– Что Лео? Будет меня ненавидеть? Ты реально думаешь, что так уж дорога ему? Ты развлечение, детка. Однако ты права. Хватит.
Он встает, достает из пальто пистолет.
Ну нет, нет! Что, правда убить собрался?! Я покрываюсь холодным потом. Ползу спиной к стене.
– Уже не такая смелая? – ухмыляется он.
Откатываюсь под стол в надежде, что Глеб сглупит и нырнет следом, а я успею выползти с другой стороны и удрать за дверь. Но в следующую секунду чувствую стальную хватку на щиколотке. Одним движением Глеб вытягивает меня из-под стола, дергает за руку, тянет к себе и приставляет пистолет к виску. Ощущая прикосновение оружия к коже, я окончательно теряю самообладание, и слезы бегут по щекам.
– Подожди, – умоляю я. – Дай позвонить бабушке, пожалуйста, позволь мне с ней попрощаться!
Глеб втягивает воздух над моим виском. Его сердце быстро бьется, отдает дробью мне в лопатки. Мое тело приобретает невыносимую чувствительность, и любое движение, любой звук, каждое прикосновение – заставляют вздрагивать в ожидании выстрела. Я молюсь только о том, чтобы умирать было не больно, представляю, как отреагирует бабушка на мое исчезновение, – и начинаю всхлипывать. Сначала бандиты убили ее сына. Теперь внучку. Интересно, что мои отец и мать сделали таким, как Глеб и Лео? Видимо, я вот-вот смогу узнать у родителей сама… с минуты на минуту.
– Спрашиваю последний раз, – медленно выговаривает Глеб, – что… ты… вынюхивала? Зачем усыпила Лео? Может, ты сама хотела его убить?
Нервно качаю головой:
– Нет, честно, послушай…
Я подпрыгиваю от вибрации. Телефонный звонок. К сожалению, не мой. Звук из одежды Глеба.
– Не двигайся, – приказывает он. – Только попробуй дернуться!
Я замираю. Ведь отчетливо понимаю: кинься я вновь к двери – последует выстрел.
Глеб принимает вызов. В доме мертвая тишина, и я различаю женский голос собеседницы: она говорит очень быстро. Успеваю заметить и другое. Тембр Глеба. Он мягкий. Этот высокомерный павлин никогда не обращался ко мне подобным голосом, чистым и легким, со мной он держится очень жестоко. С первого взгляда заклеймил врагом.
– Хорошо, я понял. Еду, – вздыхает парень и убирает телефон в карман. Дергает за талию меня к себе и подталкивает к двери: – Двигайся давай!
Мы возвращаемся в гостиную. Глеб подбирает с ковра наручники и защелкивает кольцо на моем правом запястье, тянет меня за локоть к лестнице. Я не успеваю ахнуть, как он опускает меня на колени, пристегивает второе кольцо наручников к перилам.
– Значит, так. Будешь сидеть, пока не приедет Лео, – говорит Глеб, грозя мне пальцем. – Когда он проснется, я не знаю. Через три часа или через двадцать три… это твои проблемы. Я приеду с ним. – Он наклоняется, запускает ладонь в мои волосы, дергает. – Но учти, если он проявит слабость… Я сам с тобой разделаюсь. Не надейся, что я тебе поверил.
Глеб хмыкает, встает и выключает торшер, оставляя меня одну в густой темноте.
Глава 16
Тишина дома. Свист ледяного ветра за окном. И все те, кого я когда-либо любила, – в мыслях.
Глеб ушел около часа назад, похитив остатки осени. Рядом со мной окно, и я вижу, как о стекло бьются первые снежинки. Снег у нас в крае выпадает не раньше середины декабря, а сегодня, словно даруя мне возможность последний раз взглянуть на красоту зимы, снегопад явился тридцатого ноября. За короткое время мир утонул в молочном цвете. Я два раза приподнималась, чтобы выглянуть в окно. Двор занесло снегом. Никого. Ничего. Пустота. И горьковатый вкус смерти на губах.
Чувство такое, будто я уже лежу в сырой могиле, глубоко под землей, в темноте и одиночестве, и ни крики, ни мольбы меня не спасут, никто не услышит, никто не придет. Никто… кроме неминуемой гибели.
Утыкаюсь лицом в колени. Дрожу. Лодыжки мерзнут, покрываясь гусиной кожей, ведь на мне по-прежнему только махровый халат Лео, который еще и пахнет им самим.
Хвойный лес. Горький шоколад… И кофе.
Сердце стягивается в узел от воспоминаний и падает в пропасть при мысли о том, с какой бесконтрольной силой я столкнулась, как легко она меня уничтожит в любой момент, когда я не то что убежать – пискнуть не успею.
Возможно, надо радоваться, что Глеб оставил меня на расправу Лео, но я боюсь даже взглянуть в глаза адвоката. Какой смысл? Что говорить? Лео не может оставить меня в живых. Глеб ясно дал это понять и хочет, чтобы Шакал сам избавился от меня, ведь я не проблема Глеба. Зачем ему марать руки? Много чести, как говорится, для какой-то жалкой девчонки из захолустья.
В очередной раз дергаюсь. Наручники сдавливают запястье так, что хочется визжать. Вся рука затекла. И я проклинаю себя за то, что не ношу шпилек в прическе (будто у меня вообще есть прическа, ага). А если бы носила, то что? Я не умею вскрывать замки!
Ну и допустим, я освобожусь. А дальше? Глеб забрал телефон. Поблизости нет других домов или автобусных остановок. К тому же валит снег. Выбегу и замерзну насмерть!
Господи, только я могла вляпаться в настолько беспросветный звездец!
Что страшнее? Посмотреть в глаза Лео? Возвращение Глеба? Или смерть от холода?
Я пытаюсь вообразить лицо Лео, как он приставляет к моему лбу пистолет… мне тяжело это представить. Зато Глеба я вижу куда ярче! Вижу, как без тени сомнения он душит меня шершавой веревкой, скалясь клыками и сверкая бешеными серыми глазами, – и это до того жуткое зрелище, что меня начинает тошнить. Глотаю слюну. Сдерживаю поступательные позывы желудка. Меня всегда тошнит при стрессе, поэтому лучше не нагнетать.
На кухне раздается скрип.
Я замираю, вслушиваясь. Тиканье часов у камина. Вой ветра. И шуршание занавесок… по-прежнему из кухни. Кто там? Мыши? Или я все-таки успела приоткрыть окно, когда убегала от Глеба, и в дом забираются капризы погоды?
Теория рушится, когда я отчетливо различаю чьи-то шаги.
Какого черта? Глеб передумал? Решил прибить меня до прихода Лео? Хотя… зачем ему лезть через окно?
Шаги приближаются.
– Кто здесь? – не выдерживаю я.
И очень зря. В темноте различаю фигуру мужчины. Она выплывает из кухни на мой писклявый зов. Это не тот мрачный эльфийский король, которого я в ужасе ожидала увидеть. Глеб выше. И плечи не такие объемные.
Тогда кто это?
А вдруг он попросил кого-нибудь прибить меня, пока Лео не вернется? Глеб сумасшедший! От него можно ожидать чего угодно!
Фигура подкрадывается. Резко опускается передо мной, словно хочет вцепиться в горло и сожрать. Я зажмуриваюсь. И кричу.
– Тише, эй, тише, солнце, – успокаивает голос над ухом.
Человек берет меня к себе на колени, щупает запястье в наручниках и достает тонкий предмет, похожий на иглу, из внутреннего кармана пальто.
Я свожу в фокус мужское лицо, которое вмиг оказывается очень близко.
– Виктор? – восклицаю.
Не сразу узнаю его без шляпы. Но сатанинские глаза сложно не запомнить: этот пытливый взгляд из памяти и бензопилой не вырежешь.
– Все хорошо. Спокойно. Я рядом.
– Но… как же вы… ты… как?!
Ковыряясь в замке наручников, он шепчет:
– Проследил за белобрысым, потом ждал, пока он сгинет. Погоди, сейчас освобожу тебя… еще чуть-чуть погоди, солнышко.
– Ждал? Вы видели, что меня похитили, увезли за город, затащили в дом и, возможно, собирались башку прострелить, и просто… ждали?!
– Я бросился за тобой, как только смог. Я видел, как он засунул тебя в машину, но пока добежал до своей, потерял след. Потом отследил по камерам, что Глеб рванул за город. Понял, что в этот дом. И то… лишь потому, что знал о его существовании. Чисто интуитивное предположение.
Одежда Виктора пахнет морозом, шея – свежим грейпфрутом и мхом, а ладони – собакой. На его плечах снежинки, в которые я утыкаюсь носом, на эмоциях обнимаю своего спасителя, чувствую, как с его русых волос на мое лицо сыплется мокрый снег.
– Когда я приехал, он пристегивал тебя наручниками к лестнице, и я не стал вламываться, извини, потому что убивать он тебя явно не собирался. Потом…
Я вновь кричу:
– Минутой раньше он мне чуть мозги не вышиб!
Господи, ну хоть бы солгал, что только приехал, звучало бы поприличнее!
– Радость моя, я этого не видел, – вздыхает Шестирко. – Надеялся, что всю историю о том, какого хрена у вас тут произошло, поведаешь мне именно ты. Глеб еще и во дворе почти час копошился, я следил, думал, что он что-нибудь важное делать начнет…
– Начал?! Я тут час сижу! Рука опухла, как гусеница, из нее вот-вот кость вылупится!
– Увы, ничего компрометирующего.
Наручники с громким стуком падают на пол. Я растираю запястье.
– Почему ты в халате? – удивляется мужчина, и его резкий поворот головы вновь напоминает повадки рептилий.
Виктор набрасывает мне на плечи свое пальто, берет мои ладони в свои, тянет на ноги. Я пошатываюсь.
– Неудачное свидание, – отвечаю, опуская голову. – Худшее… и последнее в жизни.
Шестирко поднимает меня на руки, из-за чего я выкатываю глаза, и несет к дивану, усаживает точно беспомощную девочку, заботливо интересуется, как я себя чувствую, не навредил ли мне Глеб, не изнасиловал ли. На последнем вопросе я открываю рот. Но не отвечаю. Молчу до тех пор, пока Виктор не прижимает меня к себе. Я напрягаюсь. Мозг проводит ассоциацию с Глебом: когда он чуть не раздавил меня на кухне. Однако образ быстро затухает. Виктор гладит меня по макушке, шепчет утешительное, разве что за ухо не треплет, – и спустя минуту слезы из моих глаз начинают катиться неудержимыми реками.
Шестирко больше ничего не спрашивает, похлопывает по спине. Оттого, что он молчит, и оттого, что я не знаю, как рассказать ему правду, – слезы текут и текут бесконечным потоком. Я не могу прийти в себя. Виктор пару раз помогает мне вытирать лицо рукавом его же пальто. Боюсь, чтобы отстирать ткань от всех соплей, которые из меня вытекают, потребуется недельная химчистка.
И хоть рядом с Виктором спокойнее, его появление больше пугает, чем радует. Когда Глеб узнает, кто меня спас, теория получит подтверждение. Я крыса! Которая целенаправленно вошла к Лео в доверие. Шпионка! Подставная кукла!