Грек, вне себя от злости, принялся шарить по сундучкам старателей. С криками, что их рыжье незаконное, он его тоже конфискует и вернет казне. Лыков прибежал на его вопли, крепко прихватил за плечи и потряс. Потом сказал:
– Сергей, уймись, не позорь себя и меня. Люди смотрят.
Действительно, Рудайтис с Рыбушкиным пялились на коллежского асессора с неодобрением, однако не решались возражать.
– Алексей Николаевич, но как же так?! – чуть не рыдая, ответил помощник. – Вы обещали сделать меня обеспеченным человеком. И какие-то сраные двадцать косуль? Это я за них судьбой жонглировал?
– Включи уже голову!
– А? В каком смысле?
Лыков опять потряс помощника за грудки:
– Китаец золото купил? Купил. Заплатил наличные. В горах ведь нет векселей? Нет.
– И что мне с того? – по-прежнему не понимал грек.
– Дубина, а еще чин восьмого класса. Деньги где-то здесь, в тайнике. Найди их и возьми себе.
– Да ну!
– Вот тебе и «да ну»! – Алексей Николаевич отпустил Сергея. – Это же подарок судьбы! Конфисковав золото, ты получил бы от государства только треть его стоимости. А сейчас заберешь все. Целиком. И никто в Петербурге об этом не узнает. Дошло наконец?
Азвестопуло хлопал глазами и на удивление медленно соображал. Все-таки деньги портят людей… Уловив мысль шефа, помощник вернулся в атаманский дворец искать тайник. Как и ожидалось, тот обнаружился в подполе. Сергей извлек оттуда объемистый баул легкомысленной расцветки. Открыв его, сыщик ахнул:
– Пещера аббата Фариа! А я – граф Монте-Кристо!
В сундуке хранились накопленные Сашкой Македонцем деньги от операций с рыжьем. Пачки банкнот перемежались золотой монетой. Грек считал долго, потом перепроверил себя. Лыков все это время собирал оружие. Наконец помощник подошел к нему надутый, как индюк, и с глазами сумасшедшего. Протянул обрывок бумаги, но шеф отмахнулся:
– Скажи, сколько там?
– Двести сорок тысяч. Ей-богу, Алексей Николаевич, двести сорок тысяч с копейками!
– Ну, ты доволен? За такую сумму можно жонглировать судьбой?
Азвестопуло нервно перебирал пуговицы на куртке:
– Я действительно могу взять все эти деньги себе?
– А кто тебе воспрепятствует? Петр Автономович с Михаилом Саввичем? Мы их и спрашивать не станем.
– А вы? – глядя в землю, уточнил коллежский асессор.
– Что я? Как старший в команде, разрешаю тебе присвоить трофеи. Золото, которое нашлось в кубах, так и быть, вернем в казну. Сообщим, что это все, что удалось конфисковать. Заодно докажем фомам неверующим, что оно на Колыме есть. А то даже Березкин, знаток края, сомневался.
Сергей розовел на глазах:
– Это еще двадцать тыщ… Ай да карательная экспедиция! Плюсом людей спасли, полсотни копачей. И негодяя Македонца отдали на разделку росомахам.
– Удачная экспедиция получилась, – согласился статский советник. – Хотели сделать тебя обеспеченным человеком – и сделали. Даже хорошо, что китаец опередил нас на неделю.
Подумал и добавил:
– Вот только жалко Ивана. Он хотел отомстить, а успел кончить лишь одного бандита. Но мы отомстили за него.
Волчья река стала последним приютом для Волкобоя. Его похоронили возле самого устья Кухумана, там, где ручей впадал в Берелёх. Поставили крест из лиственницы и химическим карандашом написали на нем имя и фамилию павшего проводника. Трупы «македонцев» старатели бросили в очередной отвал, без почтения к атаману – некоторые даже плюнули на него перед тем, как засыпать землей.
В первый же день хозяйничанья на прииске у Лыкова вышел крупный разговор с братом Сорокоума. Сыщик еще не успел ни отойти от горячки боя, ни смириться со смертью Ивана. Тут некстати к нему подкатил бывший заложник. И начал требовать, причем аррогантным тоном, чтобы областные власти застолбили участок за ним. Необходимые бумаги он внесет и пошлину заплатит, как только окажется в Якутске. А пока необходимо сделать то-то и то-то, и побыстрее…
Статский советник сначала слушал, а потом рявкнул на всю тайгу:
– А ну молчать!
Рудайтис-старший опешил, а сыщика уже понесло:
– Здесь старший я, и приказы раздаю тоже я. Твое дело помалкивать. Понял или нет?
– Да я, собственно…
– Вот и молчи, пока я не спрошу. Скажи спасибо, что жив остался. Человек хороший погиб, тебя спасая…
Повернулся на каблуках и удалился собирать винтовки. Обескураженный делец пошептался с Кудрявым и подошел извиняться. Он сменил тон на примирительный, почти на подобострастный. Больше между сыщиком и фартовым конфликтов не возникало.
Успокоившись, Лыков поинтересовался у него: как это Кожухарь допустил китайского торговца в лагерь? С американцем он вел переговоры в Верхне-Колымске, не показывая ему прииск. Мало ли что? Вдруг тот позарится на, как они говорят, бизнес? А тут атаман привел косоглазого в самый распадок.
Михаил Саввич пояснил, что этого потребовал китаец. Старатели Сашки Македонца нашли не только рассыпное золото, но и жильное. Его добыча требовала больших затрат: валки, ступы, ртутная амальгама, большие конные бутары, взрывчатка, переносные подъемные вороты и ручные насосы… Купец готов был выступить, как выражались те же американцы, инвестором. Но хотел прежде увидеть копи своими глазами. И Кожухарь пустил его в долину Берелёха с минимальным количеством охранников.
Сыщик продолжил свои расспросы. Почему Сашка сообщил Иллариону точное местонахождение лагеря? Да еще принял туда его брата. Тоже ведь лишние риски. Бывший заложник ответил: тогда Сашка не собирался меня убивать. Кроме того, он считал долину неприступной для враждебного вторжения. Атаман никак не мог предположить, что «иван иваныч» призовет в каратели статского советника Лыкова. Для которого неприступных мест не существует…
Неугомонный Азвестопуло, подведя счет деньгам и поняв, что он теперь богач, на этом не успокоился. Он отобрал у шефа трофейные магазинки и пошел к живущим поблизости якутам. Где предложил обменять оружие – два десятка винтовок – на меха! Через день Алексей Николаевич увидел, как грек запихивает в мешок шкурки соболя, запрещенного к отстрелу. Шеф сначала рассердился, но потом махнул на помощника рукой. Начальство далеко, пускай нувориш еще подкрепит свои фонды. В столице он осознает свое новое положение и прекратит жульничать по мелочи… Не тащить же оружие в город. Им за глаза хватит пулемета.
«Максим» теперь стал обузой. Его нельзя было разобрать на части и кинуть в реку. Такую штукенцию требовалось доставить в Якутск и предъявить властям. А это было непросто. Алексей Николаевич по роду службы разбирался в оружии, в том числе и в таком. Модель 1910 года была выпущена на Тульском оружейном заводе. Даже на облегченном колесном станке пулемет весил четыре с половиной пуда, то есть забирал целиком одну вьючную лошадь. Но деваться некуда, министры – военный и внутренних дел – спросят за «максим» строго. Тридцать девять фунтов золота их вряд ли впечатлят, а пулемет вынь и положь…
Несколько дней ушло у питерцев на полное завершение операции. Можно было возвращаться домой. Уже выпал первый снег, по ночам становилось совсем зябко. Пришлось одеваться в зимнее. 10 сентября три всадника с четырьмя вьючными лошадьми тронулись в обратный путь. Компанию сыщикам составил Рудайтис, Рыбушкин остался надзирать за горбачами. Сыщики подарили ему все запасы патронированного аммонита, которые нашлись на прииске. Пусть разрабатывает жильное золото!
Командированным пришлось оставить своих коней на прииске. Те истощились в пути и нуждались в отдыхе. Питерцы оседлали свежих бандитских скакунов и двинулись на запад. Весельчак и Пессимист грустно заржали им вослед…
Волкобоя не было, и за проводника шел теперь сам статский советник. Он умел ориентироваться на любой местности и обладал феноменальной памятью, поэтому уверенно вел отряд по старым следам.
Опять начались трудности передвижения по якутской тайге. Особенно изнемогала кобылка, на которую взгромоздили «максим». Пришлось в конце концов разобрать пулемет на части и поделить между всеми лошадьми. Но или сыщики уже привыкли, или очень хотелось домой, но версты они наматывали терпеливо и без особого напряжения.
Когда прибыли в Оймякон, Лыков мобилизовал попавшегося ему там сельского стражника. Эту полицию в Якутской области завели всего год назад, чтобы разгрузить казаков. Стражник, якут, хорошо говорящий по-русски, взял обязанности проводника, а еще выполнял разные работы: разжигал костер, ухаживал за конским составом, вел хозяйство экспедиции. Алексей Николаевич платил ему за это рубль в день, хотя мог этого не делать. Как никак его открытый лист подписал сам премьер-министр. Саха звали Быяман. Первым делом он сообщил появившемуся из леса начальству, что идет война!
Лыков задумался: как лучше возвращаться в Якутск? Идти старым путем на Уолбу и Татту ему не хотелось – уж очень тяжело. Он попросил тойона рассказать про вторую дорогу, на Алгу. Инородец, который прежде беседовал с ним через переводчика – отца Николая, вдруг вполне сносно заговорил по-русски. И убедительно покачал головой:
– Вторая дорога не лучше.
– Почему? Докажи.
Тойон начал излагать со знанием дела, но занудно:
– Идёте на запад, на закат солнца. Сначала до больших озер Элыхэрдах, там переваливаете через хребет. Выходите к Учучей-юряху, где хороший брод. Далее река Кёль-юрях, приток Агыйкана. Сам Агыйкан, много рукавов, трудная переправа… За ней начнутся горы. Реки опять, надо их вброд. Сначала Балаган-юрях, потом Петрушка-юрях, Эемю-юрях…
Сыщика от этого перечисления стало клонить в сон. А старшина продолжал:
– В горах реки трудные, лошади изранят себе копыта об острые камни. Подниметесь на перевал, там пять озер, называются Букгакан, они соединены друг с дружкой речками. Спуск в ущелье реки Столболох… Очень крутое, да. За ним горелый лес и болото, длинное-длинное. До самого, однако, Сонтара. Ох, трудно идти! Опять болото, на краю стоит юрта. Выйдете на другой перевал, между Алданом и Индигиркой. Спуститесь к Ухаммыту, там к реке Дыбы. И еще много будет рек: Куранах, Саккырыру, Хандыга. Последний Алдан. Вдоль него пять кёсов