– Я пригласила. И не зря. Прекращай лезть, куда не просят! С Лео я поговорю, не сомневайся. Он забылся. С этим я тоже не спорю. Но кидаться друг на друга, как дикие звери, не позволю. Либо учись держать себя в руках, либо я научу тебя своими методами, и они тебе, будь уверен, не понравятся.
– У тебя планы на девчонку?
– Она сирота. У нее боевой характер и острый ум. Она не болтлива. Не говорит о том, что важно, даже когда собеседник завладел ее доверием, и под давлением молчит. Это… интригует.
– Сирота? – переспрашивает Глеб, а потом раздраженно продолжает: – Брось. Ты ее переоценила.
– Учитывая, как ты бесишься… недооценила. Иди спать. Хватит бродить по дому. Ты опять употребляешь? Когда начал?
– Ничего серьезного.
– Так сильно хочется в могилу?
– Будто кому-то есть до этого дело.
Стелла поднимается, допивает вино из бокала на столе, медленно подходит к Глебу – и дает ему звонкую пощечину.
– Дурак, – слегка нахмурившись, говорит она.
– Мам, – Глеб потирает щеку, – я не сорвусь. Сказал же, ерунда.
Я собираюсь выпорхнуть в коридор, но слышу шаги оттуда.
Вот блин!
И что делать?!
У стены бежевый диван, и я перелезаю его, прячусь за спинкой. Хорошо, что я тощая глиста. Первый раз в жизни этому по-настоящему радуюсь!
Судя по грузным шагам, это великан Адам. Я выглядываю сбоку дивана. Стелла под руку с Глебом выходит из соседней комнаты.
– Уже вернулись? – осведомляется она.
– Нет поводов для беспокойства, – отзывается Адам.
– Прекрасно.
На ответе тети дверь в кабинет захлопывается, и я слышу, как ее запирают на ключ!
Кувыркнувшись через спинку дивана, тороплюсь вцепиться в ручку двери. Изнутри не отпереть. Я здесь застряла…
Черт! Черт! Черт!
Хоть один день в этом месяце я проведу без угрозы быть убитой? Надо срочно выбираться! Что я скажу, если Гительсоны найдут меня? И так шпионкой считают, а теперь еще и в кабинете обнаружат. Джекпот для Глеба! В жизни не выкручусь!
Ношусь из угла в угол, точно чокнувшаяся канарейка. На окнах решетки. Под шкурами медведей нахожу люк, однако он тоже заперт. Ну и квест! Я бегаю и бегаю… Туда. Сюда. Похоже, выход один: ночевать здесь, а утром орать, чтобы меня выпустили, но это равносильно прыжку в эпицентр ядерного взрыва.
Тяжело дыша, я падаю в массивное кожаное кресло за столом, пахнущее духами Стеллы. Мирра и ваниль. Кладу голову на ладони. Спустя минуту осознаю, что лежу на документах, часть из которых уже помяла. Закрываю глаза и вижу эту шедевральную картину: Стелла приходит утром в кабинет, и вот она я – здравствуйте, сижу, никого не трогаю, договорчики проверяю на опечатки. Хотите чашечку чая? Обсудим сие забавное недоразумение! Ой, я случайно испортила несколько важных контрактов, но вы же не злитесь, да?
Я хлопаю себя по лбу. Проклятье, надо сосредоточиться. Не видишь решения проблемы – взгляни на проблему с изнанки. Вдруг где-то припрятан запасной ключ?
Дергаю ящик стола. Содержимое дребезжит и позвякивает. Письма. Безделушки. Детские рисунки. Беру одну из каракулей, рассматриваю, узнаю дом. В окне с западной стороны второго этажа черноволосый мальчик. Видимо, Марк. В другом – мальчики постарше. Глеб и Лео?
Глеб похож на унитазный ершик.
Ха! Он с детства беловолосый? Я думала, что Глеб красится.
Мне очень нравится автор рисунка, потому что Лео он изобразил похожим на волка, буду даже думать, что на шакала.
Ершик и шакал…
Мы с Марком бы подружились, а вот старшие братья ему явно не нравились. У обоих злобные лица. В окне первого этажа женщина с ножом. Стелла? Надеюсь, она режет пирог к ужину, а не стоящего рядом широкоплечего мужчину, которого сторожат темные человечки.
Бедный ребенок! Что-то мне подсказывает: творчество основано на реальных событиях.
В ящике и фотографии есть. Стелла с сыном на руках, Глеб обнимает ее ногу. Лео из ружья стреляет по мишеням. Марк на качелях в саду. И ни одной фотографии с мужем.
Я складываю все обратно. Это личное, в конце концов, только Стелла имеет право вскрывать свой тайник памяти. Вздыхаю и растекаюсь в феерически удобном, шикарном кресле! Коричневая кожа блестит. При таком атрибуте чувствуешь себя важным начальником. Я задумываюсь о том, как Стелла справляется с бизнесом мужа и не все ли его аспекты перешли к ней в пользование? Может, черный бизнес тоже перешел по наследству?
Отгоняю колючие мысли. Хватит мне дела киллера. Осталось в дела мафии залезть для полного счастья.
На столике между бордовыми креслами замечаю графин. Во рту пересохло, и я решаю налить себе воды. Беру на полке бокал с ножкой в виде дракона. Рядом с графином красуется корзина с помело, желтый фрукт наполняет кабинет цитрусовым ароматом. Первый раз вижу, чтобы помело предлагали в качестве угощения. Оно ведь почти с футбольный мячик. У Стеллы гигантомания? Большие автомобили, дома, мужчины, сигары, фрукты… и самооценка.
Пока пью, изучаю предметы интерьера. Над дверью чучело крокодила, висит между двумя столбами, на которых вырезаны орлы. В углу глобус. В нем коньяк.
Возвращаюсь к столу и останавливаю взгляд на высоком дереве за окном. Дуб с фотографии. Древний. Невозмутимый. На его величественных ветвях были качели Марка. Это дерево явно помнит дни, когда резиденции не существовало, возможно, оно помнит и много изощренных убийств…
Холод ползет по позвоночнику, и я стараюсь отвлечься на что-нибудь, пробегаю взглядом по документам. Лучше бы на дуб смотрела! На столе лежат выписки по компании «Аметистовые горы», а под ними прикреплены фотографии отца Макса – Габриэля Крауса.
Какого черта?!
Копаюсь в остальных документах, но ничего не нахожу, лишь договоры поставок, подряда, счета-фактуры, юридическая и бухгалтерская чушь по другим компаниям. Судя по содержанию, у семьи Гительсонов есть сеть гостиниц.
Но зачем Стелле информация о компании Краусов?
Надо бы осмотреть кабинет получше. Возможно, тетя даже слишком хорошо знает о том, чем занимается племянник, а значит, ее вещи могут дать подсказку.
В следующие полчаса я перерываю шкафы с папками, книгами, журналами и газетами, полезной информации не обнаруживаю, однако натыкаюсь на десятки новостных статей о маньяках. На верхней полке вообще оказывается целый альбом с коллекцией вырезок. Здесь и Чикатило; и ангарский маньяк; и убийца с шахматной доской (мечтал прикончить столько же человек, сколько клеток на шахматной доске); Панцрам, за которым тянется целая одиссея жестоких преступлений на нескольких континентах, о нем нам рассказывали на паре, говорят, его последняя фраза палачу перед виселицей: «За то время, пока ты возишься, я успел бы повесить дюжину человек»; а еще есть Зодиак; Тед Банди; вырезка по убийце из Поднебесной – аньхойскому зверю с его последними словами на суде: «Убивая людей, я получал удовольствие. Это толкало меня на новые убийства. Мне все равно, заслуживали они смерти или нет. Меня это не волнует. Я не хочу быть частью общества, оно меня тоже не волнует».
Я захлопываю альбом кровавых откровений.
Сглатываю.
Лео…
Он ведь не такой, да? Ему не все равно. У него… что? Есть оправдания? Серьезно? Оправдания?! Жестоким убийствам?! А может, ему просто нравится? Твою мать, даже если это не так, что меняется?
Он убийца!
Я кусаю ногти, сидя на шкуре бурого медведя и опираясь затылком о книжные полки, посматриваю на гребаную книгу ужасов в красной обложке. Возможно, тетя хотела разобраться в психологии всех этих людей? Ее муж – убийца. Племянник – убийца. Жуть.
Стряхиваю пыль с обложки и вновь открываю альбом. Виктору бы эта коллекция маньяков понравилась.
Листаю, листаю…
Большинство из них я знаю. Известные личности. Когда попадается кто-то неизвестный, останавливаюсь пробежаться по тексту. Меня поражает, что я никогда не слышала о Кровавой Мэри. Записи не из газет. Похоже на копии протоколов, но есть статьи из других стран двадцатилетней давности. Что-то мне подсказывает: их изъяли из общего доступа.
Последнее убийство, по данным следствия, было совершено четырнадцать лет назад. В вырезках говорится, что, когда Кровавая Мэри убивала очередную жертву, сомнений, что это была она, ни у кого не возникало, да и впоследствии сама убийца, имя которой не называется, вину не отрицала. Кровавую Мэри посадили. Хотя имеются свидетельские показания, что дело закрыли в срочном порядке, несмотря на море несостыковок, но они были слишком незначительными.
Говорят, что она делала ванны из крови своих врагов и что прятала под ногтями лезвия, протыкала жертвам глаза, кому-то – до, а кому-то – после смерти. Убитых находили с окровавленными лицами. Свои глаза Кровавая Мэри жирно подводила красным, но из-за черного капюшона мало кто их видел. Ходят слухи, что ее радужки и губы были такими же алыми, а еще говорят, что она носила на шее три массивных креста и их скрежет жертвы слышали, когда она приходила за их душами…
В комнате тухнет свет.
Я роняю альбом. За спиной – шаги, но… я сижу лицом к двери! Сзади стена. Никто не мог…
Стоп.
Люк?
Я уже собираюсь обернуться, как чувствую, что в затылок упирается твердый предмет. Слышу взвод курка. Это пистолет?! К голове приставили пистолет?! Я вскидываю руки.
– Кто. Ты. На хрен. Такая? – женский шепот. – И что ищешь?
О мой бог… Стелла? Или некто другой? По шепоту не угадать.
– Я потерялась! Случайно забрела в кабинет и дверь… она… в общем…
– Ложь.
В следующую секунду кто-то бьет меня в затылок рукояткой пистолета. Я теряю сознание…
Глава 31
Мне рассказывали, что знакомство с семьей парня – это неловкие вопросы и идиотские восклицания вроде: «О, я помою посуду, обожаю убираться…»; это волнение; умные фразы, чтобы продемонстрировать уровень интеллекта не ниже, чем у тушканчика; и комплименты, в том числе людям, которые рассматривают тебя, как таракана, выползшего из раковины. Ведь когда любишь человека, приходится говорить всякое тем, кто дорог ему. Даже если тебе они неприятны.