От размышлений о бармене меня отвлекло нехорошее чувство, что за мной пристально наблюдают. Я подумала, что, вероятно, привлекла чье-то мужское внимание, но какое-то шестое чувство подсказывало мне, что это не так.
Я допила коктейль и вернулась за свой столик.
Обвела глазами зал, но ничего подозрительного не заметила. Все сидели либо уткнувшись в свои тарелки, либо поглощенные беседой друг с другом, и на меня никто не обращал никакого внимания. Я решила, что мое воображение невольно разыгралось, и снова принялась за еду. Тем не менее чувство, что меня сверлят глазами, не проходило.
Я резко поднялась со стула и направилась к барной стойке. Уже знакомый мне парнишка-бармен болтал с высоким парнем в яркой рубахе навыпуск. Я вклинилась в их беседу.
– Я извиняюсь, – обратилась я к бармену. – Но мне нужно с вами поговорить.
– Одну минуту, – бросил он парню. – Я сейчас.
Мы отошли в конец барной стойки.
– Вам не понравился коктейль?
– Нет, ничего подобного, коктейль был замечательный. Но у меня к тебе, приятель, одна маленькая просьба… Ничего, что я на «ты»?
– Абсолютно.
– Кстати, как тебя зовут?
– Валера.
– Валера! У меня странное чувство, что кто-то за мной здесь наблюдает. Или у меня поехала крыша, или это чистая правда, и я ничего не выдумала. Одно из двух! И ты должен помочь мне выяснить это. Cейчас, когда я говорю с тобой, на нас кто-нибудь смотрит? Понаблюдай за публикой в зале. У тебя цепкая память, хороший глаз, и я…
– На вас смотрит мужчина за крайним столиком слева, – перебил он меня.
– Как он выглядит?
– С бородой, худой, темноволосый, в сером свитере.
Я перебрала в памяти своих знакомых: похожих у меня не было…
– Спасибо, Валер!
– Помощь не требуется? У нас есть охранник…
– Пока нет. Если понадобится, я позову.
– О’кей.
Я развернулась и направилась к столику, о котором говорил Валера. За ним действительно сидел незнакомый мне мужчина. В уме моем мелькнуло – Берн? Может, он нанял какого-то человека следить за мной? Хотя зачем ему это? Для того чтобы окончательно лишить меня материнских прав, выставив меня в суде алкоголичкой, распутной особой, шляющейся по ресторанам? С Берна все станется! Но потом мои мысли скакнули к недавнему звонку и странному предложению… И к взорванной машине Полынникова.
Но сейчас я все узнаю! Лицо мужчины вдруг показалось страшно знакомым, и на расстоянии метра меня осенило.
– Родька! – крикнула я.
На меня обернулись.
– Тихо, – сказал он, взмахнув рукой. – Присаживайся, моя красавица. Давненько мы не виделись!
Я машинально опустилась на стул, пожирая глазами этого знакомого – нет, незнакомого! – мужчину. Во внешности Родьки произошли разительные перемены! За эти семь лет он изрядно постарел: его некогда густые волосы поредели, на висках появились залысины, лоб прорезали морщины, нос заострился, отросла бородка, которая ему не шла, а только прибавляла ему лишние годы.
– Любуешься? – усмехнулся Родька. – Ты на меня как на чужого смотришь.
– Н-да… дела… – протянула я. – Вот уж не думала, не гадала встретить тебя здесь!
– Я тоже не думал.
– Ты давно… – я хотела сказать – «освободился», но язык не поворачивался задать этот вопрос.
– Из тюряги вышел? – как ни в чем не бывало сказал Родька. – Два месяца уже на свободе гуляю. По тюремным меркам, считай, вчера вышел. Еще никак в этом мире не освоюсь. В Москву приехал и решил сюда зайти. Мы с тобой в этом ресторане несколько раз бывали. Не помнишь? – спросил он, понизив голос.
– Помню… – Я все еще не могла до конца признать в этом осунувшемся, полинялом мужике своего некогда веселого и бесшабашного кавалера.
– Ну и хорошо, что не забыла. Правда, писать ты мне не писала. А я о тебе вспоминал там чуть ли не каждый день! Особенно первое время.
– Писать… не получилось. – Я не стала объяснять ему, что прилагала все усилия, чтобы вычеркнуть Родьку из своей памяти.
– Я сейчас не о том, – махнул рукой Родька. – Что было, то было. Зачем ворошить старые обиды? Правда? – и он подмигнул мне. – Лучше думать о будущем. Расскажи, как ты живешь. Муж есть?
– Был, – тряхнула я волосами.
– А дети?
– У меня проблема, Родька. Даже не проблема, а настоящая катастрофа. У меня муж отнял ребенка! Он – швед. И дочка живет с ним, в Швеции. Я не могу забрать ее сюда. Представляешь? Она – там, а я – здесь! Полный абзац! У меня от этой ситуации просто крыша едет!
– Ну и ну! – повертел головой Родька. – Сволочи, а не люди. И что? Ты никак не можешь вставить пистолей в задницу этому шведяре?
– Не могу. У них там законы, суды… Все как полагается. Мы, русские, для них – люди второго сорта, нами вертят как хотят, и все законы на стороне местных граждан.
– Бедная ты моя, – Родька погладил меня по руке, и в моем носу предательски защипало. – Пересаживайся ко мне. Бери свою жрачку и дуй сюда.
– Одну минуту.
Не успела я подойти к своему столику, как увидела, что бармен Валера подает мне какие-то знаки.
Я подошла к нему.
– Ну как дела?
– Все в порядке, Валера. Это мой старый знакомый.
– Значит, ноу проблем?
– Ноу проблем.
– Это хорошо. Не люблю, когда у наших клиентов проблемы.
– Спасибо за заботу.
Когда я села, Родька спросил:
– Бармен – твой знакомый?
– Ага. Только сегодня познакомились.
– Не похоже, со стороны – словно старые кореша.
– Ты-то как? – сменила я тему разговора. – Чем думаешь заниматься? Почему в Сочи не поехал?
– Теперь мне туда дорога заказана. Я могу туда вернуться, но не сейчас, позже… Пока я в Москве перекантуюсь. Осмотрюсь – что, где, кто и как. Правда, жить мне негде. Снимаю на окраинах, в общежитиях разных, койко-места, как бомж! В Сочи меня свои скорее достанут. А мне этого, как ты понимаешь, не хотелось бы. Садиться по второму разу не тянет.
– Логично.
Родька ел шумно, жадно. Я, напротив, к блюдам почти не притронулась. Мой аппетит пропал напрочь.
– Почему не ешь? – спросил он.
– Не хочу.
– А зачем тогда в ресторан пришла?
– Людей посмотреть. Дома изо дня в день в четырех стенах сидеть – свихнешься. Решила развеяться…
– Похвальное желание. – Родька вытер салфеткой рот. – А зачем нам на людей смотреть? Может, к тебе домой нагрянем? Как мама твоя?
– Мама умерла.
– Значит, ты теперь одна живешь?
– Правильно понимаешь.
– Тем более никаких препятствий нет. Так что? Двигаем?
Всю дорогу, что мы ехали в такси – Родька наотрез отказался спускаться в метро, очевидно, ему было трудно отказаться от своих барских замашек, – я сомневалась: верно ли я поступаю, приводя Родьку к себе домой? Не наживу ли я себе еще одну головную боль? Может, лучше было распрощаться, сделать вид, что у меня теперь – своя жизнь, в которой Родьке нет никакого места? Не сглупила ли я в этот раз… снова? Мои мысли путались, я никак не могла прийти к какому-то умозаключению, и в этот момент мы уже приехали.
Родька расплатился с таксистом и вышел из машины первым. Он распахнул дверцу и подал мне руку.
– Прошу!
В квартире Родька прислонился к стенке и устремил на меня долгий взгляд. Я невольно занервничала:
– Что-то не так?
– Все так, – усмехнулся Родька, – только я не понимаю: почему ты мне на шею не бросаешься? Вроде между нами любовь-морковь была, – с легким издевательским оттенком сказал он. – Или была – и вся вышла?
Я задержала вздох. Родька всегда был такой – человек-праздник, человек-загадка; в наших кратких бурных свиданиях, cтремительных, как марш-бросок в тыл противника, имелся постоянный элемент риска и неожиданности. И по молодости лет мне все это ужасно нравилось! Мне нравились мои перелеты в Сочи, наши телефонные разговоры, состоявшие из двух-трех фраз: «Жду», «Когда будешь?», «Скучаю», нравились наши кутежи в сочинских ресторанах, когда я чувствовала себя королевой на этом празднике жизни; бокалы искрящегося вина, Родькин пристальный взгляд, от которого в моей груди разливался холодок восторга в предвкушении любовных утех… Все это было как сон, канувший безвозвратно в прошлое.
Как-то уж совсем некстати всплыло воспоминание о Феликсе, о моем Ф.Ф., о его крепких руках и таких же крепких губах, о том чувстве покоя и одновременно восторга, которые меня охватили, когда я была в его объятиях – пусть недолго, но была…
Я провела языком по губам.
– Ты сейчас как кошка, – Родька притянул меня к себе.
Я уперлась руками ему в грудь:
– Не надо, Родь.
– Не надо! – передразнил меня Родька. – Ты что, Тусь, как неродная? Или у тебя хахаль есть, а ты молчишь?
– Хахаля нет.
– Ну а что тогда?
Он по-прежнему держал меня за талию, но я ударила его по руке.
– Нет, значит, нет!
Он надулся:
– Ты меня выгоняешь?
– Я этого не говорила. Оставайся пока здесь.
Родька уцепился за эту фразу.
– Вот и ладненько, – пробормотал он, снимая ботинки.
Всю ночь я ворочалась, не спала. Из головы не шел Его Величество Адвокат Ф. Ф. Я даже не понимала, почему я так раскисла? Ну, потянуло меня к нему, ну переспали мы с ним пару раз. И что? Отчего я так рассиропилась? Он не дает мне и малейшего намека на то, что между нами есть какие-то иные отношения, кроме сугубо официальных. У него безупречная тактика и линия защиты. И… черт бы его побрал! Я хотела тогда заставить его помучиться, щелкнуть его по носу, но, похоже, я сделала ловушку для самой себя, и теперь уязвлено мое женское самолюбие и что-то еще, чему пока нет названия. Во всяком случае, я испытывала жуткую досаду, раздражение и злость на него. Я в жизни ни на одного мужика так не злилась, как на этого выхоленного яппи в дорогих ботинках! А тут еще на мою голову свалился Родька со своими проблемами… Но, может быть, так лучше… я отвлекусь от Полынникова. Или вообще выкину его из головы ко всем чертям!
Среди ночи я проснулась и пошла в кухню. Родька пил чай, cмотря на меня мутными глазами.