И, чтобы доказать, что это всё ещё была она, Настя налегла с удвоенной силой на учёбу. За эту неделю она получила превосходные оценки по всем проверочным работам, которые только были. Сдала все рефераты. Даже те, которые предполагалось делать только к следующей неделе или через одну. Как оказалось, теперь, когда она действительно жила одна, озабоченная лишь учёбой, а не весёлыми вечерними прогулками по центру столицы с подругами, у неё появилось куда больше свободного времени. И, раз уж оно есть, почему бы не потратить его на что-то полезное?
Она стала более старательной. Более агрессивной. Два игровых суда, на которые она вызвалась за прошлую неделю, превратились для неё в поле боя. В грёбаный кровавый Колизей, куда она выходила подобно древним гладиаторам, чтобы повеселить ожидающих кровавого представления людей.
И каждый раз, когда она оказывалась там, её глаза не видели другого студента.
Она видела одного единственного человека, с которым действительно хотела сразиться. С которым хотела стоять рядом.
Оттого столь сильна была её растерянность, когда она уже собиралась вызвать себе такси, чтобы поехать домой, когда на плечо ей неожиданно легла рука, а позади послышался такой знакомый голос.
— Настя?
Он прозвучал неуверенно. Даже в какой-то мере растерянно. Настя ощутила, как сердце бешено забилось в груди.
— Саша, — удивительно спокойно смогла произнести она, когда повернулась к нему.
Он стоял перед ней с непониманием и удивлением в глазах.
— Так, значит, вот оно как? — спросил я, когда она рассказала, что сделала.
— Угу, — негромко пробурчала Настя, спрятавшись за чашкой с горячим кофе.
Мы сидели в кафетерии в университетской столовой. Я заказал нам по чашке кофе, который, как мне показалось, Настя пила с особым наслаждением.
— То есть ты теперь в свободном плаванье?
— Угу, — вновь отозвалась она.
— Так, — произнёс я, уже немного устав от её односложных ответов. — Подожди. Просто для того, чтобы уточнить. Ты порвала с семьёй?
— Не порвала, — покачала головой Лазарева. — Просто решила… решила, что некоторое время хочу пожить сама. Без их постоянной опеки и присмотра. Без чужой указки. Сама.
— Но зачем? — спросил я, а когда ощутил, как всколыхнулись её эмоции, поторопился изменить свой вопрос. — Нет, подожди. Я не то спросил. Я понимаю… наверное, понимаю, почему ты это сделала. Но… Насть, ты уверена? В том, что это хорошая идея, я имею в виду.
— Это моя идея, — отрезала она, и впервые в её голосе прозвучали тщательно сдерживаемые стальные нотки. А ты думаешь, что я сделала бы это, если бы не была уверена?
Заданный ею встречный вопрос заставил меня нахмуриться.
— Или что? По-твоему, я не способна сама разобраться со своей жизнью?
Сказано это было не то чтобы зло. Скорее с лёгким налётом сарказма.
— Ты прекрасно знаешь, что это не так, — спокойно ответил я ей. — Просто я хочу быть уверен, что с тобой всё в порядке…
Стоило мне это сказать, как она чуть ли глаза не закатила.
— Со мной всё отлично. Я прекрасно знаю, что поступаю правильно, Саша, — в тон мне ответила она. — Я поступаю так, как хочу сама. И я уверена в том, что делаю. В противном случае я бы здесь с тобой не сидела.
А вот это уже почти что переход на личности. Кто другой на моём месте мог принять это за грубость. Она сидит здесь только потому, что сама этого хочет. Я же… я слишком хорошо её знал. Мне даже не нужно было читать её эмоции, чтобы понимать. Если она на кого и злилась, то точно не на меня. Ну ладно. Не совсем на меня, конечно. Что-то такое там было, но это явно не основная причина.
Нет. Как бы абсурдно это ни прозвучало, но у меня сложилось впечатление, что в первую очередь Настя злилась на саму себя. Возможно, за то, что сделала.
Или, что более вероятно, за то, что не сделала этого раньше.
— Почему?
— Что? — переспросил я.
— Почему ты не ответил на мой звонок неделю назад? — спросила она, пристально глядя на меня.
— Потому что мы уже были в тот момент в самолёте, — не моргнув и глазом ответил я ей. — И нормально поговорить бы всё равно не вышло…
— Ты мог позвонить мне, когда приземлился, — как бы невзначай бросила она, вновь скрыв свои губы за краем чашки.
— Мог бы, наверно, — вздохнул я. — Но поездка выдалась непростая. Действительно непростая, Насть…
— Расскажешь?
— Может быть, когда-нибудь, — пожал я плечами.
Разговор у нас явно не клеился. За исключением тех десяти минут, за которые Настя рассказала мне о том, что она сделала, какие-то другие темы мы почти не обсуждали. Даже не так. Как только разговор переходил на что-то другое, то почти сразу же угасал. Как если бы ни ей, ни мне было это было неинтересно.
— Насть, ты хочешь о чём-нибудь поговорить? — спросил я наконец, надеясь, что она сейчас откроется. Хотя бы чуть-чуть.
Но не вышло. Она подняла голову и встретилась со мной взглядом.
— Поговорить?
— Да…
— С тобой?
Заданный вопрос прозвучал… не резко, но с вызовом.
— Да, — снова ответил я. — Со мной.
— Нет, Саша, — покачала она головой. — С тобой не хочу. Не сейчас.
И? Что это должно значить?
— Настя…
— Спасибо за кофе, — перебила она меня, поставив чашку на стол и вставая из-за стола.
Это бред какой-то. Я привык к тому, что в моменты эмоционального и нервного напряжения она вела себя иначе. Была резкой. Грубой. Сама бросалась вперёд, защищая себя и свою позицию. И плевать на то, что она могла быть ошибочной. Настя защищала своё мнение так же рьяно, как волчица своих волчат. А сейчас… всё, что я видел снаружи — равнодушие.
И ведь это неправда. Я ощущал её эмоции. Внутри она кипела от целого вихря чувств. А снаружи ничего. Как если бы она душила эмоции внутри себя, не выпуская их наружу.
И мне это не нравилось. Абсолютно не нравилось. Нужно её расшевелить. А то она так и перегореть может.
Схватив куртку, я вскочил из-за стола и побежал следом за ней…
…ага. Как же.
Я спокойно остался сидеть за столом, глядя на то, как Лазарева шла в сторону выхода. Бежать сейчас за ней было бы худшей идеей, которую только можно придумать в жизни. Даже если я сейчас добьюсь от неё реакции, то ничего стоящего из этого всё равно не выйдет.
Происходящее стоило обдумать. Очень хорошенько обдумать.
Ладно. Пусть разговор у нас и не вышел, но увидеть Лазареву с такой вот непривычной для себя стороны было в каком-то смысле даже интересно. Главное, чтобы это не вышло ей боком. А то видел я людей, которые в порыве кардинально изменить свою жизнь прилагали столько усилий, как физических, так и эмоциональных, что это приводило к быстрому выгоранию человека изнутри. И тогда всё становилось ещё хуже.
Допив кофе и встав из-за стола, я прихватил куртку и направился к выходу. Надо вернуться в аудиторию и забрать сумку. Я даже в какой-то момент подумал о том, чтобы оставить ее там. Всё равно кроме меня эту аудиторию никто не использовал. А ничего важного в сумке не было. Но потом передумал. По пути достал зазвонивший телефон и глянул на дисплей. Имени не было, но номер Князя я и так знал наизусть.
— Да?
— Не занят?
— Как раз собирался ехать домой, — отозвался я. — Пришлось задержаться ненадолго.
— Хорошо, — произнёс Князь, и я услышал в его голосе довольные нотки. — У меня для тебя есть отличные новости. Ну, в каком-то смысле.
— Хорошие новости — это всегда хорошо, — отозвался я, отходя в сторону и пропуская через вход большую ораву студентов. Очередная пара закончилась как раз минут пять назад, а дальше должен был быть перерыв в тридцать минут. Так что все, кто хотел перекусить, могли воспользоваться шансом. — Что случилось?
— Один наш знакомый с очень горячим нравом покинул город. Мои люди в аэропорту сказали, что его самолёт вылетел оттуда двадцать минут назад.
— Даже так?
— Ага. Если поданный им полётный план верен, то он летит во Францию, но тут, сам понимаешь, вилами по воде писано, учитывая его замок в Альпах и имеющуюся там портальную сеть.
— Да, Князь. Я тебя понял. Но в любом случае — это хороший знак. Если ему сейчас не до меня, то жаловаться у меня причин на это нет.
Мы долго думали, как решить проблему с Браницким. Учитывая его характер, надеяться на то, что он просто так оставит ситуацию с Эри и спустит всё на тормозах, я и не рассчитывал. Не тот он человек. Нет, Константин Браницкий может выждать столько, сколько, по его мнению, будет нужно, но то, что ответка последует, — я даже не сомневался.
В итоге решили откупиться. Хотя бы на время. Я до сих пор не знаю, как Князю это удалось, но он смог раздобыть одну из картин, которая, как он заявлял, принадлежала руке матери Браницкого. Еще по нашему совместному походу в галерею и состоявшемуся разговору я помнил, как тот относился к этим полотнам.
Точнее, Князь узнал, где именно она находится.
Может, это и сработало. Пусть и от части. Браницкий был в городе, но на горизонте не появлялся и мне не мешал. По словам Князя, это было связано с тем, что сейчас наш пылкий граф мотался по личным поручениям самого Императора по европейской части страны. Кто другой, может быть, и успокоился бы, но я-то знал, что долго это затишье не продлится.
И когда штиль сменится бурей, лучше найти себе зонтик побольше. Желательно негорючий.
— Ладно. Буду иметь в виду, Князь. Спасибо за то, что сказал.
— Да не за что, — усмехнулся он в трубку. — Ладно. Приезжай. Мария заказала новые сиропы для кофе. Хочет на тебе пару рецептов протестировать…
Едва только он это сказал, как у меня тут же скулы свело от воспоминаний. Мари уже один раз попыталась поэкспериментировать со вкусами. Лавандовый раф с арахисом на кокосовом молоке… мерзость. Ну хорошо хоть она ещё не дошла до йогуртового латте или что там за дрянь Анна пила в своё время?
— Ладно. Скоро буду, — вздохнул я, пропуская мимо себя последнюю плотную группу студентов и направляя к выходу. — Скажи ей, чтобы в этот раз ничего сладкого, или я…