И.: Ну это в конкретных в каких-то ситуациях. А так это, как нечто целое. Я знаю, что она труженица. Рабочая душа.
С.: Вы можете ее пригласить сейчас сюда, чтобы мы все посмотрели на это явление?
И.: Ну она сейчас здесь присутствует, если вы видите, конечно.
С.: Вот если видите, опишите ее. Что вы видите? Смотрите не нее и говорите.
И.: Я могу ее воспринимать в каких-то знакомых образах человеческих, как женщину в определенной одежде. Я могу ее и воспринимать, как такой сгусток живой, трепещущий, определенных размеров, ну мне трудно произнести какого размера, потому что это не в пространстве, поэтому как я могу это?…
СУМИРАН: Так а где вы? Вы здесь или это она?
И.: Одновременно. И я с ней иногда сливаюсь. И когда я с ней сливаюсь чуть-чуть, хоть краешком, то у меня такое тихое счастье становится.
С.: Когда вы говорите «я сливаюсь», вы опять создаете двойственность. Вы отдельно, она отдельно, иначе не могло быть вопроса о слиянии.
И.: Ну это временное слияние. Я же не могу сразу, вот как бы… Я же имею свой печальный опыт проживания, положительный и отрицательный.
С.: Так, все-таки, вы это вы, а душа это не вы.
И.: Да. Пока мы еще не одно и то же. Душа тоже образ. Ну, я иногда вижу ее как образ, как женщину воспринимаю.
С.: Когда вы говорите, что вы не умрете, вы от чьего лица говорите?
И.: Мой опыт, который я получила, он все равно останется в том вечном. Если она пришла получить этот опыт через меня, значит моя часть тоже с ней останется.
С.: Когда вы были ребенком вы все это знали?
И.: Я чувствовала, я не знала. Через, я даже не знаю как объяснить…
С.: Когда ваша душа вообще появилась, как вы думаете? Ваша именно, персональная.
И.: Я предполагаю сколько ей лет, но когда? Наши годы земли и космические, они несколько разные… Но, уже давненько.
С.: А что же было источником ее рождения?
И.: Мама и папа, такие же две души.
С.: А первичным?
И.: А первичным, наверно, то, что абсолют… не знаю, я так далеко не смотрела, мне было достаточно счастья мамы и папы.
С.: Вы понимаете, что то, что рождается, должно умереть, даже если это душа?
И.: Я думаю, что она воссоединится с целым. Могу ли я умереть в личностном?
С.: Да, в личностном. Любая обособленность это личностное.
И.: Да. Да я это понимаю. Ну это просто будет новая форма и все. Даже не форма, а форма проживания.
С.: А почему бы вам сейчас не отказаться от личностного подхода?
И.: У меня есть еще кое-какие дела не реализованные.
С.: Почему вы думаете, что без вас существование не позаботится об этих делах?
И.: Ну, не знаю, мне так кажется.
С.: Вы себя ставите выше Господа Бога?
И.: Нет. Нет. Просто я думаю, что он еще не призывает меня к уходу.
С.: Речь идет не об уходе, а об отсутствии чувства делателя. Вот вы думаете, что то, что вы делаете, это вы делаете, или это случается с вами?
И.: Это случается со мной. Я не сопротивляюсь этому. Я понимаю это, я иногда понимаю это.
С.: А если вы это понимаете, то может быть просто совсем сойти со сцены?
И.: Ну я же еще не все понимаю, еще далеко не все.
С.: А все и не надо понимать. Достаточно понимать, что жизнь через вас случается. И потом личностный подход к жизни, он не обязателен.
И.: Мне кажется, или я не права, что если даже я смогу самореализоваться в этой жизни и быть готовой идти к общему сознательно, мне не хотелось чтобы на земле оставался мой сын, полный страдания, мои внуки, полные страдания, мои близкие. Мне бы хотелось, чтобы все испытали тоже, и все бы достойно ушли. Вот такая тихая идиллия.
С.: Что значит искать реализацию в вашем понятии?
И.: Ну стать Богом, Богиней.
С.: У бога нет «моих внуков» — все люди его. Так, если вы станете Богом, у вас не будет «своих», персональных близких.
И.: Да, а тогда останется у Бога много общих детей, которые все равно страдают на этой земле, которые больше страдают, чем радуются.
С.: Как вы думаете, вы сначала станете Богом, а потом откажетесь от вашей собственности, или вы сначала откажетесь от собственности, а потом станете Богом?
И.: Наверное, откажусь сначала, а потом Богом. Наверное такой путь.
С.: Почему бы это не сделать прямо сейчас?
И.: У меня привязки сильные на земле. (Смеется) Хочется еще немножко в этой форме пожить.
С.: Я не говорю о форме, я говорю о привязанности. Останьтесь в форме, но уберите все привязанности.
И.: Родные, близкие.
С.: Если бы вы перестали быть к ним привязаны, они бы очень огорчились?
И.: Может быть у кого-то проснулся утром и свободен, а я очень постепенно освобождаюсь от этого балласта, который наработала. И я вижу, как мои близкие очень огорчаются по этому поводу…
С.: От того, что вы от балласта освобождаетесь?
И.: Чем я более свободный человек, тем более запрессованы они. То есть для них это — просто поражение в жизни.
С.: Значит, что-то может быть с вашей свободой не так? Может ваша свобода — это свобода ведомая своей эгоистической потребностью?
И.: Ну, а почему… Может быть и так.
С.: Но это не есть божественная свобода. Ведь свобода в реальности та, которая не плюет на всех остальных…
И.: Ну плюет — это когда плюет. А когда пытаешься реализоваться — это пытаешься реализоваться.
С.: За счет остальных?…
И.: Почему именно за счет остальных?
С.: А почему они тогда напрягаются, чем больше у вас свободы, тем больше они напрягаются? Странное явление. Тогда получается, что вокруг Иисуса все были должны быть напряжены крайне, потому что он уже освободился.
И.: Ну это, надо подумать.
С.: Обычно мы видим обратное, когда человек святой — к нему люди тянуться начинают, им хочется быть рядом с ним. А если в момент вашего освобождения все начинают разбегаться, то надо задуматься о том, что это за явление.
И.: Когда освобождаешься, перестаешь себя так чувствовать как все действительно перестаешь, возникает вопрос: а кто тебя содержать-то будет. И всех это очень напрягает.
С.: Действительно. А кто вас будет содержать? А кто вас должен, собственно говоря, содержать?
И.: Никто не должен в том-то и дело, но позволяешь себе какие-то перерывы, которые все равно людей напрягают: почему ты не работаешь, как все одиннадцать месяцев в году и в общем все такое.
С.: Бывает, да, когда поведение не привычно, но если вы финансово независимы, я не думаю, что в этом может быть какое-то давление на вас. Вы можете работать один день в году, но если вы финансово независимы, кого это будет беспокоить?
И.: Я же проживаю не одна.
С.: Так если у вас собственный бюджет, какие могут быть беспокойства?
И.: Это у меня собственный бюджет, а у них — общий бюджет. Я считаю бюджет своим бюджетом, а они считают, что я жена.
С.: И должны…
И.: Да, все должна всем.
С.: Ну тут уже надо смотреть, потому что бывает неадекватность в отношениях, конечно. Но я не говорю о материальном плане, я говорю о психологической привязанности. Вы можете иметь деньги, но не быть привязаны, вы можете иметь детей, но не быть привязаны. То есть привязанность — это психологическое явление. Вы можете заботиться о их, но не быть привязаны. Это психологические явления, я не говорю вам отказаться от собственности, я говорю о том, чтобы психологически не чувствовать права собственности на какие-то вещи.
И.: Когда не чувствуешь на них собственность, они начинаются обижаться. Им пусто в этом месте. Они на столько живут тем, чем живут и ты должен быть там, где ты должен быть, а когда ты свободен, людей это напрягает.
С.: Я могу понять, что людей может напрягать отсутствие внимания к ним, но не отсутствие собственничества. Когда мы пытаемся влиять на людей, как на собственность, мы как раз напрягаем их этим качеством. Если я не воспринимаю человека, как собственность, он чувствует себя свободным. Но сюда нужно привнести любовь еще, в это явление.
И.: Если я забочусь о своем ребенке, то я забочусь не о том, чистые ли у него носки — у него жена слава богу. А я забочусь о его душе бессмертной, чтобы она расцвела, чтобы она проявилась. Чтобы она заменила то, что я ему понадавала неправильно в свое время.
С.: А он вас просил о заботе о своей душе?
И.: А я не забочусь вопреки требованиям этой души, я просто пытаюсь не делать ему лишних осложнений.
С.: Ну это логично.
И.: Да. И я пытаюсь понять, если он делает так, значит есть причина по которой он это делает. А он считает, что по какой-то причине я равнодушна, я бесчувственная, я вообще не мама, а… табуретка.
С.: Просто нет понимания. Нужно, чтобы он понял. Ты должна не просто чего-то хотеть. Это искусство донести до человека, сделать человеку понятным посыл, показать то что ты хочешь.
И.: Я пыталась. И поняла что этого не надо делать. Человек созреет сам и со своей стороны сам сможет увидеть, в момент может быть своей смерти, и все понять. Не важно когда. Мне не нужна его оценка «спасибо мама». Мне не это главное.
С.: Ну если это не главное.
И.: Нет. Поэтому очень трудно в отношениях. Проживая в обществе это очень трудно, когда нет понимания с другой стороны.
С.: Это трудно, когда нет понимания еще и с вашей стороны. Потому что если вы будете ждать, когда изменится общество, вы никогда не дождетесь, оно уже пять тысяч лет не менялось. Почему вы думаете, что ваш сын должен быть каким-то исключением из общей структуры. Свобода — это личное отсутствие привязки, вы не можете ждать пока изменится кто-то. Или вы это делаете сами сразу или вы это не делаете, потому что сами что-то не понимаете или не хотите. Потому что вы можете быть свободны прямо сейчас. Прямо сейчас. От всего.
И.: Я уже однажды делала такой шаг. Просто уходила. Просто уходила, чтобы не мешать им своими поисками, своими ночными бдениями.
С.: Нет, это не действие на физическом плане. Это внутренне понимание, что вы ни чем не связаны, абсолютно ничем.