— Так, молодец, Назар, — чуть ли не на ухо нашёптывал ему граф. — А теперь давай. Нажимай на спуск. Вот так, да, палец сюда, молодец… А теперь стреляй!
— П… прошу, ваше сиятельство, я не знал… Пожалуйста, я не хотел, я…
— Ну-ну-ну, тише, Назар, — мягко перебил его Браницкий. — Давай. Тебе же хватило смелости продавать свои наркотики на моей территории, ведь так? Имей мужество ответить за это. Ты, наверно, думал, что ты такой умный, да? Решил, что раз работал через подставной аккаунт, то тебя никто не найдёт, так? А сейчас что? Посмотри на себя! Распустил сопли, как маленький ребёнок, которого поймали за руку. Мужчины так себя не ведут. Скулишь тут, словно собака…
Мужчину уже била такая дрожь, что если не сжимавшие его руку пальцы графа, то пистолет гарантированно бы выпал из его ладони. Слёзы вперемешку с соплями текли по его лицу, пока он мотал головой, явно стараясь отвести столь пугающее его в этот момент оружие от своей головы.
Но Браницкий с лёгкостью парировал все эти спасительные порывы. В какой-то момент, судя по выражению на его лице, ему это представление уже надоело.
— Ну что? Так и будешь скулить, как собака? Или поступишь, как мужчина, Назар? — спросил он. — Мне не нужен такой непослушный пёс…
— ПОЖАЛУЙСТА, ВАШЕ СИЯТЕЛЬСТВО! — завопил тот. — Я сделаю всё что угодно! Всё, что скажете, только пощадите меня, прошу вас, умоляю! Я послушный! Я буду очень послушным! Самым…
— Мда-а-а-а, — Браницкий остался абсолютно глух к его мольбам. — Похоже, что по всем признакам такое убогое ничтожество, как ты и правда самый настоящий пёс. Во всем, Назар, кроме верности.
Сказав это, граф быстро сместил руку, схватив плачущего мужчину одной рукой за подбородок, а другую положив ему на затылок.
Сложно описать тот мерзкий, влажный, почти чавкающий звук, с которым шея несчастного оказалась сломана резким рывком. Он прозвучал настолько громко в повисшей тишине и был настолько омерзителен, что я взаправду решил, что меня вырвет.
Но нет. Оказалось, что это лишь секундное заблуждение. Вместо этого я спокойно смотрел на мёртвое тело, осевшее на пол. Мужчина рухнул, как подкошенный, едва только Браницкий его отпустил. Как бесполезная и ненужная кукла, у которой кукловод отрезал нити.
— Итак, похоже, что один игрок у нас выбыл, — едва ли не буднично пробормотал граф, после чего махнул рукой и приказал убрать тело. Подняв револьвер, он с удивлением в глазах посмотрел на меня. — Александр, люди же ждут.
— А разве ты не получил то, что хотел? — поинтересовался я. — За столом теперь есть место…
— Да, место-то есть, — как бы нехотя согласился граф, покачивая поднятым с пола пистолетом. — Но, видишь ли, получается не очень красиво с твоей стороны. Остальные-то — его заслужили, заплатив за это право парой свежих седых волос. А ты?
Посмотрев на пистолет в своей руке, я прикинул в уме. Пустыми оказались все, кроме моего и того, что этот ублюдок сейчас держал в руках. Значит, шансы пятьдесят на пятьдесят. Пан или пропал. Кажется, я уже находился в такой ситуации… если так подумать, то не самая хорошая закономерность.
Заметив мою задержку, Браницкий закатил глаза и всплеснул руками, будто недовольный ребёнок.
— Ла-а-а-а-а-дно! Боже! Похоже, что сегодня у нас никто без дополнительной мотивации играть по-взрослому не хочет.
Прежде чем я успел сказать хоть что-то, он бросил пистолет на диван. В три широких шага граф подошёл к стоящей у стены Вике. Грубо схватив девушку за руку, притянул её к себе.
— Эй! — испуганно вскрикнула Вика и попыталась вырваться, но Браницкий без какого-либо труда не дал этого сделать. — Отпустите меня! Я не…
— Заткнись, — произнёс он, схватив её одной рукой за лицо, будто тисками, и повернув ко мне, чтобы девушка смотрела прямо на меня. После чего протянул руку, и взял с лежащего на барной стойке подноса обеденный нож — из тех, которые с закруглённым лезвием, и посмотрел на меня. — Ну что, Александр. Теперь у тебя достаточно мотивации?
— Убьёшь её? — спокойно спросил я, стараясь игнорировать испуганный взгляд Виктории и стараясь, чтобы мой собственный голос звучал ровно.
— Убью? — на лице Браницкого появилось искреннее удивление. — О, нет. Что ты. Просто немного попорчу этот милый живой аксессуар, который ты выбрал себе на вечер.
С этими словами он поднёс лезвие ножа к её лицу. Это могло бы выглядеть глупо, но только до тех пор, пока от его пальцев по ножу не начало расползаться алое свечение раскалённого металла.
При этом, сделав это так, чтобы я заметил, он сместил Вику таким образом, будто прикрывался ею, как щитом.
— Давай, Рахманов, мы ждём, — произнёс Браницкий. — Будешь медлить и… впрочем, думаю, ты и сам понимаешь, что будет в таком случае.
Я вздохнул и ещё раз посмотрел на пистолет, словно взвешивая оружие в руке. Зря, конечно, он это. Лишнее совсем. Я ведь не супер-пупер стрелок, чтобы так рисковать. Понятно, почему он это сделал — помнит нашу с ним прошлую игру, когда я ему пулю в средце всадил.
Ладно. Прикинем в голове. Что ему нужно? Ну, за исключением того, конечно, что он конченый и ему скучно. Чего он хочет? В перспективе, я имею в виду.
Ответ тут простой — без понятия.
Но, глядя на его поведение, я ни за что не поверю, что у него нет какого-то плана. Не похож он на того, кто будет просто от веселья убивать людей, как бы не старался это показать. Каким бы отвратительным оправданием это не прозвучало, но каждый раз он преследовал какую-то цель. Во время нашей первой встречи. И во время второй — тоже. И Эри он ко мне приставил тоже не просто так. А ещё тот случай после аукциона, когда я угрожал разнести тот кинжал. Ведь в тот раз он отступил, так? Значит, он способен жертвовать своими прихотями в угоду более важным целям.
Или же я просто стараюсь себя в этом убедить?
Думай, Саня, думай. От твоих мозгов сейчас зависит не только твоя собственная жизнь.
Он ведь всё предусмотрел, ведь так? Прислуга в очках, блокирующая контроль. Эта дурацкая подвеска, которая, как мне казалось, блокировала действие других артефактов, хотя тут я был не уверен. Он оставляет меня без возможностей. И делает это специально. Почему?
Потому что он сумасшедший? Вполне себе вариант, но я в него не верил.
Нет, он словно грёбаная ходячая провокация, созданная для того, чтобы бросить вызов всему вокруг. Ему нравится этот образ наплевательского отношения к устоям и правилам. Иллюзия того, что ему не важно, что на кону — жизнь или спокойствие других, даже собственная безопасность. Ему плевать, и в этом равнодушии сквозит какой-то странный, почти что иррациональный кайф — удовольствие от самой игры на грани, от риска, где цена слишком высока, чтобы просто считать её случайностью.
Но, несмотря на это, я не спешил вписывать его в список сумасшедших. Как бы безумно это не прозвучало, но в его действиях есть чёткая выверенность. Это не хаос, хотя он и пытается казаться безумцем. Отнюдь. На самом деле каждый его шаг — часть тщательно продуманной стратегии, скрытого плана, о котором никто не знает, даже, может быть, и он сам. По крайней мере до конца. Его цель — загадка. И я понятия не имел, что ему нужно, хотя кое-какие догадки у меня были. И именно это делает его опасным. Ведь когда человек умеет играть с огнём, как бы смешно это ни прозвучало, и при этом держит под контролем даже самый дикий пожар — это не безумие, это холодный расчёт, упрятанный под маской безумства.
Он может себя контролировать. А там, где контроль — есть чёткое понимание, зачем ему этот контроль нужен.
Или же — это всё мои глупые и тщетные попытки найти зерно рациональности там, где его и в помине не существовало.
Я снова посмотрел на пистолет в своей руке.
— Значит, хочешь поиграть, так? — спросил я, подняв взгляд и посмотрев на него.
— Ещё как хочу, Александр, — улыбнулся Браницкий.
— Окей, — вздохнул я, поднимая пистолет. — Давай сыграем.
— САША, НЕТ!!! — Вика дёрнулась в мою сторону, но Браницкий удержал её на месте.
— Тс-с-с-с, красавица, — прошептал он ей в ухо. — Никогда не стой между мужчиной и его решением.
Я ощутил, как холодный ствол револьвера прижался к виску.
— Давай, Александр, — продолжил он подначивать меня. — Покажи мне, на что ты способен…
— О, — спокойно ответил я, чувствуя внутри какую-то странную лёгкость и стараясь отбросить прочь нервозность от осознания возможной и, вероятнее весго фатальной, ошибочности своих суждений. — Легко.
И со спокойной душой нажал на спуск. Курок с глухим щелчком ударил по пустой каморе.
— Молодец! — воскликнул Браницкий. — Отлично! Нет, ну вы видели! У него даже глаз не дёрнулся! Всегда знал, что у этого парня стальной лом вместо позвоночника! Я…
Слушать я его не стал. Бросил пустой револьвер на игровой стол и направился в сторону стены, где стояли диваны. Прошёл мимо Браницкого и взял лежащий на диване пистолет.
Тот самый, который принадлежал одному безвременно покинувшему нас Назару, кем бы он ни был, и который Барницкий сам пару минут назад туда кинул.
— Рахманов, — Браницкий пристально посмотрел на меня и тон его голоса изменился. — Ты что задумал?
— Да вот, — я поднял взгляд от оружия и посмотрел на него. — Мне в голову пришла любопытная мысль. Знаешь, ты ведь удивительно хорошо читаешь людей. Даже поразительно, я бы сказал. Тот, кто так хорошо притворяется сумасшедшим, сам наверняка немного гений. По крайней мере, в понимании человеческой души.
Я оттянул курок и ладонью прокрутил барабан. По помещению прокатилась череда звучных щелчков, когда каморы одна за другой сменяли друг друга у ствола.
— Думаешь, что я притворяюсь? — с ухмылкой спросил он, всё ещё держа Вику за руку. А вот раскалённый нож в его руке погас, что я счёл хорошим знаком. Значит, я его заинтересовал. — Считаешь, что так хорошо меня понимаешь?
— Безумец в роли мудреца и мудрец в роли безумца, — пожал я плечами и снова прокрутил барабан.