, согласились. Пока же они продолжили кто мыть, а кто копать на прежних участках. До завершения сезона оставалась пара недель, есть возможность увеличить добычу еще на несколько фунтов – будет чем содержать себя до апреля.
С Азвестопуло в эти первые часы случилась неприятная история. Когда улеглись волнения боя, он первым делом взялся за поиски добытого рыжья. И обнаружил, что его в атаманском балагане хранится всего ничего! Золото было разложено в три медных куба: в первом песок, во втором чешуйки и в третьем – самородки. И там и там добыча едва покрывала дно. Отдельно на полке лежали четыре больших самородка причудливой формы. Весь улов, когда его взвесили, составил 39 фунтов и 14 золотников. Даже на пуд не наскребли… Куда же делись обещанные золотые горы?
На этот вопрос дал ответ Рудайтис-старший. Неделю назад, рассказал он, на прииск приехал китаец и купил добытое рыжье. Рассовал по вьюкам, после чего караван отправился к Охотскому морю. Охранниками у торговца выступали двое хунхузов с красными бородами, хорошо вооруженные и неприветливые.
С Сергеем началась истерика. Тридцать девять фунтов – и это итог? По цене пять рублей пятьдесят копеек за золотник, если казна выдаст в награду треть от сданного в золотосплавную лабораторию, барыш составит чуть больше двадцати тысяч рублей. Всего-навсего. Никак не сто, которые рисовал себе в мечтах коллежский асессор. За-ради такой незначительной суммы он скитался по жутким колымским горам и подставлял башку под пули?