— Возьми, поможет, — произнёс Меньшиков, достав из внутреннего кармана пиджака небольшой пузырёк, в котором лежали несколько таблеток. — Прими одну сейчас и…
— И одну через сутки? — уточнил я и следом добавил, заметив удивление на его лице: — Я такие уже видел.
— Таких ты не видел, — с нажимом проговорил он, глядя на меня. — Примешь одну, и точка. Через двое суток ещё одну, чтобы окончательно снять последствия отката. Съешь больше в течение трёх суток, и можешь впасть в кому, а овощем ты никому не нужен…
Даже отвечать не стал. Просто взял пузырёк и в благодарность я ему моргнул. Ничего более выразительного мигрень мне сделать всё равно бы не позволила. Проглотить пилюлю на сухую оказалось той ещё задачей, но каким-то невероятным образом я с ней справился, после чего прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Думал, что придётся ждать, но, к моему удивлению, таблетка подействовала почти сразу же, ослабив головную боль.
— Ты ему скажешь? — услышал я вопрос Константина.
— Сказал бы, — проскрежетал в ответ князь. — Да только если я это сделаю, то есть риск оказаться с тобой головой на одной плахе…
— Да не, вряд ли. Если мы там с тобой повстречаемся, то кто же будет денно и нощно охранять покой граждан Империи, да? — весело сказал Браницкий.
— Оставь свои глупые шутки при себе, Константин, — холодным, как кусок льда голосом попросил князь. — Мне и без того тошно. Подумать только, чтобы ты и загнал меня в такую паршивую ситуацию…
— А что? — приоткрыв один глаз, спросил я. — Неужели не было способов вообще её избежать? Почему нельзя было решить проблему мирным способом? Без убийств, заговоров и всего вот этого? Неужели нельзя…
Тут случилось то, чего я не ожидал. В ответ на мои слова Меньшиков не стал язвить или же злиться. О нет. Он сделал то, чего я от него ожидал меньше всего. Он расхохотался. Смеялся, будто услышал дьявольски забавную и весёлую шутку, от абсурдности которой у него сорвало резьбу.
— Вот потому, Рахманов, я занимаюсь тем, чем занимаюсь, — с неприятной улыбкой на лице произнёс он, посмотрев мне в глаза. — Именно из-за таких вот, как ты, я и делаю то, что нужно делать.
— Убиваете детей и их родителей? — съязвил я, хотя и понимал, как глупо всё это звучит.
— И убью ещё больше, если гибель единиц позволит миллионам жить в мире и спокойствии дальше, — отрезал он. — Ты, в силу своего положения и возраста, не понимаешь всей серьезности ситуации…
— Ага, — неожиданно кивнул Браницкий. — Ну знаешь, Александр, все эти слова о том, что тяжелейший выбор сделает лишь сильнейший и вся подобная чушь…
— Тебе бы лучше вообще заткнуться! — Меньшиков повернулся в его сторону с резкостью охотничьего пса, почуявшего след ускользнувшей было добычи.
— А я что? — удивился граф. — Молчу-молчу.
— Ох, если бы только эти слова были правдой, — наполовину простонал, на половину взмолился князь и повернулся ко мне. — Рахманов, пойми одну вещь. Здесь нет невинных и виноватых. Лишь принятые решения и их последствия. Государь предлагал своему брату отказаться от всех претензий на престол. Он просил его об этом. Просил лично. Я тому свидетель. Но Император получил отказ. Ему предложили то, чего миллиарды пребывающих в сладкой иллюзии людей в этом мире лишены. Ему предложили право выбора. Право на то, чтобы определить свою дальнейшую судьбу. И брат государя принял решение…
— А с каких это пор дети должны платить за решение своего отца? — спросил я в ответ, чем вызвал ещё одно выражение из разряда «говорю со стеной».
— С тех самых пор, как их отец родился братом нынешнего Императора. Их будущее было предопределено с момента их рождения. И если бы не решение, принятое их отцом, то они сейчас жили бы в богатстве и роскоши. Они не знали бы проблем и лишений. Но именно решение их отца поставило крест на их будущем.
Он многозначительно посмотрел на меня.
— Точно так же, как и решение твоего собственного отца предопределило твою жизнь, — с нажимом произнёс он.
— О, нет, — у меня сама собой на лицо вылезла усмешка. — Со мной ваши игры не пройдут.
— Да что ты? — с каким-то издевательским весельем удивился Меньшиков. — Если бы не глупость и высокомерие твоего отца, то ты бы сейчас носил совсем другую фамилию. Ту, которую и должен…
— Я и так ношу ту фамилию, которую и должен, — куда резче, чем хотелось бы, ответил я. — Ту, которую хочу сам!
Но Меньшиков лишь отмахнулся от моих слов.
— Отговорки, Рахманов. Всего лишь отговорки. Ты — Разумовский. Ты владеешь их Реликвией. Хочешь ты того или нет, но ты уже стал участником этой игры и просто так выйти из неё не сможешь.
— Я могу в ней не участвовать, и играйте сколько вам влезет, — фыркнул я. — Ваше высочество, поймите одну простую вещь. Может быть, кто-то другой на моём месте писал бы кипятком от счастья от одной только мысли, что он является потомком такого известного и знатного рода, но… Мне на это наплевать. Абсолютно. Меня не интересуют ваши аристократические игры. Мне на них наплевать. Хоть перегрызите друг друга…
— А твои близкие? — как бы невзначай спросил он, чем вызвал у меня мгновенную реакцию и, видимо, решил пояснить свои слова. — О, я нисколько не думал угрожать им или тебе лично, Александр. Но ты не глупый парень и должен понимать, что хочешь ты того или нет, но наследие твоей семьи всегда будет оказывать влияние на твою жизнь. Посмотри сам. Стоило тебе лишь чуть-чуть приподняться над тем жалким положением, которые ты и твоя сестра влачили всё это время, как оберегающая тебя тайна начала разваливаться буквально на глазах. Всего полгода назад никто не знал, что у Ильи есть не просто живой сын, но полноценный наследник! Наследник, который обладает его Реликвией! Тот, кто должен продолжить его род…
— Опять вы за своё, — я едва глаза не закатил. — Опять будете мне титул сватать? Спасибо, не интересно.
— Я же говорил тебе, — усмехнулся Константин и, протянув руку, взял со столика рядом с собой бокал и бутылку с исписанной французскими словами этикеткой. — Парню абсолютно фиолетово на все эти «щедрые предложения».
— Это до тех пор, пока он от этих предложений может отказаться, — в тон ему ответил Меньшиков.
— И планирую оставить такое положение дел настолько долго, насколько это возможно, — добавил я. — И я очень не люблю, когда на меня давят.
— Любить или не любить — здесь это не имеет никакого значения, Александр. Ты сын своего отца, хочешь ты того или нет. Всё остальное не имеет никакого значения…
— О да, — тут же вскинулся я. — Давайте, рассказывайте мне. Человек, который поспособствовал тому, чтобы все Разумовские отправились кормить червей, будет меня ещё поучать. Спасибо, но я, пожалуй, откажусь.
Меньшиков тяжело посмотрел на меня, после чего вздохнул и откинулся на спинку своего кресла.
В камине громко треснуло полено.
— Знаешь, Александр, — очень-очень медленно проговорил он. — Тот день, когда мне пришлось принять непростое решение во благо государства, был одним из самых тяжёлых дней в моей жизни. И кто бы что ни говорил тебе, в тот день Империя лишилась очень многих достойных людей. Слишком многих.
Меньшиков наклонился ко мне и посмотрел прямо в глаза.
— И потому я хочу, чтобы ты знал. Если бы я каким-то чудом смог бы вернуться в прошлое и изменить своё решение… Даже просто дать себе короткую паузу на то, чтобы заново осмыслить всё происходящее, то я поступил бы точно так же. Без колебаний и раздумий.
Сказав это, Николай Меньшиков встал из кресла и молча направился к выходу из комнаты. Но уже у самых дверей он остановился и повернулся ко мне.
— Ты можешь сколько угодно твердить о том, что ты не Разумовский, Александр. Столько, сколько тебе хочется. Но истина в том, что простые слова никогда не изменят реальность. А реальность такова, что ты — сын Ильи. По крови и по праву ты его наследник. Младший брат Императора пытался претендовать на то, что никогда не смогло бы принадлежать ему по праву. А ты, наоборот, отказываешься от того, что по этому самому праву должно стать твоим. И поверь мне, Александр, в обоих случаях всегда найдутся те, кто сочтут это достаточной причиной, чтобы вычеркнуть тебя из жизни.
Его слова прозвучали с такой мрачностью, будто он сейчас не поучение делал, а будущее предсказывал. Произнеся это, князь Меньшиков открыл дверь и вышел из гостиной, оставив нас с Браницким наедине.
— И что, чёрт его раздери, это должно значить? — спросил я у графа.
— Ты меня спрашиваешь? — усмехнулся тот. — Забыл уже, кто я такой?
— Ой, да я счёл бы это благом, — отмахнулся и откинулся на спинку своего кресла. Думал прикрыть глаза, чтобы хоть немного отдохнуть, но затем мне в голову пришла мысль. — Константин, почему убили Разумовских?
— Ты меня спрашиваешь? — снова повторил он свой предыдущий вопрос. — Да я понятия не имею.
— Ой, давай только без этой ерунды…
— Да я правду тебе говорю, Александр, — Браницкий указал рукой с бокалом в сторону двери. — Хочешь узнать причину? Иди, догони нашего дорогого князя и спрашивай это у него.
— Твой отец участвовал в том деле, — напомнил я, на что Браницкий лишь рассмеялся.
— О да. Точно. Старый выродок же пришёл и рассказал мне о том, что и почему собирается делать. Зашёл перед сном, чтобы принести забытого плюшевого мишку.
Тон его голоса был настолько пропитан издёвкой, что меня чуть блевать не потянуло.
— То есть ты не знаешь? — уточнил я в последний раз.
— Знал бы, сказал бы тебе еще при первой нашей встрече, — отозвался он. — Это было бы забавно. Но нет, Александр, я понятия не имею, в чём именно состояла причина. Единственное, что я знаю — это как-то связано с предыдущим Императором. Ну, батей нынешнего…
— Я понял, о чём ты, — кивнул я.
Этот факт я тоже знал. Что отец и предыдущий Император Российской Империи сложил с себя полномочия и передал титул своему сыну… Всего через несколько месяцев после гибели моего отца и остальной семьи. Другое дело, что какой-то связи я тут не видел.