– Ты забыла телефон, – тихо сообщает Лео и протягивает айфон, не поворачивая головы.
Я хлопаю себя по лбу.
Вот придурочная!
– Память совсем ни к черту, – сокрушаюсь, забирая потеряшку.
– Что еще ты легко забываешь, Эмилия? – бесцветно спрашивает Лео, смыкает ладони в замок перед собой и опирается локтями о ноги.
Я замираю. Очень уж пугающе он это произнес. Таким тоном читают приговор смертнику, приставляя к его затылку автомат. А то, что Шакал на меня не смотрит, и вовсе скручивает сердце в десять морских узлов. Лео всегда смотрит в глаза! Всегда.
Но сейчас… я для него призрак.
– Это он меня поцеловал. Все случилось так резко, что я не успела опомниться. Извини. По-дурацки вышло… но ситуация не такая, как ты думаешь. Виктор шутил. Да, звучит как бред пациента дурдома, но это правда.
Отлично, мне удалось сохранить спокойный тон. Лео плавно скользит взглядом по вечнозеленым листьям камелии, а я успела заметить, что его глаза отрешенно гуляют по пространству, когда он усиленно раскладывает детали по полочкам в чертогах памяти. И сейчас – уверена – Шакал ищет лазейку в моих словах.
В пруду раздается всплеск. Рыбы всполошились, кувыркаются в воде.
Я опускаю голову. В конце концов, я ничего не могу отмотать назад. Нет смысла оправдываться.
– Меня интересует другое. Это у него ты ночевала, не так ли? А сегодня пошла с ним в бар. Ваша встреча не случайность. Ты знала, кто он. Ты даже заблокировала телефон, чтобы я не звонил. Потрясающе, Эми.
– Только о том, что он ведет дело убийцы! Виктор сам вышел на меня. Что я могла сделать? И если бы не он… – Меня накрывает ярость. – Твой Глеб меня чуть не убил! Хоть иногда ставь себя на чужое место!
Черт, надо поработать над извинительными речами, хуже меня их никто не толкает.
Лео задумчиво облизывает губы. А мне хочется кинуться на него и трясти, пока не сбросит панцирь безразличия. Лучше бы орал от злости!
Руки зудят от желания врезать адвокату. Просто чтобы пошевелился! А еще за то, что он такой равнодушный. И красивый. Феноменально сексуальный, твою мать! Не знаю почему, но мне жизненно необходимо сию секунду почувствовать его властные прикосновения. Я боюсь Лео до смерти, но… куда больше я боюсь себя рядом с ним.
Эмоции кипят, я теряю остатки контроля, а с Шакала можно лед молотком сбивать. Ненавижу!
– Шестирко ведет дело убийцы? – удивляется Лео, между бровей пролегает складка.
Я прикусываю язык. И оттого, что сказала лишнего, и оттого, что адвокат вернул на меня взгляд. Я чувствую его жар, но на вид этот мужчина – олицетворение Антарктиды: безжалостный, ледяной и далекий. Лео кажется еще красивее, чем раньше – куда больше?! – идол, выкованный из стали и покрытый инеем.
Выразительные каштановые брови, обрамляющие глубокие зеленые глаза. Острые черты лица. Черные пальто и костюм сидят на Лео идеально, словно одежду ему персонально шил известный дизайнер, боготворящий свою модель.
А этот аристократичный изгиб губ… глядя на одни только губы адвоката, я впадаю в истерику, захлебываюсь в образах и воспоминаниях, которые сыплются звездопадом.
Боже, я рехнулась…
Окончательно!
Влюбленная дура.
А Лео хоть бы хрен!
– Эми. – Шакал выводит меня из транса щелчком пальцев. – Виктор хочет, чтобы ты шпионила?
– Хочет, – честно отвечаю, смотря на свои руки. Они трясутся. – И между нами ничего не было. Правда.
Адвокат пронзает меня взглядом, исследует рот, шею, ладони. Всю меня.
– Я верю.
– А?
Внезапно Лео обнимает рукой мою талию, подхватывает и усаживает к себе на колени.
Я едва не вскрикиваю от неожиданности!
Ощущение его тела вплотную к моему останавливает кровь в венах, соприкосновение прожигает ткань, будто нет никакой одежды, есть лишь мы как единое целое. И это чувство точно пустыня – никогда не остывает, ни один ливень с ним не справится.
Миллиард градусов по Цельсию!
Невыносимо…
Просто убейте меня, пожалуйста!
– Обещай с ним не видеться, – твердо просит адвокат, приглаживая мои волосы на макушке.
Я понуро киваю.
– Эми, – тяжело вздыхает Лео и медленно скользит ладонью по моему позвоночнику. – Виктор тебе не друг. Поверь.
– А ты… друг?
– Он использует тебя.
– А ты?
– Совсем не слушаешь, – сухо бормочет Лео.
– И ты меня. Не слушаешь, не хочешь понять…
Я сутулюсь и обнимаю себя, стараюсь успокоить ноющее сердце.
– Я хочу тебя понять, – тихо произносит Лео. – Хочу слышать. Но ты мне не позволяешь. Ты боишься меня и не доверяешь.
– Есть поводы, – отвечаю охрипшим голосом.
– Есть. И возможно, нам стоит разойтись. Прямо сейчас. Я пообещаю, что тебя никто не тронет, а ты… молчать. – Лео прижимает меня крепче, и я ощущаю его пульс. – Но вот ведь ирония, – усмехается он. – Столько лет я ни хрена не чувствовал… Вообще ничего. Ни к кому. И вдруг бесконечная пустота заполнилась чем-то, а вернее… кем-то. И теперь раздирает изнутри. Потому что я не могу бороться… не могу уничтожить желание…
– Какое?
– Видеть тебя.
Его тело горячее самой огромной звезды во Вселенной, я знаю, что сгорю в его излучении, вспыхну за секунду. Лео испепелит меня, если захочет. Присвоит. Убьет. Сделает все, что ему вздумается. Его чувства пугают, но и плавят ответной жаждой. Я схожу с ума, ощущая, как он проводит губами по моей шее у горла, а потом прикусывает кожу, оставляя влажные следы.
– Лео, – выдыхаю я. – Здесь камера.
– Знаю, – ухмыляется он. – Иначе я бы тебя наказал.
– Что?
– Виктор, конечно, сам тебя поцеловал, но разве ты сопротивлялась? Не особо.
– Не смешно.
Я вскидываю бровь.
– А я и не шучу, – хрипит Лео, сжимая пальцы на моем колене.
– И как же?
– Узнаешь, Хромик.
– А Виктор? Его тоже накажешь? – фыркаю, делая двусмысленный акцент на последнем слове и изображая пальцами кавычки.
– Он сам себя наказывает по жизни.
Адвокат гладит мою щеку теплой ладонью. Я же пытаюсь примерить на него образ садиста… издевательства над жертвами, которые приписывают тому маньяку; представляю, как с надменной улыбкой Лео отпиливает кому-то пальцы…
Вернее, я не могу этого представить!
Многие серийные убийцы в обычной жизни ничем себя не выдавали, да, но сопоставить образ кровавого истязателя с Лео кажется невозможным.
– Так вы с Виктором учились в одной школе?
– Угу, но он на два года старше и лет с девяти со своей компанией доставал нас с Глебом. Впрочем, не совсем он, если быть до конца откровенным, а его друг. Шестерка везде ходил хвостом за тем парнем, тем самым, кто погубил мою сестру. Не знаю почему, но Виктор всегда делал все, что вожак их стайки от него хотел. Меня это в нем даже пугало. Беспрекословное подчинение. В чистом виде. Он его перерос, думаю, но тогда… в общем, Виктор виноват в смерти моей сестры не меньше самого насильника.
– Возможно, для него до фанатизма важна верность? До последнего защищал… преступника.
Лео моргает. Судя по лицу, выхватывает из моей речи аналогию, после чего с усмешкой говорит:
– Мой дядя говорил, что верность превыше всего на свете. Выше любви и свободы. Ты сказала прямо как он.
– Ты… презираешь Виктора?
– Возможно. Но не более.
– Почему?
– В нем достаточно ненависти к самому себе. Моя там не поместится. Он же чокнутый. И, помимо собачьей натуры, Шестерке его сумасшествие всегда смертельно вредило.
– Он шизофреник? Мне так показалось.
– Шизофреник. Суицидник. И работает в органах. Чудеса, не правда ли? Шизофрению Виктор умело скрывает. Режет ли вены, не знаю. Но после случая с моей сестрой он едва себя не убил. Врачи его еле откачали. Нажрался таблеток. Совесть замучила, видите ли, бедняжку.
– А он… он ведь не насиловал?
– Думаешь, он был бы жив, будь это так? – мрачно говорит Лео. – Ты должна кое-что понять. Для Виктора дело киллера – не просто очередная загадка, которые он до безумия любит. Это личное. Я понял это, как только увидел его взгляд. Он хочет уничтожить прошлое. Раз и навсегда. И считает, что нужно – нет, не засадить, – а убить киллера. Он с радостью сделает это. Сам. Виктор уверен, что убийца – кто-то из моего окружения. Но вот вопрос… как узнать точно… кто? Виктор – ранимая душа. Если не будет уверен, не убьет. А потом он убьет себя. Скорей всего. В общем, Эми… не связывайся с ним.
– Если бы Глеб меня не похитил…
– Глеб ответил за свой поступок. Не злись на него. Он ненавидит себя больше, чем ты его. Глеб. Виктор. Все одно. Первый забивает голову формулами, экспериментами и дурью. Второй бегает, разгадывая кровавые шарады, чтобы ни на секунду не оставаться наедине с собственными мыслями и чувствами, ведь когда эти двое размышляют о своей жизни, все настолько хреново, что убить себя хочется.
Лео сцепляет наши пальцы, целует мое запястье.
– Это ты его избил?
– Глеб напал на тебя. Еще и угрожал. Он должен был ответить за это.
– Он ведь твой друг.
– Есть границы, которые нельзя переступать. Он не имеет права прикасаться к тебе. Никогда. Никто не смеет. Это хорошо, что Глеб – мой друг… Эми, что бы ты ни думала, я не причиню тебе зла. А если кто-то навредит тебе, я его убью, растащу на части: кусок за куском, нерв за нервом. Я убью любого, кто посмеет обидеть тебя.
– А если это будешь ты сам?
Лео плотнее прижимает меня к себе. Я прикусываю губы, вдыхая шоколадно-древесный запах его волос.
– Знаешь, что самое страшное в регулярном насилии? Жертва не понимает, что происходящее с ней ненормально, она слаба и не способна рассуждать трезво. Ты другая, к счастью. Ты сильная. И… я хотел сказать… извини, что накинулся в университете. Я был в ярости. Ты исчезла. А потом сказала, что была у какого-то друга. И я сорвался. Это были не минутные пошлые желания, это была злость. Разрушительная злость. Но если я снова попытаюсь склонить тебя к тому, чего ты не хочешь, то лучше ударь меня чем-нибудь тяжелым.