Мы вернулись в машину, я спросила, что он делал в «ТРИТАНе», и вдруг Берн начал на меня орать – что я сую нос в его дела и чтобы я так больше никогда не поступала и вообще не приставала к нему с глупыми расспросами! Я опешила от такого напора. В то время Берн еще не демонстрировал мне свой жуткий характер, мы почти не ссорились, и эта вспышка злости была очень странной и непонятной. Я пришла к выводу, что в этой конторе у Берна случились какие-то мелкие неприятности и поэтому он разозлился на меня. Как на человека, который попался ему под руку в минуту раздражения. Я выкинула этот случай из головы, но сейчас он всплыл в моей памяти с потрясающей ясностью, я даже вспомнила тот жаркий день и пот, который стекал у меня по лицу, когда я ждала Берна: он забыл включить в машине кондиционер. Машину – белый «Вольво» – он взял напрокат у кого-то из шведского посольства.
Я рассказала это Феликсу и посмотрела ему в лицо, ожидая реакции.
– Ты ничего не перепутала?
Я качнула головой.
– Нет. Я все это забыла, а сейчас вспомнила. И сама не знаю почему. Может быть, потому, что он на меня тогда наорал, или потому, что это единственный случай, связанный с его делами: обычно мы ходили по кафешкам и ресторациям, как я тебе говорила, а по фирмам не ездили.
– Ты говоришь, название фирмы – «ТРИТАН»?
– Да. Если я чего-то не перепутала.
– Понятно, – c расстановкой протянул Полынников. – И когда это было? В каком году?
Я наморщила лоб:
– Примерно два с половиной года тому назад. Я оставила Лизу на попечение Герды, моей свекрови. Не хотела таскать ее с собой. Думала: она вырастет, будет ей хотя бы лет пять-шесть, и тогда я возьму ее в Москву… – Я сглотнула.
– Так… – Полынников достал блокнот и сделал в нем какую-то пометку. – А то здание ты сможешь узнать?
Я вторично наморщила лоб:
– Наверное… хотя точно ручаться я не могу. Но попробовать стоит. Это где-то на Люсиновской улице.
– Вот завтра и попробуем, – спокойно сказал Феликс.
– Завтра? – растерянно переспросила я.
– Ну, не сегодня же!
И мы оба засмеялись.
После ужина в гостиной мы сели играть в нарды. Феликс обучил меня этой игре, и мы резались в нее до одиннадцати. Потом он спохватился, что уже поздно, и мы пошли спать.
Утром мы встали в семь и позавтракали в молчании. Феликс был задумчиво-сосредоточен, а я боялась нарушить его состояние каким-нибудь глупым вопросом или бестактным замечанием и поэтому тоже молчала.
Мы допили кофе и вышли из дома. На улице слегка подморозило, и прозрачный ледок, похожий на тонкое матовое стекло, блестел на земле и в маленьких лужицах.
– Перчатки взяла? – спросил Феликс.
– Нет. Я их где-то потеряла.
– Безнадежна! – припечатывает он. – Подожди минуту, я сейчас вернусь.
Я стояла у гаража, подняв воротник куртки, и ждала его. Ф.Ф. вернулся с перчатками, которые мне немного велики.
– Это моей матушки.
– Cпасибо. – И я чмокнула его в щеку.
Мы помчались по шоссе в город. Ровно-серое небо, без малейшего солнечного просвета, обычно всегда действует на меня угнетающе. В эти дни у меня обычно плаксивое настроение и жуткий упадок сил. Хочется забраться в постель под одеяло и никуда не вылезать. Но с Феликсом все по-другому. Он включил негромкую музыку, и я тихонечко подпевала ей.
– А отчего так тихо? – спрашивает он.
– Медведь на ухо наступил.
– А, по-моему, у тебя приятный голосок. И скромничать не надо.
Я смотрела на дорогу, на деревья, проплывавшие за окном; Феликс по-прежнему был погружен в собственные мысли, а я гадала: узнаю я то здание или нет? Вроде бы оно четко стоит перед моими глазами, но кто знает, всякие сюрпризы бывают…
По Люсиновской улице мы ехали медленно, стараясь не пропустить ни один дом, который попадался нам на пути. Я напряженно всматривалась, но ничего похожего на тот дом не увидела. Может, это была другая улица и я что-то перепутала?
Но когда я еще издалека увидела тот самый дом, из моей груди вырвался вздох облегчения.
– Вот он! Я его вспомнила.
– Точно?
– Он самый. Без ошибок!
– Тогда тормозим. Ты остаешься в машине, а я пойду разузнаю насчет той фирмочки.
– Я с тобой!
– Нет.
Феликс так решительно произнес это «нет», что я поняла: упрашивать его бесполезно.
Я осталась в машине, глядя в окно на подъезд, где скрылся Феликс. Я даже не могла отвлечься и посмотреть в другую сторону. Как преданная собака, я прилипла к стеклу и ждала своего хозяина.
Феликс вернулся довольно скоро, сел за руль и посмотрел на меня:
– Та фирма съехала отсюда два года тому назад, и о ней никто ничего не знает. Придется искать ее по другим каналам.
– Ты думаешь, эта зацепка к чему-то приведет?
– Я ничего не думаю, – отрезал Феликс, – и пока у меня на руках не окажутся конкретные данные, я ни о чем думать не собираюсь. Как юрист, я привык иметь дело с информацией и фактами. Прости, – бросил он, мельком взглянув на мое лицо. – Я не хотел тебя обидеть, просто я рассчитывал, что мы быстро выйдем на эту фирму и наконец-то узнаем что-то определенное и конкретное. Но мы пролетели. Ладно, – потрепал он меня по руке и тронулся с места. – Прорвемся. Где наша не пропадала.
– Конечно, прорвемся.
Феликс отвез меня на дачу и снова уехал в Москву.
Я посмотрела телевизор, потом вспомнила о Вике и позвонила ей.
Услышав меня, она завопила, что я бессердечная подруга и человек, который хочет свести ее в могилу! Вика иногда проявляла склонность к эффектным словам и метафорам.
– Никуда я тебя сводить не собираюсь, – сказала я.
– Не похоже.
– Да не кричи так, у меня от твоего крика уши закладывает.
– Уши?! – заорала Вика. – Видите ли, у нее уши закладывает! А я корвалол пью пузырьками и валидол пригоршнями глотаю! Исчезла – и ни слуху ни духу. Разве так можно?! Ты у себя дома? Я сейчас приеду… Примерно часика через полтора. Быстренько соберусь и приеду.
– Нет, Вика, я не дома…
– А где? – насторожилась она.
– Ты понимаешь…
Путаясь в словах и делая долгие паузы, я рассказала ей о Полынникове и о том, что я сейчас у него. В двух метрах от ее дачи…
– Ну и ну! Значит, ты даром времени не теряла!
– Что ты имеешь в виду?
– То самое…
– Вик! – рассердилась я. – Если ты не прекратишь свои намеки…
– Вообще-то, я не намекаю, а говорю открытым текстом. Стой! – завопила Вика. – Не вешай трубку. Ладно, замнем. Будем считать, что этих слов не было. Ты меня прощаешь?
– А куда от тебя деваться? – буркнула я.
– Ты лучше скажи: что твой адвокат собирается дальше делать? Он тебе чем-то поможет или ты просто с ним роман крутишь?
– Твои выражения меня просто с ног сшибают! Он продолжает работать над моим делом… Тот тип улизнул от меня: схватил компру, а Лиза… – Я замолчала. – Короче, все по-прежнему очень запутанно и непонятно.
– Ну, ясное дело… – осторожно протянула Вика. – Слушай, ты мне лучше скажи: когда мы увидимся?
– Не знаю. Феликс велел никому не говорить, где я и что со мной. Еще какой-нибудь журналюга-стервятник объявится! Дай им только повод жареный матерьяльчик состряпать…
– Но я-то не журналюга, кажется?!
– Насчет нашей встречи, Вика, я пока ничего не знаю. Когда что-то прояснится или я поеду в Москву, я тебе сразу позвоню. Договорились?
– Ты попала к Феликсу в рабство? – хмыкнула Вика. – И он тобой крутит-вертит как хочет?
– Ну, что ты такое мелешь?! – рассердилась я. – Выбирай, в конце концов, выражения.
Я так разозлилась на Вику, что была готова нажать на «отбой», но вдруг она выпалила:
– Слушай, а ты вообще доверяешь этому адвокату?
– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась я.
– А то, – отрезала она. – Я смотрю, он тебе совсем глаза запорошил. На твоем месте я бы так слепо ему не верила! Кто его знает: он может вести двойную игру…
– Пока!
Швырнув сотовый на диван, я испытала приступ дикого раздражения. Вика в своем репертуаре! Она всегда резала правду-матку начистоту, считая, что это пойдет мне только на пользу. И раньше я безоговорочно мирилась с таким ее поведением. Но сейчас у нее этот номер не пройдет! Я не прощу ей ни насмешливо-ироничного тона, когда она говорила о наших с Феликсом отношениях, ни ее намеков насчет его.
Феликс приехал в девять часов.
– Почему так поздно? – робко спросила я.
– Так получилось.
За ужином он молчал.
– Как дела? – наконец вымолвила я.
– Боюсь, придется мне повозиться с этой фирмой всерьез. Все концы тщательно спрятаны, и не так-то просто узнать, кто там работал два-три года тому назад и что связывало этих людей с твоим мужем.
Мы поиграли в нарды, и потом Феликс сказал, что ему надо поработать, кое-что проверить. Он ушел в комнату, оборудованную под кабинет, и засел за компьютер, попутно кому-то названивая. Я слонялась по дому, ожидая, когда он закончит свою работу. Феликс приоткрыл дверь и заявил с озабоченным выражением лица:
– Ложись спать и не жди меня. Мне тут еще посидеть надо.
– Я не хочу спать…
– Не упрямься. Я правда освобожусь не скоро. Лучше не жди меня.
– Я сама решу, что мне лучше, – буркнула я.
Он улыбнулся и закрыл дверь.
Я поднялась наверх и, раздевшись, нырнула под одеяло. Я была полна решимости дождаться Феликса и не спала, глядела то в потолок, то на дверь. Но в поединке со сном я проиграла: он таки сморил меня, и я заснула, думая о том, что Феликс, видимо, будет работать до самого утра, а утром ему вставать и ехать на работу… бедненький мой…
Я, не закончив мысль, погрузилась в сон, и мне приснилось, что я и Лиза вместе играем на поляне, а на ее краю лежит мишка с зонтиком. И так все тихо и чудесно, как это бывает только во сне…
Сквозь сон я почувствовала, как Феликс пришел и лег рядом со мной, он обхватил меня руками, я развернулась к нему и уткнулась носом в его плечо. Родное, крепкое плечо. А дальше – обрыв. Крепкий сон, от которого я не могу очнуться до самого утра.