Перед сном, покрестясь на иконку,
Не в кровать я ложусь, а на «шконку»,
А с утра нет мне долюшки краше,
Чем всех раньше успеть на «парашу».
Иль «дальняк», это суть не меняет,
Всё равно оно тем же воняет.
Не такая уж головоломка:
Суп — «баланда», а миска — «шелёмка»,
Обыск — «шмон», ну а карцер здесь кличут
Романтическим именем — «кича».
С допотопных времен так ведётся:
Главный опер здесь «кумом» зовётся,
И, знать, чувствуя дома утрату,
Называют все камеру «хатой».
Ну а дверь, догадаетесь сами,
Называется здесь «тормозами».
В каждой «хате» есть вождь настоящий,
Называется просто — «смотрящий».
Но дерзить со «смотрящим» не стоит,
Он любого «нагнёт» и «построит».
Все ошибки в словах иль делами
Называются здесь «косяками».
За «косяк» вам по первости скажут,
А потом и примерно накажут.
А из «хаты» своей «ломанешься»,
Навсегда «ломовым» прозовёшься.
И поскачет «объява» по «хатам»,
Нет преграды тюремным почтамтам.
Между окон с великой сноровкой
Потайные продеты верёвки.
По верёвкам мешочки гоняют,
Их красиво прозвали «конями».
В этой почте премудростей много,
А зовётся все просто — «дорога».
От ментовской спасаясь погони,
По «дороге» проносятся «кони».
«А-у-е!» — значит «хата» на связи,
Крик: «Пойдём!» — «конь» в окошко вылазит,
И помчался к окошку другому,
Как доскачет, сигналят: «Груз дома!»
Вот про эти про все заморочки
Я хотел вам черкнуть эти строчки.
Может, вышло чуть-чуть «некузяво»,
Но зато не письмо, а «малява».
Скупка земельных паев проходила организованно и осуществлялась на подставных лиц из числа самих же пайщиков. Затем производилось изменение разрешенного вида использования этих земель, после чего участки перепродавались приблизительно в пятьсот раз дороже. Это — общая схема.
В итоге по этой схеме на территории Белоозерского были мгновенно скуплены все свободные земли. А в качестве подставного лица использовалась местная пенсионерка — бабушка — божий одуванчик, проработавшая всю жизнь в совхозе простой рабочей. Обычно у нее не хватало пенсии на нормальное житье-бытье, а тут вдруг якобы какой-то таинственный «тимуровец» (с распространенной кавказской фамилией) одолжил ей сотню тысяч долларов. И старушка в одночасье стала миллионершей, прячась от любопытных земляков и журналистов за спинами вооруженной автоматами охраны.
А потом в Белоозерском, под раскаты осеннего грома, вдруг объявился сильно облысевший молодой человек в хорошем костюме и с деликатными манерами, который сообщил возмущённому откровенным жульничеством с землей Андрею Жданову, что является одним из руководителей московской фирмы с ничего не говорящим названием, «представляющей интересы собственницы 3000 гектаров близлежащей земли».
— Моя фамилия Грабовский, — ласково улыбаясь, сказал молодой человек и скромно присел на краешек стула в кабинете Жданова. — Я слышал, что у вас есть какие-то претензии к нашему плану застройки и продажи этих земель. И мы готовы учесть все ваши замечания…
А замечания Жданова сводились к следующему.
Перевод тысяч гектаров земли под жилую застройку означал увеличение населения поселка более чем в два раза. Все это требовало существенного изменения инфраструктуры, строительства детских садов и школ, создания новых рабочих мест. Но эти вопросы «представителями собственницы» даже не поднимались и, что было особенно странным, совершенно не волновали руководителя района Слепцова, который уже чуть было не издал распоряжение о переводе земель под жилую застройку, да неожиданно вмешался Жданов и все нарушил. Он настаивал на разработке генерального плана поселка. И только после этого, по его мнению, можно было разрешать там новое жилищное строительство. А генплан — это и деньги (которых у администрации поселка не было), и время.
— Но у нас нет времени, — пожаловался Грабовский. — А с генпланом мы готовы вам помочь. И готовы помогать поселку в его благоустройстве…
Встретив понимание со стороны визитера, Жданов связался с проектным институтом. А через несколько дней Грабовский самолично привез ему 300 тысяч рублей на благоустройство поселка. И Жданов (о, боги!) не взял эти деньги себе. Он тут же дал поручение одному из своих замов официально принять их в качестве благотворительной помощи и направить на ремонт какой-то пешеходной дорожки и асфальтирование детской хоккейной площадки. Что и было сделано.
В те же годы в Москве мэр Лужков действовал точно так же, но еще более жестко и прямолинейно: он просто заставлял всех крупных бизнесменов и их фирмы помогать городу. И те, по первому звонку, покорно свозили или перечисляли деньги на установку какого-нибудь очередного памятника либо на что-то другое, на что в городском бюджете не было предусмотрено средств. И никаких уголовных дел! А Жданову, помимо всего прочего, припомнили потом и те 300 тысяч.
— Я чувствовал, что меня хотят подставить, — позднее признался он мне, — но самоуверенно посчитал, что смогу их перехитрить. Но можно ли перехитрить дьявола?..
Между тем московские проектировщики изготовили эскизы застройки первой части новых земель, и сотрудничество в этой работе Грабовского, а также его помощь в благоустройстве поселка в конце концов убедили Жданова в добросовестности намерений «благотворителя». Поэт Жданов забыл о предупреждении Лаокоона из поэмы Вергилия: «Бойтесь данайцев, дары приносящих!» — и снял свои возражения относительно застройки первой части бывших совхозных земель. В тот же день глава района Слепцов издал соответствующее постановление, и «данаец» Грабовский получил желаемый результат.
Сразу после этого он утратил всякий интерес к генплану и стал уклоняться от дальнейших встреч со Ждановым.
Однако в этот же период произошло еще одно значимое событие в жизни моего героя — он принял участие в выборах главы района, выступив с резкой критикой коррупционной деятельности Слепцова. И за день до этих выборов началась прослушка телефона Жданова! Но самое примечательное то, что она началась за полтора месяца до подачи в милицию заявления от «потерпевшего» Грабовского!..
А вот чтобы с таким заявлением в милицию обратиться, Грабовский неожиданно активизировался, предложив Жданову провести переговоры «для окончательного решения вопроса по генплану».
И такие переговоры состоялись. Они прошли в служебном кабинете Жданова под припрятанный диктофон Грабовского и попытки последнего спровоцировать белоозерского мэра на какое-нибудь неосторожное высказывание.
Сам Грабовский и приехавшая с ним «юрист фирмы» И. Цилюрик, оказавшаяся на деле адвокатом, стали предлагать Жданову взять деньги наличными, а уже потом рассчитаться ими с проектировщиками.
Мне, признаюсь, не хотелось называть фамилию этой молодой дамы, начинавшей когда-то свою карьеру в милиции, но в итоге вместо выполнения благородной функции защитника скатившуюся, по существу, к роли провокатора. Но, во-первых, страна должна знать своих «героев», а во-вторых, может быть, эти записки хоть как-то повлияют на других моих коллег и удержат их от подобного.
Жданов же на переговорах твердо стоял на своем: вы — инвесторы, поэтому платите сами.
— Нам это не комфортно, лучше кэш, — жалобно ныла Цилюрик.
— Тогда перечислите на счет нашего благотворительного фонда, — предлагал Жданов.
— Мы не благотворительная организация, нам это тоже не комфортно, — скулил Грабовский…
Как стало позже известно от самих же Грабовского и Цилюрик, все их обещания по разработке генплана и долгосрочному сотрудничеству с администрацией Белоозерского были ложными, а переговоры они вели лишь для подготовки будущего уголовного дела в отношении Жданова.
Но переговоры со Ждановым никакого серьезного результата им не дали.
После этого Грабовский и Цилюрик, избегая прямых встреч с несговорчивым Ждановым, активизировали частные переговоры с неким местным жителем по фамилии Черников (вот она — мистика фамилий!) — мелким, но гиперактивным предпринимателем из офицеров-пограничников.
С ним они познакомились в кабинете у Жданова, и Черников впоследствии предложил москвичам свою кандидатуру в качестве посредника по «уламыванию поэта»…
Посоветовавшись с кем надо, Грабовский заявил, что готов заключить с Черниковым трудовое соглашение и передать ему деньги, предназначенные на оплату работы проектировщиков. Теперь, по задумке Грабовского, именно Черников должен был стать «инвестором» в соглашении с проектным институтом.
При этом Грабовский мотивировал это свое предложение нежеланием «светиться», показывая главе района Слепцову, что они, дескать, помогают его оппоненту…
О том, что загадочная московская фирма каким-то образом связана со Слепцовым, понимали до этого все. Но то, что помощь в разработке генплана большого городского поселения могла быть воспринята Слепцовым как помощь его политическому оппоненту — это не влезало ни в какие ворота! И заставляло задуматься.
Но у Жданова на раздумья не оставалось времени — над ним уже был занесен топор, называемый близорукими людьми и циниками «мечем правосудия».
Ни с Черниковым, ни с Грабовским он уже не общался, но это Грабовскому было и не нужно. Ему удалось убедить Черникова, едва вышедшего из запоя, приехать в московский офис фирмы и получить там деньги наличными. И хотя Черников даже расписался в получении этих денег и заявил, что сейчас же поедет в отделение банка положить их на счет, чтобы потом перечислить проектному институту, тем не менее (а скорее всего именно поэтому!) он был тут же, при выходе, задержан. Правда, менты попробовали было уговорить Черникова отвезти эти деньги Жданову, но тот отказался.