Я все еще помню тоскливое завывание волынок, последний салют и гроб… в котором зачастую почти ничего не было, разве что какая-то часть тела… и как его опускают в могилу.
— Джон, давай я сяду за руль, — предложила Кейт.
Мы с Харри на многих погребениях были вместе, и я помню, как на похоронах Дома Фанелли, когда мы вышли из церкви, Харри сказал мне: «Когда коп вспоминает, что его могут убить на дежурстве, то невольно думает о каком-нибудь тупом говнюке, у которого случился счастливый день. И кто бы мог подумать, что подобное произойдет прямо здесь?»
— Джон, с тобой все в порядке? — спросила Кейт.
И еще я вспомнил мать Дома, Марион Фанелли, — она держалась с потрясающим достоинством, практически игнорируя собравшуюся толпу. Все тогда сосредоточились на вдове и детях Дома, и Харри сказал мне: «Пойдем поговорим с ней. Она осталась одна».
Это напомнило мне, что мать Харри еще жива и нужно включить ее в список тех, кого следует официально уведомить о его смерти.
Кейт уже выбралась из машины и открыла мою дверцу:
— Я сама поведу.
Я тоже вылез и пошел на ее место.
Мы поехали дальше. В полном молчании.
Небо было еще светлым, но дорога терялась в густой тени, а лес по обе стороны уже погрузился в черноту. То и дело в зарослях мелькали чьи-то блестящие глаза и какой-нибудь зверек перебегал дорогу. За поворотом в свете фар застыл олень, прежде чем рвануть в чащу.
— До управления полиции штата мы доберемся примерно через час, — заметила Кейт.
Минут через десять я ответил:
— Задание Харри не имело никакого смысла.
— Джон, выброси это из головы.
— Он мог бы перехватить и сфотографировать все машины прямо на дороге, на пути туда или обратно. Ему вовсе не требовалось забираться на территорию.
— Джон, не думай об этом. Пожалуйста. Теперь ничего уже не исправишь.
— Именно поэтому мне и нужно подумать.
Она бросила на меня взгляд:
— Ты действительно считаешь, что это Бэйн Мэдокс?
— Косвенные улики и все мои инстинкты говорят, что да. Но мне требуется больше фактов, прежде чем я его убью.
Глава 24
Мы вернулись на шоссе пятьдесят шесть, идущее на юг, обратно в сторону Саранак-Лейк и штаб-квартиры полиции штата в Рэй-Брук, или на север, к Потсдаму и к моргу, куда, наверное, уже привезли тело Харри.
Кейт хотела было повернуть налево, к Рэй-Брук, но я сказал:
— Сворачивай вправо. Поедем взглянем на Харри.
— Но, Том… — начала было она.
— Ты не сделаешь особой ошибки, если поступишь прямо противоположно тому, что приказал Том.
Она чуть помедлила и повернула в сторону Потсдама.
Через десять минут мы проехали коричневый указатель, известивший нас, что мы покинули Адирондакский парк.
А еще через несколько миль мы прибыли в Саут-Колтон, где я тут же заметил Руди — он трепался с каким-то типом, заливавшим бензин, — и сказал Кейт:
— Заверни-ка туда.
Она свернула на заправочную станцию. Я высунулся из окна и позвал:
— Эй, Руди!
Он подошел к нашей машине и спросил:
— Ну и как вы там, все наладили?
— Ага. Лед снова можно готовить. Я передал мистеру Мэдоксу, что вы посоветовали мне требовать деньги вперед, и он расплатился наличными.
— Ох… вам вовсе не надо было…
— Он здорово разозлился на вас, Руди.
— О Господи!.. Вам не стоило…
— Он хочет вас видеть. Нынче же вечером.
— Ой Господи!..
— Как проехать в окружную больницу в Потсдаме?
— Э-э-э… ага… ну, просто езжайте по шоссе пятьдесят шесть, на север. — Он объяснил мне дорогу до больницы, и я сказал:
— Когда увидите мистера Мэдокса, передайте ему, что Джон Кори тоже хорошо умеет стрелять.
— О'кей…
Кейт выехала обратно на шоссе, и мы помчались в сторону Потсдама.
— Это звучало как угроза, — заметила она.
— Для того, кто знает за собой вину, это и впрямь угроза, а для невиновного просто странное заявление.
Она не ответила.
Тут мы выехали на открытое пространство, вдали показались дома и маленькие фермы. Послеполуденное солнце бросало длинные тени на вздымающиеся вокруг холмы.
Мы почти не разговаривали: не хочется болтать, когда впереди тебя ждет осмотр мертвого тела.
Я все думал о Харри Маллере; трудно было смириться с мыслью, что он мертв. Я припомнил подробности нашего последнего с ним разговора и никак не мог решить, то ли у меня сразу возникло тогда неприятное чувство по поводу его задания, то ли к такой мысли привели последующие события. Трудно сказать. Ясно одно — если у меня и не было в пятницу такого отвратного предчувствия, то теперь появилось.
Минут через двадцать мы въехали в симпатичный университетский городок Потсдам, на северной окраине которого нашли больницу «Кантон-Потсдам».
Поставили машину на стоянке и вошли через парадный вход в маленькое краснокирпичное здание.
В вестибюле имелось справочное бюро. Я представился и спросил даму в окошке, где находится морг. Она направила нас в хирургическое отделение, служившее, как она сообщила, также и моргом. Это не слишком хорошо характеризовало местных штатных хирургов, и будь я в более приличном настроении, то непременно поиздевался бы над таким обстоятельством.
Мы прошли несколькими коридорами и нашли пост медсестры хирургического отделения.
Там торчали два местных полицейских — трепались с сестричками. Мы с Кейт предъявили свои документы, и я сказал:
— Мы прибыли для участия в опознании тела Харри Маллера. Вы приехали вместе с телом?
— Да, сэр, — ответил один из копов. — Мы сопровождали машину «скорой помощи».
— Еще кто-нибудь здесь есть?
— Нет, сэр. Вы первые.
— Кого-то ждете?
— Ну, парни из ФБР должны подъехать, из Олбани. И еще ребята из отделения бюро расследований по штату Нью-Йорк.
У нас было мало времени на осмотр тела Харри, прежде чем сюда нагрянет целая команда.
— Судмедэксперт здесь? — спросил я.
— Да, сэр. Она произвела предварительный осмотр тела и составила опись личных вещей. И теперь ждет полицию штата и ФБР.
— О'кей. Мы сейчас тоже этим займемся.
— Мне нужно вас обоих записать.
Мне этого вовсе не хотелось.
— Мы здесь неофициально. Покойный был нашим коллегой и другом. Мы просто отдаем последний долг.
— Ох… извините… конечно.
Он провел нас к огромной стальной двери с надписью «Операционная».
Тело человека, погибшего насильственной смертью, считается строго охраняемым объектом, который следует всячески оберегать, чтобы сохранить все следы и улики; отсюда наличие двух полицейских и регистрация всех приходящих. А это наводит на мысль, что, помимо нас с Кейт, кто-то еще не считает случившееся несчастным случаем на охоте.
Полицейский открыл дверь.
— Прошу вас.
— Мы хотели бы побыть с ним одни, — произнес я.
Коп заколебался:
— Извините, сэр. Не могу. Мне нужно…
— Понимаю. Тогда сделайте любезность, пригласите сюда судмедэксперта. Мы подождем.
— Хорошо.
Он исчез за углом, и я отворил дверь в импровизированный морг.
Огромная операционная была ярко освещена, и посередине возвышался металлический стол, на котором лежало тело, покрытое синей простыней.
По обе стороны стояли каталки. На одну сложили одежду Харри, сложенную так, словно ее сейчас наденут: ботинки, носки, теплое белье, брюки, рубашка, куртка и вязаная шапочка. На другую — личные вещи. Я увидел обе камеры, бинокль, карты, сотовый телефон, бумажник, часы, кусачки и ключи от его казенной машины, «понтиака», собственной «тойоты». Но никакого ключа от того внедорожника, на котором Харри сюда приехал. Я решил, что местной полиции или экспертам-криминалистам, обследовавшим место его смерти, требовалось перегнать эту тачку к себе. А пистолет и удостоверение Харри, видимо, были у полицейских, охраняющих больницу.
В операционной воняло дезинфектантами, формальдегидом и прочими неприятными вещами, поэтому я нашел в шкафу тюбик «Викса» — это входит в стандартный набор средств для мест, где вскрывают трупы, — и выдавил немного мази Кейт на палец:
— Намажь себе под носом.
Она послушалась и глубоко вдохнула. Я обычно этой мазью не пользуюсь, но, поскольку давненько не посещал места, где лежат коченеющие тела, решил последовать ее примеру.
Потом нашел коробку с резиновыми перчатками, и мы натянули по паре.
— Теперь давай посмотрим. Хорошо?
Я подошел к столу и стянул простыню с лица.
Харри Маллер.
«Прости, дружище».
Лицо было вымазано грязью, поскольку он упал ничком на тропу. Губы чуть раздвинуты, но это не гримаса боли или свидетельство мучительной смерти; стало быть, он умер мгновенно. Всем бы нам так везло, когда вот так не повезет.
Глаза были широко раскрыты, и я опустил ему веки.
Потом стянул простыню до пояса и увидел большой, красный от крови тампон, приклеенный пластырем к груди над сердцем. На теле было очень мало крови — значит, пуля остановила сердце почти мгновенно.
Я заметил синяки на коже: вместе со следами крови на передней части тела это подтверждало, что он упал лицом на землю и умер в таком положении.
Я поднял его левую руку. Трупное окоченение обычно наступает через восемь-двенадцать часов после смерти, так что мышцы сгибались с трудом, но полностью рука еще не застыла. Кроме этого, судя по виду кожи и общему состоянию тела, можно было сказать, что смерть наступила от двенадцати до двадцати четырех часов назад. А если исходя из этого сделать еще один шаг вперед, то можно заключить, что в случае преднамеренного убийства его, вероятно, совершили ночью, чтобы свести к минимуму возможность быть застуканными на месте преступления.
Предположим, это и впрямь сделал Мэдокс. Значит, он, видимо, ждал, пока кто-то обнаружит тело и сообщит об этом полиции. И когда этого не произошло аж до второй половины сегодняшнего дня, он или его соучастник позвонил с одного из телефонов в парке, отводя таким образом от себя все подозрения, прежде чем начались поиски на территории клуба.