— Как скоро вы сможете приехать? Мне нужно быть дома.
— Дайте мне двадцать минут.
Немного помолчав, Маккензи ответил:
— Ну хорошо, Кевин. К этому времени все уже разойдутся, так что сразу проходите ко мне. Мой кабинет третий слева.
— Хорошо. Спасибо.
Кевин положил трубку и выбежал из кабинета, погасив за собой свет. Прежде чем закрыть входную дверь, он обернулся и посмотрел в темный коридор. Возможно, это была игра больного воображения, но ему показалось, что из-под двери библиотеки пробивается слабый свет — возможно, от экрана компьютера. Но он точно знал, что все выключил, поэтому списал все на разыгравшееся воображение и без промедления захлопнул дверь.
Собираясь добраться до Маккензи за 20 минут, Кевин не учел пробки часа пик. До гаража, обслуживавшего офис окружного прокурора, он доехал лишь спустя 40 минут. Кевин поставил машину и бросился к лифту. Он так хотел встретиться с Маккензи как можно быстрее, что даже не подумал о том, как рассказать ему все то, что он обнаружил и в чем убедился. Мысль об этом пришла ему только у дверей кабинета, и его рука замерла на ручке.
«Черт, — подумал Кевин, — он же сочтет меня сумасшедшим. Он не поверит ни единому моему слову. Но я должен кому-то рассказать — мне нужен человек, которого это заинтересует и который попробует во всем разобраться, и кто подходит для этого лучше человека, которого юристы «Джон Милтон и партнеры» столько раз унижали в суде?» Кевин открыл дверь и вошел. В вестибюле еще горел свет, но секретарши за стойкой уже не было. Кевин быстро прошел по коридору и открыл третью дверь слева.
Маккензи стоял у окна, заложив руки за спину, и смотрел на городские огни. Когда дверь открылась, высокий, худощавый прокурор быстро повернулся. Лицо Маккензи показалось Кевину еще более длинным и худым, а глаза — более запавшими и мрачными.
— Извините, Боб, пробки…
— Я так и думал. — Прокурор взглянул на часы. — Только давайте побыстрее. Я позвонил жене, но забыл, что у нас сегодня гости.
— Простите, Боб, я не стал бы настаивать, если бы…
— Садитесь, Кевин. Я вас слушаю. Что вас так встревожило?
Маккензи опустился в свое кресло. Кевин тоже сел и откинулся на спинку, чтобы перевести дыхание.
— Не знаю, с чего начать. Я как-то не подумал, как буду рассказывать вам обо всем этом.
— Переходите к сути дела, Кевин. Детали можно будет обсудить потом.
Кевин кивнул, сглотнул и наклонился вперед.
— Я прошу вас об одном — дайте мне все рассказать и не отвергайте мои слова сразу же, хорошо?
— Слушаю вас внимательно, — сухо ответил Маккензи, снова посматривая на часы.
— Боб, я считаю, что Джон Милтон — это злодей со сверхъестественными способностями. Возможно, он вовсе не человек… Или нечто большее, чем человек… По-моему, он истинное воплощение сатаны.
Маккензи молча смотрел на Кевина, только брови его снова поднялись вверх. Но прокурор не стал его останавливать или смеяться, и это воодушевило Кевина.
— Сегодня я ездил к Беверли Морган. Ее показаниями в суде я был удивлен не меньше вашего. Когда я беседовал с ней до суда, она категорически отвергала версию Ротберга. Она терпеть не могла этого человека и не собиралась ничего делать, чтобы помочь ему.
— Да, но… ее могли мучить угрызения совести, — пожал плечами прокурор. — Вам, как и мне, хорошо известно, что свидетели преступлений часто отказываются давать показания. Но потом их начинает мучить чувство вины. Возможно, Беверли Морган просто не справилась с угрызениями совести и решила сказать правду.
— Перед перекрестным допросом мистер Милтон прислал мне записку. Он точно знал, что она изменит свои показания.
— И вы считаете, что в этом проявились его сверхъестественные силы?
— Нет, вовсе нет… Я же говорил вам — сегодня я ездил к Беверли Морган. С ней произошел несчастный случай… из-за выпивки… она упала с лестницы, и когда я приехал, ее уже отвезли в больницу. Я отправился в больницу и спросил, почему она изменила показания. И она призналась мне кое в чем, что совершила в прошлом, — возможно, ей казалось, что она уже на грани смерти, или ее действительно замучили угрызения совести.
Кевин наклонился к прокурору:
— Боб, она сказала мне, что убила больную мать Максины Шапиро, когда та обнаружила ее воровство. Она отравила ее дигиталисом. Никто не знал об этом. Ее даже никто не заподозрил. Она обкрадывала и Максину — кое-какие украшения, деньги, все такое…
— Значит, и ее она убила?
— Нет. Максина не знала о воровстве. А если и знала, то не обращала внимания. Ее убил Стэнли Ротберг. Я убежден в этом. И я уверен, что мистер Милтон тоже это знал. Мне точно известно, что он все знал — заранее.
— Не понимаю, что вы хотите сказать… Джон Милтон в этом участвовал?
— Косвенным образом — да. Он чувствует потенциал зла в человеческих сердцах, — задумавшись на минуту, ответил Кевин. — Когда я получил документы по делу Ротберга, то решил, что в них вкралась опечатка. Но Джон Милтон начал собирать информацию еще до смерти Максины Ротберг. Он знал, что ее убьют и что обвиняемым будет Стэнли Ротберг.
— Или вы были правы изначально, решив, что это всего лишь опечатка, — мягко проговорил Маккензи.
— Нет! Я же говорю вам, что это была не опечатка! Он не только знает, что совершат злодеи. Он улавливает совершенное нами и живущее в наших сердцах зло. Он отправился к Беверли Морган и стал ее шантажировать. Он знал, что́ она совершила, а она поняла, что столкнулась с некоей ужасной злой силой. Она подчинилась и сделала то, что он хотел.
— И все это она сегодня рассказала вам в больнице?
— Да.
— Кевин, вы же сами сказали, что он была пьяна и упала с лестницы. Я был почти готов отвергнуть ее показания, потому что она алкоголичка, словам которой нельзя верить. Но я понимал, что вы сможете использовать этот факт, чтобы доказать: Максину Шапиро убила она — пусть даже случайно, поэтому я не стал даже пытаться. Но что могут значить слова такого ненадежного свидетеля, как она, против Джона Милтона?
— Боб, фирма «Джон Милтон и партнеры» не проиграла ни одного уголовного дела, которым занималась! — воскликнул Кевин. — Если проанализировать судебные документы, вы сами это поймете. И посмотрите, что у них за клиенты… Многие из них безусловно виновны, но получили минимальные сроки или вообще…
— Любой адвокат стремится к этому, Кевин. Вы и сами это отлично знаете.
— Или они находят способы избавиться от нежелательных свидетелей и улик!
— Как любые хорошие адвокаты. Это их работа, и мы это понимаем. Почему, как вы думаете, я постоянно сдерживаю напор полиции? Они так стремятся поймать преступников, что совершают ошибки. И они ненавидят нас, прокуроров, за то, что мы указываем им на их промахи — они многое могут сделать, но не делают или делают неправильно.
— Да, знаю я это, — нетерпеливо отмахнулся Кевин. — Но это нечто большее, Боб. Они, и в особенности он, получают удовольствие, избавляя преступников от обвинений. Он — настоящий защитник зла, адвокат дьявола, а то и сам дьявол.
Маккензи кивнул.
— И чем вы можете подтвердить свою дикую историю, Кевин?
— Я только что был в офисе. Я изучал компьютерную базу по всем делам фирмы. Они не проиграли ни одного дела. Они пригласили меня, но в фирме я занимался только делом Ротберга. А в их компьютере была вся информация о моем первом уголовном деле, которое я вел еще на Лонг-Айленде. Тогда я защищал учительницу, которую обвинили в сексуальных домогательствах к детям. — Кевин посмотрел прямо в глаза прокурору.
— Я в курсе, Кевин. Мои люди все разузнали про вас: мне нужно было знать, с каким адвокатом придется столкнуться в суде.
— Я был поражен тем, что вся эта информация хранится в архиве фирмы Джона Милтона. Мне показалось, что, защищая Лоис Уилсон, я работал на него. А потом я подумал, что, возможно, так оно и было…
— Не понимаю…
— В глубине души я знал, что она виновна, но я сознательно задушил эту мысль и, поняв слабость обвинения, нанес удар именно туда.
— За это вам и платят, — сухо произнес Маккензи.
— Да, но тогда я не понимал, что это — проверка перед работой в «Джон Милтон и партнеры». Эта фирма ищет адвокатов, которые готовы сделать все ради оправдания своих клиентов, даже зная, что они виновны. Но больше всего меня напугала еще одна папка в компьютере — она называлась «Будущие». В ней содержится информация о преступлениях, которые будут совершены в течение следующих двух лет, и о клиентах, которые к нам обратятся.
— Предсказания?
— Не просто предсказания — подробные описания преступлений: грабежей, изнасилований, убийств, вымогательств, растрат — я видел все! Словно описание выпускного курса в адском университете!
— Имена людей и то, в чем их будут обвинять?
— Именно!
— Вы сняли копию?
— Я пытался, но не смог этого сделать. А потом я больше не смог войти в ту папку. Но если вы…
— Полегче, Кевин. Я не могу ворваться в офис Джона Милтона с ордером на изучение компьютерных файлов с информацией об еще не совершенных преступлениях. Кроме того, если он обладает той силой, какую вы ему приписываете, то может просто удалить файлы еще до моего приезда, разве нет?
Кевин кивнул. Его охватило отчаяние.
— Жена Пола Сколфилда попала в психиатрическую лечебницу, — быстро проговорил он. — Она разговаривала со мной вечером. Она сказала, что Джон Милтон дьявол, способный зачаровать всех, даже наших жен. Она сказала, что это он виновен в смерти Ричарда Джеффи.
— Она сказала, что он столкнул Ричарда Джеффи с балкона?
— Не совсем так. Но Джеффи чувствовал себя виноватым в том, что случилось с его женой. Он раскаивался в том, что совершил, работая на Джона Милтона. Так говорила Хелен. Она сказала, что Ричард был единственным, у кого осталась совесть.
— Так сказала вам Хелен Сколфилд?
— Да.
Маккензи кивнул и снова подался вперед, сложив руки на столе.