– Прости, я… – Прикусываю губу. – Мне ужасно стыдно! И очень жаль, что ты поругалась с бойфрендом. Ам, а кто он? Мне интересно!
– Врет, – зевает Дремотный. – Ей неинтересно.
Венера вскакивает, намереваясь кинуться на парня, но я вцепляюсь в ее талию, заваливаю обратно и умоляю рассказать детали.
– Да забей, детка, – вздыхает она. – Я познакомилась кое с кем другим. И боже, он просто потрясающий! Умный. И очень красивый!
– Ш. Л. Ю. Х… – кричит парень, напевая мотив заставки из «Ералаша» и постукивая по столу.
Венера запускает в него чьим-то потерянным карандашом. Дремотный ныряет под парту. Я приваливаюсь плечом к прохладному окну, разглядываю на стекле морозные узоры. В снежки никто уже не играет, зато две девочки лепят снеговика. Венера, морщась, смотрит на меня.
– Не думала, что история с парнем, кем бы он ни был, способна тебя задеть, – бормочу я.
Подруга скрещивает руки и усмехается.
– Зришь в корень.
– Случилось что-то еще?
– Меня вот-вот навестит мама.
– О-о-о, – с пониманием выдыхаю.
Возможно, я не успеваю следить за парнями подруги, зато точно знаю, что у Венеры плохие отношения с матерью. Это мы обсуждаем часто. Ее мать – Кристина Орлова – большую часть времени проводит в компании бутылки, упиваясь не столько вином, сколько жалостью к себе. В семнадцать лет она родила первого ребенка, затем второго, третьего… Она не училась в университете. Вышла замуж за неудачника. Синдром загубленной жизни. Ключевой симптом: лезть к детям с умными советами, ведь своя жизнь не удалась и остается тешиться жизнью детей, пытаться сделать из них внекнижных Мэри Сью. Увы. Это так не работает. Но здорово раздражает самих детей.
Венера выдергивает меня из мыслей возмущениями:
– Ага. А еще моя подруга не рассказывает о парне, у которого ночует второй раз!
– Боюсь… мы тоже расстались.
– Почему?
– Он лгал мне о себе.
– Вы расстались сегодня? Поэтому ты такая убитая?
– Ну… мы виделись, да. Он хотел… меня… просто хотел… – шепчу Венере на ухо: – секса.
– О, ого, у тебя все-таки было? И ты не рассказала?! Я жажду подробности!
– И я, – вставляет Дремотный. – Хочу рассказ в пошлых и анатомических подробностях, в идеале: с демонстрацией на мне.
– Ты кот, что ли? – вскидывается подруга. – Мы ведь шепотом говорим! Заткни уши или катись.
У меня пылают щеки.
– Девочки, лучшее лекарство после расставания – секс, алкоголь или волшебная таблетка. – Он перепрыгивает парту и спускается к нам, сверкая черными глазами лиса. – Я, между прочим, могу устроить. Сию минуту!
Дремотный упирается ладонью в подоконник, подмигивает нам. В ухе три серьги-гвоздя. Под футболкой татуировки: знаю, так как видела его на физкультуре без верха. На шее кулоны с иероглифами, которые он якобы привез из Тибета, где лично брал уроки боя у монахов. Подбородок в розовых царапинах от бритья. На мизинцах золотые кольца в виде глаз, созданные на заказ.
Мы уничтожающе смотрим на него.
Парень, разочарованный, отходит, закидывает в рот круглую таблетку. Ее он хотел предложить нам в комплекте с тем, что у него в штанах.
– Мне кажется, он хотел только секса, – сокрушаюсь я, когда Дремотный отходит рисовать каракули на доске. – Он смотрел на меня сегодня как на добычу.
– А ты его хотела?
– Эм…
– Главное, чтобы ты сама хотела. Ты ему не секс-меценат. Шли к черту.
Дремотный дико кашляет и выплевывает гадость, которую он закинул в рот, хватает мусорное ведро. Его тошнит. Некоторое время мы наблюдаем, не помрет ли, но парень лишь поднимается, вытирает рот и выходит из аудитории.
– О черт! – пищит Венера, доставая телефон. – Мама звонит.
– Ты настолько не хочешь ее видеть?
– Мне нужно спрятаться! Она ждет меня в общаге.
– Ты взволнована больше, чем обычно.
– Еще бы! Моя старшая сестра добыла видео, где я в библиотеке целуюсь с тем мудаком. Его отправили ей на мобильный! Хрен знает кто. А она – тварь! – переслала его маме. И твою дивизию, Эми, у нас камеры в аудиториях, представляешь? Скрытые!
Сначала я торопею от осознания, какие же деструктивные отношения у Венеры с семьей. А потом хочу орать.
В университете есть камеры, о которых я не знаю?!
– Но ведь это незаконно! Вмешательство в частную жизнь!
– Скажи это моей маме. Она теперь считает, что я здесь не учусь, а спариваюсь.
Пока Венера причитает, я торопливо вспоминаю, что происходило между мной и Шакалом в подвальной комнате.
Мне срочно нужно найти местного оператора. Пока о нем не узнал Лео. Иначе у убийцы станет на одну жертву больше…
И что за извращенец это может быть?!
Снегопад за окнами усиливается одновременно с нытьем в аудитории: «О, как же мы пойдем домой?» Впрочем, кто-то предлагает ночевать в университете и утешиться спиртовыми настойками: последнее время они в моде не меньше, чем самокрутки. Вся аудитория ими смердит.
За окнами сплошная белая завеса.
Я уютно жмусь лицом к своей скомканной куртке, которую использую вместо подушки, и настолько расслабляюсь, что начинаю засыпать. Рядом храпит Дремотный. Между нами сидит Венера. Мы на последней парте, где обычно сидят втроем, так что спальное место укомплектовано и помешать никто не должен. В этом семестре профессор по уголовному праву – просто душенька. И внимания на нас обращать не станет.
Венера нервничает перед встречей с матерью, ее нога не перестает качаться. Поворачиваясь, подруга задевает носком нашего спящего соседа, и он тут же начинает брюзжать, что Венера пачкает его одежду, а это, между прочим, первоклассная кожа индонезийского питона. Потом разгораются споры. Из-за криков и толчков я просыпаюсь, чтобы выдавить: «Я за Венеру, я как она…» – и уткнуться обратно в куртку. Контролировать эмоции подруге сложно. Особенно перед важными событиями. Она успокоится только после встречи с мамой, поэтому сейчас эмоционально реагирует на чужие вздохи, придирчиво рассматривает ногти и внушает одногруппникам, что наш преподаватель, скорей всего, повесился в сортире, ибо последнее время он был какой-то пасмурный и вот вдруг не явился, а он никогда не опаздывает.
Студенты ахают. Венере это нравится. Мне не очень. На нее обращены взгляды, а я сижу рядом. Дремотный тоже просит ее заткнуться и дать поспать. Венера пыжится, ставит между собой и парнем наши сумки, ограждая территорию.
Впереди ребята распивают какую-то бурду. Я улавливаю еловый запах и мандарины, вежливо – но это неточно – отказываюсь от дегустации. В аудитории весело. Участники снежных боев сушат зад и шапки на батарее, девочки поют песни Бритни Спирс под переносную колонку, некоторые согреваются кофе из буфета. За столами отличников атмосфера напряженная: одни изводятся отсутствием преподавателя, другие сверяют решения задач по теме прошлого семинара.
– Привет!
Тело издавшего приветственный клич толкает меня в бок своим боком. Сдвигает. Нагло плюхается рядом.
Я поднимаю голову.
Макс, будь он проклят! Весь из себя расфуфыренный, надушенный миндально-апельсиновым парфюмом, в брендовой зеленой рубашке, джинсах, на запястье толстенный золотой браслет с крестиком (серьезно? с каких пор?), черные волосы уложены аккуратней, чем обычно.
– Не выспалась? – тепло улыбается он. – Я купил тебе кофе.
И пихает мне стакан из кофейни напротив университета.
– Ой, я сейчас расплачусь от умиления! – саркастично восклицает Венера. – Кофе он купил. В твоем случае, шмарогон, надо покупать сразу виллу в Италии.
– Я и тебе взял, – говорит Макс.
Непривычно пунцовый от смущения, он ставит перед Венерой второй стакан.
– А мне? – продирает глаза Дремотный. – Я тоже с ними. Ослеп, что ль, дружище? У нас тройничок. Ты совершенно ненаблюдателен, Макси, дорогуша, поэтому малышка Эми тебя и бросила. – Парень сладко потягивается, кладет руку на плечо Венере. – Ну, пихание члена в других девушек тебе очков тоже не прибавляет, но забыть про меня… это серьезный проступок. Ты отвратителен!
Венера отпихивает Дремотного.
Темные брови Макса сходятся морщиной на переносице, но лишь на несколько секунд. Он облизывается – и снова скалится своей фирменной голливудской улыбкой.
Невидящим взглядом я смотрю на кофе. Оно приятно греет ладонь и дразнит сладким ароматом капучино. Сокурсники ждут реакции. Моей. И это не только Венера и Дремотный. Почти все студенты в аудитории косятся на меня, Макса… и на Лесю, которая ухмыляется и сверкает мелкими жемчужными зубами в рамке бордовопомадной пасти.
Та самая пассия.
Именно с ней Макс мне изменил. Ситуация ее веселит. Леся накручивает на палец медный локон своей львиной гривы и незаметно, как ей кажется, поправляет чулок, жует жвачку.
Отлично. Слухи расползлись. Все знают, почему мы с Максом расстались, и ждут сцены.
Подавятся!
Я стискиваю зубы. Молчу. Потом решаю, что с косыми взглядами нужно что-то делать, раз не обращать внимания не выходит. Да и прищуренные глаза Венеры будто лезвием режут. Однако накричать на бывшего… затея глупая, красоты мне не прибавит, нужно придумать иное. К счастью, одна идея есть.
– Макс, – произношу негромко, но так, чтобы меня слышали. – Я понимаю, ты хочешь быть друзьями, но мой парень не одобрит нашего общения. Он ревнивый. Очень. И знает, что мы встречались, а значит, общение – табу.
Сначала Макс теряется. Из мачо я превратила его в приставалу-неудачника, однако через пять секунд он подмигивает и ретируется:
– Свое… так просто не отдаю, детка.
Кладет тяжелую вспотевшую ладонь на мою, сжимает.
– Ага, так и скажешь, – улыбаюсь. – Ему аргумент понравится. Он тоже привык вцепляться в свое зубами, знаешь ли. Все-таки адвокат. Можно было понять по его недавней речи на паре четвертого курса.
– Чацкий – твой парень? – давится Дремотный кофе Венеры.
– О, мы просто счастливы, – ехидничаю я. – Созданы друг для друга! Сначала я не хотела расставаться с тобой, Макс, думала, что разница в возрасте между мной и Лео слиш