Это было с его стороны опрометчивым шагом: пение Лепса не только не способствует аппетиту и поддержанию застольной беседы, но и вполне может использоваться в качестве изощренной пытки заключенных. Уверяю вас, если арестованного поместить в камеру, где постоянно крутить песни Лепса, то уже на следующий день он подпишет любые признательные показания.
В то же время я знал одного адвоката (из бывших прокурорских), который любил заложить за воротник и степень своего опьянения определял по песням: Цой, Высоцкий, Шевчук… Предпоследней стадией были песни Лепса, а последней — «А на черной скамье, на скамье подсудимых» уже в его собственном исполнении. Далее — только мрак.
Известно, что Дмитрию Медведеву до сих пор нравятся Deep Purple с их «тяжелыми» композициями для подростков и студентов-первокурсников.
Да, конечно, вкусы у всех разные.
Однажды осенью 1985 года, отдыхая в Крыму с друзьями, мы случайно познакомились с группой парней и девушек, которые оказались сотрудниками столичного управления КГБ. Эти молодые московские чекисты были комсомольскими активистами в своих подразделениях и заслужили бесплатные путевки в один из ведомственных домов отдыха, а мы ходили к ним туда по вечерам на танцы.
И поразило меня в этих ребятах не то, что в самый разгар горбачевского сухого закона они пили по-черному, неизвестно где доставая вино, а то, что на пляже, куда многие из нас приносили с собой магнитофоны, чекисты слушали исключительно блатняк. Тогда более приличный термин «русский шансон» для этой музыки еще придуман не был. (Не знаю, стоит ли пояснять, что именно в те годы в нашей стране танцы в клубах и парках стали называться «дискотеками», и проходили они под песни Аллы Пугачевой, Софии Ротару, разных советских ВИА и итальянских поп-исполнителей?) Ни западную рок-музыку, ни так называемый русский рок (именно в те годы был придуман и этот термин) молодые чекисты вообще не слушали. И когда я однажды заговорил о Ленинградском рок-клубе, один из моих новых знакомых с сарказмом заметил: «Пусть собираются, как тараканы, в одной банке». И только через пять лет отставной генерал-майор КГБ Олег Калугин раскрыл тайну, что, оказывается, легендарный Ленинградский рок-клуб создавался не без участия местного управления КГБ. А вот тот московский чекист про это уже явно знал и лукаво посмеивался надо мной и «бескомпромиссным русским роком» в свои пшеничного цвета усы, намоченные пивом.
Вот и бывшему чекисту Владимиру Путину до сих пор нравятся стилизованные под блатняк песенки группы «Любэ», а в Сочи он был замечен с женой на концерте нашего доморощенного «короля поп-музыки» Филиппа Киркорова.
Да, у каждого свои вкусы.
Сталин, например, тоже любил искусство. Но предпочитал, чтобы люди его видели в Большом театре или во МХАТе.
Хотя, конечно, сидеть в Большом и слушать длинную оперу — занятие утомительное. Возможно, у Сталина просто времени для этого было больше: он на рыбалку в Сибирь не ездил, на лыжах со всех гор, какие есть в России, не катался, в море за древними амфорами не нырял, на дельтаплане с журавлями стерхами не летал.
Но только не надо представлять Владимира Путина человеком с примитивными мещанскими вкусами и запросами! Нет, на мой взгляд, он хочет войти в Историю, и, поверьте, войдет. Возможно, очередным переносом столицы в Санкт-Петербург или еще чем-то[2]. И на карте нашей страны еще обязательно появится какой-нибудь Путинград.
Операция «Компот»
Эту историю, если бы ее не было в действительности, наверное, следовало бы придумать. Чтобы показать то, что творилось в России в те самые годы, когда в Москву из Санкт-Петербурга перебрался на постоянное жительство Владимир Путин. Тогда он еще не был президентом, он не был еще даже директором ФСБ. Но он уже был здесь и общался и с директором, и с президентом. И знал, в какое осиное гнездо стремится попасть.
В августе 1997 года газета «Коммерсантъ» сообщила, что спецслужбами России и Великобритании пресечена попытка незаконной поставки в нашу страну из Южной Америки рекордного количества наркотиков — 200 килограммов кокаина, спрятанного в банки из-под ананасового компота. Там же, в сообщении, указывалось, что все преступники задержаны.
«Всего по этому делу в России было арестовано семь человек, в том числе и один из братских преступных «авторитетов», неоднократно судимый Эдуард Жабин. Именно его ФСБ считает организатором поставки кокаина», — обрадовала читателей газета «Коммерсантъ».
Последнее утверждение меня сильно удивило, так как именно я занимался этим делом, защищая единственного человека, который был по нему арестован и обвинялся в контрабанде наркотиков. Этим человеком действительно был Эдуард Жабин — 25-летний мелкий предприниматель, заключивший контракт на поставку из Венесуэлы консервированных фруктов и проживавший в далекой Сибири. Но при этом Эдуард ни разу не был судим, имел жену и ребенка, и никто в его родном Братске, даже самый отмороженный мент, не назвал бы Эдуарда «авторитетом», тем более — «преступным». А других фигурантов по этому прогремевшему на весь мир делу никогда не было и в помине!
Но тем не менее вскоре в той же газете я с не меньшим удивлением, прочитал, что, оказывается, «за успешное проведение операции по поимке участников международной преступной организации, пытавшейся нелегально ввезти в Россию крупнейшую партию наркотиков», двое сотрудников ФСБ были удостоены наград Великобритании!
«Ай да молодцы! Круто! — подумал я тогда про наших чекистов. — Так надурить англичан — это надо уметь!»
И я сообразил, что публикации в «Коммерсанте» предназначались не нашим читателям, а читателям в туманном Альбионе.
Тогда же я понял, что европейцы и американцы, как лохи, верят всему, что пишут наши газеты, особенно популярные, типа «Известий» и «Коммерсанта». Опубликовал в них, к примеру, заказную чернуху про кого-нибудь человека, и глядишь, у того уже проблемы за рубежом: косо посматривают, проверки учиняют. А если тот подаст на газету в суд, то суммы морального вреда в России мизерные… С такой слепой верой газетным публикациям я позже неоднократно сталкивался и в Испании, и в ряде других стран Европы, где привыкли доверять прессе и где эффективно работает судебная система против лжецов-борзописцев. Да и взыскиваемые с них штрафы, не в пример российским, весьма значительны. Правда, не перестаю удивляться наивности европейцев, когда они верят откровенной белиберде, публикуемой их журналистами относительно России и русских. Впрочем, это уже — пропаганда, и в суды по поводу таких лживых, идиотских публикаций там никто не обращается, потому пишут и пишут, ну и соответственно читают и верят. Вот наши чекисты их приемом и воспользовались: верите сказкам про гуляющих по улицам Москвы медведям, поверите и про поимку банды международных наркоторговцев в майках с портретами Пабло Эскобара.
А «авторитета» Эдуарда Жабина, как особо опасного преступника, поместили в спецкорпус Матросской Тишины, где в 1991 году сидели члены ГКЧП, и где, как и в Лефортово, полностью отсутствует связь заключенных с внешним миром. В нашем деле, как полагали следователи, это было крайне важно. И высокий, спортивный и поначалу жизнерадостный парень почти полтора года просидел в этих исторических стенах.
Как же получилось, что он оказался замешанным в скандал с наркотиками, которые сам к тому же никогда не употреблял?
Вот что говорилось об этом в материалах дела (я лишь добавлю несколько мазков в общую картину, которую нарисовали следователи).
За год до описываемых событий к Жабину от одного его московского знакомого (позже убитого) поступило предложение о поставке из стран Южной Америки консервированной рыбы и морепродуктов. Знакомый, представившийся работником МИДа, обещал, что контракты будут приходить Эдуарду почтой DHL уже подписанными поставщиками. Поставщики, дескать, заинтересованы в отгрузке продукции, от которой у них ломятся склады, и готовы отгружать ее под реализацию с отсрочкой платежа на полгода. Предложение действительно было выгодным!
«Получишь контракт, — пояснял Эдуарду его знакомый, — подпишешь со своей стороны, а появишься в Москве — отдашь мне один экземпляр. Расплачиваться с поставщиками будешь также через меня. А торговать — с учетом моего интереса».
Все предельно ясно: в России наступил капитализм, и каждый зарабатывал, как мог. В том числе и работники МИДа.
И вскоре рыба пришла. Эдуард слетал в Питер, чтобы в морском порту растаможить и получить контейнер с рыбными консервами.
Доставив груз в свой родной город по железной дороге, Эдик разбросал консервы по разным магазинам и стал подсчитывать барыши. Но не успел он продать рыбу, как ему пришел по почте новый контракт. На это раз на поставку ананасового компота. «Да, ананасы у нас пойдут лучше, чем рыба», — подумал Эдуард и через месяц с радостью полетел в Питер получать груз. Жизнь удалась!..
Но в Питере на этот раз с выдачей груза произошла заминка.
— С твоими контейнерами какая-то хрень, — по секрету сказала ему тетка на проходной в порту. — Оцепили спецназовцы. С собаками. Никого не подпускают. Ты б лучше, мил человек, шел отсюда.
— Ну, так я завтра приеду, — беспечно ответил Эдик и поехал в «Пулковскую». Там его ждали чорноокi дiвчата з Києва, синеглазые красавицы из Пскова и прочие представительницы древнейшей профессии со всех уголков нашей некогда единой советской родины, где не было секса, но была дружба народов. Потом многое изменилось: в одном месте, как говорится, прибыло, в другом — убыло…
На следующее утро в порту повторилась та же история, и только приехав туда на третий день Жабин, смог растаможить и получить свой груз. Он заказал железнодорожные контейнеры, перегрузил в них упаковки с банками, презентовав несколько упаковок грузчикам в качестве благодарности, и, тепло распрощавшись с работниками порта, вылетел в Братск.
Груз по железной дороге шел, как всегда, долго. А когда наконец прибыл и Эдуард доставил его на склад, то всплыла пересортица. То есть в упаковках под целлофаном оказались не только банки с ананасовым компотом, но еще и банки с томатами и фасолью.