Он уже почти задремал, как вдруг услышал какой-то странный звук. Легкий частый стук, а потом словно бы кто-то провел камнем по стеклу. И звук этот донесся до его ушей из соседней комнаты, где была заперта подозреваемая! Сердюков так и подскочил в кресле и вытащил револьвер. Стремительно и бесшумно он подошел к двери второй комнаты – импровизированной тюрьмы. Прислушался. За дверью еле слышно разговаривали… Потом снова – легкий стук и скрип. Следователь распахнул дверь.
Девица Гирей, скрючившись, сидела у окна. В тот момент, когда следователь ворвался в помещение, за стеклом промелькнула чья-то быстрая тень и исчезла.
– С кем вы разговаривали? – сердито выкрикнул полицейский, выхватив на всякий случай револьвер из кармана.
Медсестра вздрогнула из-за его неожиданного вторжения, но не потеряла самообладания.
– С Гудвином, он прилетел меня поддержать. Только он один у меня настоящий друг, – ответила она с легким вызовом в голосе.
– Вы это бросьте! – Следователь с раздражением взглянул в окно и вышел, надежно заперев за собой дверь.
Затем он несколько раз обошел территорию вокруг флигеля, внимательно осмотрел кроны деревьев, но ничего подозрительного не обнаружил. До утра он почти не сомкнул глаз, все прислушивался к звукам за стеной. Но там стояла мертвая тишина.
Как только рассвело, он поспешил выйти из душного помещения на свежий утренний воздух. С удовольствием потянулся, зажмурился, посмотрев через прищуренные веки на яркое южное солнце, и вдруг явственно услышал:
– Good morning!
Следователь опешил и от неожиданности споткнулся на ровном месте. Да так, что чуть не упал! Напротив него, на нижней ветке ближайшего дерева, сидел огромный черный ворон и сверлил полицейского недобрым взглядом внимательных блестящих глаз.
Глава 12
Розалия Марковна молча, неподвижно сидела на кровати и неотрывно смотрела в окно. Александра Матвеевна безуспешно предлагала ей поесть или хотя бы выпить чаю, только все было бесполезно. Бедная гувернантка совсем пала духом. Желтовская теперь всерьез опасалась, что между Киреевой и молодым Боровицким и впрямь случился роман, иначе отчего бы девушка так сильно распереживалась, узнав о предстоящем визите Гнединых к своим нанимателям? Желтовская попыталась поговорить об этом с сыном, но тот опять странным образом уклонился от беседы.
Сережа принес охапку ромашек и поставил их в вазу у кровати Розалии.
– Дорогой Сергей Вацлавович! Вы так трогательно заботитесь обо мне! Как я вам благодарна! Милые цветы, такие чудесные! Спасибо! – Девушка прикоснулась к лепесткам, взяла один цветок. – Любит, не любит… – нежные лепестки упали на пол. – Не любит!
Глаза ее вновь наполнились слезами.
– Розалия Марковна! Нельзя же так расстраиваться из-за какого-то детского гадания!
– Дело не в гадании, Сережа! Я чувствую, что Анатоль предал меня!
– Не думайте так плохо о нем! Я верю, что сегодня или завтра он приедет к нам, и все разрешится.
Розалия покачала головой. Ее длинные изящные пальцы перебирали, теребили остатки цветка. Сережа попытался отвлечь девушку от мрачных мыслей.
– Может, вам принести что-нибудь почитать? Хорошая книга поможет вам избавиться от печальных мыслей. Вы же знаете, мы с мамой – книгочеи!
– Не хочется мне читать! – она слабо махнула рукой. – А, впрочем, пожалуй!
– Я недавно читал роман одного французского писателя, господина Виктора Гюго. Называется «Собор Парижской Богоматери». Замечательная книга, вам понравится!
– Я уже читала ее, – улыбнулась Розалия. – Как страшно любить, когда знаешь, что твое чувство не находит ответа!
Сережа вздрогнул и посмотрел прямо в глаза девушке. Неужели она догадывается о том, что творится в его душе?
– Настоящая любовь облагораживает любого человека, и даже урода, этого несчастного горбуна Квазимодо, это чувство делает прекрасным, – продолжала девушка. – Но только как понять, где оно, настоящее чувство? Истинная любовь, а не пустое животное влечение? Неужели должно стрястись нечто ужасное, чтобы определить подлинность чувства?
– Любовь не знает преград. Иногда во имя любви даже зайчишка становится львом! Человек может сделать то, что ему и не снилось! – выдохнул Сергей.
Перед его глазами снова несся бурный поток, он цеплялся за скользкие камни, взбирался на крутой скалистый берег и тащил на себе безумно тяжелое, неподъемное тело утопленницы…
– Сергей! – окликнула его Розалия.
Она внимательно смотрела на него, и внезапная догадка озарила ее сознание внутренним светом. Вовсе не о книгах говорит этот светловолосый юноша, он говорит о себе! Наверное, она видела и до этого страшного события, что Сергей к ней неравнодушен. Но не принимала его всерьез. Ведь у нее был Анатоль! Был?..
– Розалия! – он быстро заговорил, захлебываясь словами. – Розалия, я сделаю для вас все мыслимое и немыслимое! Я сверну горы, только бы не видеть вас такой несчастной! Я заставлю Боровицкого выполнить свой долг!
– Сережа! – Розалия потянулась к юноше и взяла его за руку. Он с отчаянием сжал ее, не будучи в силах вымолвить ни слова. Девушка смотрела на него с великой печалью. Она не могла помочь ему утолить его боль, ибо сама была этой болью.
– Я поеду снова к нему, я поговорю с ним, и тотчас же!
Сергей двинулся к двери, девушка хотела встать, чтобы проводить его до двери, но вдруг охнула, и лицо ее перекосилось.
– Что с вами? – испугался Сергей.
– Словно нож воткнули в спину, – простонала Розалия. – Ох, как больно!
– Вероятно, вы сильно ушиблись о камни, – сокрушенно произнес Сережа. – Сейчас я позову маму, она придумает, как вам помочь.
У Боровицких Сережу встретили суетой и радостным переполохом. Прибыли Гнедины! По этому случаю Анатоль чудесным образом исцелился, и в доме все засияло и засверкало. Переменили занавеси, скатерти, вычистили ковры и диванные подушки. На обеденном столе красовались хрусталь и столовое серебро. Из кухни доносились божественные ароматы, а из гостиной плыли звуки рояля. Это Зина – по приказу матери – ублажала дорогих гостей музицированием, правда, не очень виртуозным. Сережа помялся на ступенях веранды. Как бы ему вызвать Анатоля из комнат и тихонько, без посторонних глаз и ушей, перемолвиться с ним словечком? Может, обойти дом и заглянуть в его окно, подать ему знак? Сережа уже решил, что поступит именно так, и стал спускаться со ступенек, как вдруг на веранду выскочил Анатоль, собственной персоной. Румяный, разгоряченный, он выбежал, чтобы сделать глоток прохладного воздуха, и оторопел, внезапно увидев товарища.
– Желтовский! Откуда ты тут взялся?
– Забежал тебя навестить и вижу, что ты жив-здоров. Что ж, я рад за тебя! Значит, в скором времени ты появишься у нас и заберешь Розалию Марковну?
– Погоди, погоди, друг, не спеши! – Анатоль перевел дух и вытер пот со лба. – Я хоть и на ногах, но еще не совсем здоров. Просто неудобно, знаешь ли, встречать таких гостей в раскисшем виде. Вот я и поднатужился и встал. Только дело вовсе не в этом.
Анатоль замялся.
– А в чем же? – Сережа подошел к нему вплотную и внимательно посмотрел в глаза товарищу.
– Глупая получается история, не знаю, как тебе и объяснить. Да я и сам не знаю, как в нее попал! Вот, Гнедины приехали… Они…
Анатоль переминался с ноги на ногу, и взгляд его стал заметно тоскливее. Пока он собирался с духом и подыскивал нужные слова, дверь веранды отворилась, и появилась среднего роста девушка, с пушистыми волосами, забранными вверх и подвязанными лентой, в легком летнем платье светло-голубого цвета.
– Ах, вот вы где, милый Анатолий Ефремович! – нежным голосом пропела барышня и с любопытством взглянула на незнакомого молодого человека.
– Вот тебе и ответ! – буркнул в сторону Желтовского Анатоль и громко сказал, обращаясь к девушке: – Таисия Семеновна, позвольте представить вам моего дальнего родственника, но очень близкого друга, Желтовского Сергея Вацлавовича.
Сережа поклонился и поцеловал мягкую маленькую ручку.
– Что же вы на веранде прохлаждаетесь? – Это вслед за юной гостьей в дверях показалась хозяйка дома. – Сереженька, как мило, что вы пришли! Однако я ведь и вашу маменьку приглашала!
– Она не может оставить больную, – последовал ответ.
Но Полина Карповна и не дожидалась его слов. Ее вовсе не интересовало, отчего кузина не пожаловала к ней. Нынче все ее внимание было сосредоточено на бесценных гостях. По этому случаю она надела свое самое нарядное платье, со вкусом убрала волосы, украсила уши и шею жемчугом. Выражение лица Полины Карповы тоже было необычным – его нельзя было назвать торжественным или радостным. Оно было именно особенным, сияющим, значительным. Вообще, по части выражения лица она была большой мастерицей и «надевала физиономии», как кофточки, подходящие к самым разным случаям.
– Пожалуйте в дом, сейчас мы сядем за стол, самовар уже поспел.
– Да я, собственно, на минутку забежал, я, пожалуй, пойду, – отнекивался Сережа, пятясь к выходу.
– Вот где все! – раздался чей-то голос, и на веранде появилось еще одно незнакомое лицо. Высокий представительный господин с холеным властным лицом, в светлом сюртуке.
Сережу представили господину Гнедину. Юноша затосковал. Ему совершенно не хотелось оставаться пить чай и вести светские беседы. Но ведь он так и не переговорил с Анатолем, что же он скажет бедной Розалии, которая места себе не находит, мучается из-за всей этой неопределенности? Понукаемый чувством долга, он поплелся вместе со всеми в столовую Боровицких. А там уже на столе пыхтел и свистел самовар, начищенный кухаркой до нестерпимого блеска, так, что в него можно было наблюдать отражения лиц присутствующих. Сережа невольно улыбнулся. Ему припомнилось, как они корчили рожи и смеялись, увидев в пузатых боках самовара свои искаженные лица… Неумолимый самовар преобразил до неузнаваемости даже прекрасное лицо Розалии. Наверху, на конфорке самовара, пристроился фарфоровый чайник с ярким петухом на пузатом боку, и из его носика выплескивались и с легким шипением испарялись капли горячей воды.