По обе стороны от Содомовского за огромным судейским столом сидели еще двое судей — так называемые народные заседатели. Ими были две женщины — средних лет и постарше, которые за весь судебный процесс не проронили и слова. Но, судя по выражениям их лиц, следили они за всем происходящим в зале с большим интересом.
В то время, когда Содомовский готовился к допросу очередных свидетелей, на скамье подсудимых в железной клетке, сваренной из строительной арматуры и покрашенной белой краской, томился Андрей Климентьев. Такой же высокий и мощный, как судья, такой же острослов, как и он, только моложе и в тренировочном костюме.
Народных заседателей он как-то раз уважительно назвал судьями фактов, а председательствующего — судьей права. И, думаю, в данном случае эти определения, почерпнутые Андреем из популярной юридической литературы, соответствовали действительности.
Напротив клетки, по правую руку от судей, сидел гособвинитель, нервно покусывая губы и показывая всем едва прикрытую редкими волосами лысину. К 1997 году этот зачес уже стал широко известен под названием «лукашенковский». Гособвинителем в процессе выступал сам городской прокурор Владимир Шевелев — маленький, остроносый и болезненно бледный человечек.
На протяжении всего процесса ему доставалось с двух сторон: и от подсудимого Климентьева, и от судьи Содомовского. Подсудимый постоянно ругал прокурора за необъективность расследования дела и послушное выполнение всех указаний, в том числе и незаконных, губернатора области Бориса Немцова, а судья кипел от возмущения, когда прокурор нарушал установленный порядок рассмотрения дела в суде.
— Вы хоть когда-нибудь были в суде? — насмешливо спрашивал он прокурора, когда тот заявлял несвоевременное ходатайство или, внезапно вскакивая с места, бросался со своими бумагами к свидетелю, стоящему за трибуной, и начинал с ним что-то там выяснять. — Вы уже в третий раз идете на нарушение закона, — говорил Содомовский прокурору, едва сдерживая себя. — Так не ведется судебное заседание! Подходит с места к свидетелю и о чем-то с ним шепчется, это вообще какая-то дичь! Надо брать документ из дела и мне говорить! Если нужно, просите суд показать документы. А то получается: вы — сами по себе, мы — сами по себе. Вы написали на меня бумагу о нарушениях, а сами? Я же не подбегаю к свидетелю.
Да, за несколько дней до этого гособвинитель высказал в адрес судьи ряд замечаний процедурного характера. Например, что подсудимый «постоянно прерывает свидетелей, допускает высказывания», а судья не всегда делает ему за это замечания. Наконец, Шевелев обвинил Содомовского в том, что тот даже хотел лишить его слова.
— Я здесь судья, а стало быть, и хозяин положения! И как вести судебное расследование, знаю не хуже других, — отрезал тогда Владимир Содомовский.
А когда прокурор пригласил в суд в качестве свидетелей группу врачей, сомневаясь в том, что у подсудимого Кислякова настолько больна дочь, чтобы ее отец брал у иностранного партнера в долг деньги на ее лечение за рубежом, судья просто взорвался от возмущения. Хотя врачи знали и говорили следователям, что дочь Александра Сергеевича Кислякова неизлечимо больна, прокурор Шевелев все же потребовал провести экспертизу состояния ее здоровья и вызвал врачей в суд для допроса.
— Неудобно при отце спрашивать о болезни дочери, — сказал Содомовский, — а не спросишь — прокурор потом на меня снова бумагу напишет…
— Я хотел спросить у свидетелей, настолько ли это серьезное заболевание, что в Навашине нельзя такую операцию сделать, — пояснил прокурор.
— Это только родители могут решать, где им лечить дочь! — возмутился Содомовский. — Если бы у меня была больная дочь, я бы ползком добрался до заграницы, где ей могли бы помочь…
Когда выяснилось, что Кисляков, проконсультировавшись с врачами, все же решил не везти дочь в заграничную клинику и вернул деньги сердобольному иностранцу, из своей клетки подал голос Климентьев:
— А между тем, ваша честь, его обвинили потом в получении взятки! Все про все знали и все-таки обвинили!.. Хотели до меня добраться, а взяли его. Полгода продержали в СИЗО. В три часа ночи старика, искусанного клопами и комарами, всего в зеленке, выводили на допросы, вымогали показания! Все доказательства получены с нарушениями закона!
— С вашим темпераментом вы, работая в СИЗО, вообще бы никому там спать не давали, — парировал судья.
А вот какие любопытные мысли и ассоциации рождались у корреспондента «Нижегородской правды» Николая Симакова в результате его наблюдений за основными участниками процесса из зрительного зала (сразу чувствуется старая школа советской журналистики): «Во время допроса свидетелей Кисляков по обыкновению сидит с самым смиренным видом, вероятно раздумывая над постигшей его бедой. Лишь когда речь заходит о кредите, он обязательно задает два-три вопроса, хорошо продуманных, целенаправленных и четких. И снова затихает, пристально следя за происходящим. Зато Климентьеву буйный дух далеких предков не дает покоя. Бездействие его заметно гнетет, он полон нетерпения и готов в любую минуту ринуться в бой…»
Журналист Павел Глумин видел Климентьева чуть иначе, но читать его репортерские отчеты о процессе было тоже забавно не только обывателям, но и мне: «Поистине уникально поведение самого знаменитого подсудимого губернии. Климентьев если и сидит спокойно на своей скамеечке, то обязательно с выражением неописуемого страдания на лице, всем своим видом показывая недоумение по поводу предъявленных ему обвинений. В остальное же время Андрей Анатольевич мечется по своей клетке, как игрушечный медвежонок, заведенный ключиком. Смеется, крутит пальцем у виска, страдальчески протягивает руки сквозь прутья клетки. В общем, полный набор приемов профессионального шоумена. Судья Содомовский каждые пять минут взрывается яростной тирадой в адрес Климентьева: «Прекратите здесь процесс нарушать! Кривляется, понимаешь, как некий развлекатель!» Прокурор Нижнего Новгорода Владимир Шевелев, наоборот, на каждом заседании углубленно изучает ворох бумаг, не замечая едких реплик в свой адрес в исполнении подсудимого. Адвокаты Климентьева с пунктами обвинительного заключения борются весьма успешно…»
Да, вот такая картинка! Как в кино!
— Меня могут посадить только по сталинскому призыву! — заявил однажды Андрей судье. — Я выиграю суд без всяких проблем, я еще только начинаю сражаться! Я разбил вас по взятке, по кредиту, вы только по приказу обкома может дать мне срок!
— Какая энергия! — воскликнул тогда Содомовский. — Вам надо укол сделать.
Но чаще всего Климентьев все-таки набрасывался с критикой на прокурора, напоминая тому при каждом удобном случае, что его самого и его покровителей из Нижегородского кремля (или обкома) ждет тюрьма. Например, по утрам, пока в зале еще не появились судьи, Климентьев на глазах изумленной публики и журналистов мог запросто прокричать прокурору, похлопывая ладонью по скамье подсудимых:
— Вован, иди сюда, я держу для тебя место!
А однажды, в пылу полемики, Андрей заявил, что против него строят козни не кто-нибудь, а именно бывшие комсомольцы и коммунисты, в том числе и прокурор Шевелев. После чего прокурор (уже неоднократно получавший взбучки от судьи за самовольные выступления) поднял, как школьник, руку, прося разрешения сделать заявление.
— Ну, что у тебя? — сморщился Содомовский. — Говори.
— Уважаемый суд! — поднявшись во весь свой небольшой рост, громко, с дерзким вызовом, произнес Шевелев. — Только что подсудимый Климентьев заявил, будто бы я выполняю указания коммунистов. Это ложь! И вообще, товарищ подсудимый Климентьев, к вашему сведению, я никогда не был членом КПСС!..
В зале все затихли.
— Это меня оглушило, — отреагировал Климентьев. — Тогда… это является для вас смягчающим обстоятельством. Я вас зауважал.
— Ишь ты какой, оказывается! — воскликнул в свою очередь Содомовский. — Беспартийный!.. Ладно, садись, хватит здесь цирк устраивать…
При этом надо понимать, что сам Владимир Григорьевич Содомовский, заслуженный юрист Российской Федерации, просидевший более 30 лет в кресле судьи, разумеется, членом КПСС был.
Суд, заседания которого проходили ежедневно, продолжался почти три месяца. И за это время в большом зале Нижегородского областного суда перебывало множество людей — свидетелей, журналистов, зрителей. Были там и мои друзья, и коллеги, приезжавшие из Москвы в Нижний по своим делам и, ради любопытства или чтобы поддержать меня, непременно заходившие в суд.
Был там и Эдуард Лимонов. Он дважды приезжал в Нижний за этот период, и всякий раз мы с ним виделись и обсуждали ситуацию с Климентьевым. Вечерами мы ходили ужинать в «Виталич» — один из лучших ресторанов русской кухни в Нижнем Новгороде, где я часто встречал и Бориса Немцова. Тогда в ресторанах позволялось курить, и мы с Эдуардом после ужина всякий раз выкуривали по сигаре, стараясь не думать ни о чем плохом. Но ресторан располагался совсем недалеко от областного суда, на Покровке, и не думать о процессе, о Климентьеве и Кислякове у нас не получалось.
22 февраля 1997 года, в день рождения Лимонова, в клубе Rocco, принадлежавшем Климентьеву, были накрыты столы в честь Эдуарда. Эта идея целиком принадлежала Сергею Климентьеву (младшему брату Андрея), и он же, собственно, все и организовал. Собрались многочисленные гости, и мы все ждали Лимонова, желая сделать ему сюрприз. Но он так и не пришел, хотя я с ним накануне договорился о встрече именно в Rocco. Беда в том, что я не знал адреса той квартиры, где остановился Эдуард (это была квартира кого-то из его однопартийцев), а мобильный телефон то ли у него в тот вечер не работал, то ли его вообще с ним не оказалось. В итоге мы напрасно прождали виновника торжества в сияющем огнями ночном клубе и, грустные, разошлись, пропустив за его здоровье по рюмке водки. В то время как он сам вынужденно сидел в какой-то маленькой квартире, так как хозяева куда-то ушли, не оставив ему ключа, и ел то ли борщ, то ли холодец. Чего только не бывало в жизни героя мировых бестселлеров!..