С другой стороны, я верю, что в каждом есть нечто прекрасное, каждого можно полюбить. И как было бы здорово иметь способность вытаскивать из человека душу при встрече, вынимать ее наружу из места, куда он ее затолкал под гнетом осуждений и прячет, точно солнце за черными тучами, а потом говорить ему: «Умоляю, будь со мной настоящим».
Да, все проходят этап знакомства. И чудесно, если обходится без неловкостей, но в моем случае… знакомство – это удар по затылку стволом и захоронение на заднем дворе.
Ладно, лгу.
Последняя часть мне приснилась, ибо просыпаюсь я не в гробу, не в подвале, а в уютной – королевской! – постели. Персиковые нежные простыни. Лавандовый аромат. Мягкий матрас. Я жива? Или в раю?
– Горячее какао? – раздается сладкий, как рахат-лукум, голос ангела. – Лечит от всех болезней!
Смотрю на обои, раздумывая, где нахожусь. Затем переворачиваюсь. На кровати – в позе лотоса – сидит миниатюрная блондинка с золотыми глазами. На вздернутом носике очки кошачьей формы. Миленькое круглое лицо: мечтательное, как у героини диснеевской сказки. Девушка подает мне кружку с таким видом, словно я жрец, который принимает от нее жертву для церемонии.
– Спасибо, а вы… кто?
– Рената, – во все зубы улыбается она. – Это я шандарахнула тебя по голове.
– Оу, – давлюсь какао.
Ищу другого собеседника, но мы в комнате одни, и я возвращаю взгляд на девушку. Изучаю ее светло-желтый свитер с рукавами как у Пьеро; белые обтягивающие штаны с широким ремнем, на котором держится маленький блокнот; Рената опирается подбородком на ладонь с обкусанными до крови ногтями и смотрит на меня, хлопая длиннющими ресницами.
Меня поражает, насколько цвет радужек у девушки идентичен цвету радужек Виктора.
– Я, значит, хожу туды-сюды, грущу, хожу, а потом раз, – она вскидывает руки над головой, и я едва не переворачиваю на себя какао. – Ты… ну я и подумала, а как подумала… необычно, да? В закрытом кабинете незнакомая девочка копается в чужих вещах. Что здесь подумать, а? – Рената подползает и трясет меня за плечи. – Что?!
– Ты решила, что я воровка, – торопливо отвечаю, лишь бы Рената перестала меня трогать.
– Да! – радуется она. – А что же еще? Ну, сама подумай!
И опять трясет меня. Я все-таки выливаю какао на свою… пижаму? Почему на мне розовая пижама? Я в халате была!
Рената отцепляет от ремня блокнот, зубами снимает колпачок с ручки – ее девушка вынимает из пучка на макушке, – выплевывает колпачок. Замечаю, что златовласый пучок незнакомки держится на карандаше, с висков до талии свисают две длинные пряди челки.
– Ты любишь шахматы? – сосредоточенно спрашивает Рената, открывая блокнот.
– Шахматы?
– Фигурки на доске из клеток, – глубокомысленно поясняет она.
– Ам… я умею играть.
– Класс!
Она пишет. Я пытаюсь заглянуть в блокнот, но Рената не позволяет. Мы так близко, что я чувствую аромат восточных пряностей, который исходит от девушки.
– У тебя есть аллергия на шоколад?
– Вроде нет, зачем ты…
– Супер! Что видишь на картинке? – показывает каракулю в блокноте.
– Ты разукрасила блокнот кляксами Роршаха?
– Что видишь?!
Рената кидает в меня подушку.
– Не знаю, два гермафродита!
Она задумчиво кусает ручку и ежесекундно кивает, затем уточняет:
– И что они делают?
– Дерутся за котел.
– Любишь доминировать, – бормочет Рената.
– Чего?
– И паранойя, – шепчет сама себе, усердно делая записи.
Я чешу висок и сползаю с кровати.
– Нет! – Рената сердито усаживает меня обратно. – Нельзя вставать. У тебя постельный режим!
– Эм, – сглатываю я. – И когда он закончится?
– Через полчаса, наверное. Я не врач.
Девушка берет с тумбочки грелку и сует мне под одеяло.
– Что ты пишешь?
– Я должна составить психологический портрет. Так я решу, что мы будем делать, пока не вернется Стелла. Продолжим… ой, стоп! Чуть не забыла. Это тебе.
Она вытаскивает из-под кровати голубую коробочку с белым бантом.
– Что это?
– Подарок, – игриво подмигивает Рената. – В знак примирения.
– Слушай, я польщена, конечно, но не хочешь рассказать… кто ты такая?!
– Я помощница Стеллы Гительсон, – заявляет Рената с напускным оживлением. – Обычно мы в поездках, но сейчас она решила отдохнуть. И вот я. Под бочком. Вдруг что-то понадобится, а надобится очень часто, она женщина деловая, да-да. Открывай, открывай мой подарок!
Я вскидываю одну бровь. Рената, конечно, оригинал, но угрозой не пахнет. Славная девушка. Чуть-чуть сдвинутая. Хотя если подумать… что бы я сама сделала при обнаружении чужака в доме?
Рената шатается взад-вперед-влево-наискось, будто нетрезвая. В предвкушении моей реакции. Я тяну ленту, снимаю голубую обертку, поднимаю крышку и заглядываю внутрь.
О, а запах-то божественный!
Шоколадные пирожные. Шесть штук. На каждом блестит розовая буква, я собираю слово.
П.Р.О.С.Т.И.
– Ух ты, – стараюсь улыбаться как можно лучезарнее, а то Рената сидит с видом, словно расплачется, если мне не понравится. – Красивые. Слушай, а откуда на мне взялась пижама?
– Я тебя переодела. Фигура у тебя, кстати, шикарная. Ой, и я не это… ну это… ты поняла.
– А Лео где?
– Утром уехал.
Я подтягиваю ногу и утыкаюсь подбородком в колено, чувствую сосущую пустоту внизу живота.
– Ясно, – выплевываю, точно пригоршню горьких гвоздей.
– Не переживай, он думает, что ты уехала.
– Почему?
– Ему Стелла так сказала.
– Почему?! – повторяю надтреснутым голосом.
– Она хочет с тобой поговорить, а о чем… не знаю. Хотела бы знать, а не знаю, – грустит Рената.
– Это ее спальня?
Бог мой, да слово «спальня» здесь неуместно. Мелкое слово. То, что я вижу, – императорская опочивальня.
– Временно моя. Но ее хозяин вряд ли когда-нибудь вернется.
– А где он?
– Безмолвно лежит в своем коробе на городском кладбище. Увы, скоропостижно скончался. Можно решить, что это было самоубийством, или кого-то обвинять, но кого – вопрос сложный для всех, кто знал Льва Гительсона, у которого не было врагов разве что в утробе матери, но тоже не факт.
Цокая, Рената качает головой, после чего встает, подходит к окну и кого-то высматривает. Я беру с комода свадебную фотографию. Стелла на ней – не девушка, а произведение искусства! Трудно поверить, что подобная красота встречается в реальности. Безупречные платиновые локоны. Изгибы фигуры будто созданы феноменально талантливыми скульпторами эпохи Ренессанса. Глаза – чистое сияние изумрудов. На голове этого божества диадема из драгоценных камней. И если обычно людей бриллианты украшают, то Стелла, скорее, украшает бриллианты собой.
Жених тоже хорош, а рядом с такой невестой он и вовсе король, перед которым другим только слезами обливаться от зависти.
– Гительсон был красивым, – невольно выдыхаю я.
Насмешка над миром… давать монстру внешность бога.
– До тошноты, – серьезно отвечает Рената, а потом хихикает. – Мрачный принц. Идеально уложенные черные волосы, тонна мышц, ухмылка Люцифера. И всю эту красотищу в сырой гроб. Ох, семья была безумно подавлена после его смерти. Особенно Глеб. Стелле пришлось его связать, чтобы психоз не закончился в сумасшедшем доме.
– Кошмар. А Лео как отреагировал?
– Он умеет реагировать? Я редко его вижу, но мне казалось, что он такой же, как Стелла. Неустанно равнодушный. Гительсон, Лео и Стелла – цветочки одного посева.
– Стелла тоже оставалась равнодушна?
– Меньше, чем обычно. Гительсон безмерно любил свою жену, из-за одной ее слезинки мог планету взорвать.
У дверей раздается карканье. Белый ворон влетает в комнату и приземляется на кровать, прыгает ко мне, заглядывая в лицо. Я погружаю пальцы в его перья.
– Ты ведь не собираешься отхватить мне мизинец?
Ворон моргает.
– Как самочувствие? – спрашивает та, с кем прибыл ворон и кого я не сразу замечаю.
Стелла в сопровождении великана Адама. Сегодня на ней красное приталенное платье до колен и длинные перчатки.
– Вроде живая, – я неловко пожимаю плечами. – Доброе утро.
Женщина внимательно осматривает меня с ног до макушки, словно сильно сомневается в моей жизнеспособности.
Рената накручивает свою белокурую прядь на ручку и непрерывно улыбается.
От стеклянного взгляда Адама мне дурно. Вчера он выглядел добрее. У него лицо злодея из старых фильмов, где зло еще было стопроцентным злом и никак не оправдывалось, Адаму бы подошла роль тирана, пожирающего младенцев на завтрак. И почему вчера я этого не заметила?
Стелла кивает телохранителю на выход.
– И Рица забери. Ему пора в оранжерею.
Адам идет к ворону, но тот кусается и улетает сам, мужчина исчезает за дверью следом.
– Его зовут Риц?
– Рицин, – мурлыкает Рената, не отводя от меня загадочно блестящих золотых глаз. – Но не хочется называть птичку как яд, который разлагает легкие.
– Да, Глеб умеет выбирать имена, – ухмыляюсь я.
Рената разводит руками и торопится удалиться вслед за Адамом, а я собираюсь броситься за ней, лишь бы не оставаться наедине со Стеллой. Хлопок дверью. И я понимаю, что пути к свободе нет. Придется объясняться.
– Помню день, когда мы забирали ворона, – говорит Стелла, изящно переплетая пальцы. – Глеб и Лео читали о случае отравления рицином болгарского диссидента. Яд был введен ему на улице с помощью механизма, спрятанного в зонте. Противоядия от рицина не существует. А выглядит он как белый порошок. Глеб решил, что это знак. Идеальное имя для его питомца.
– У вашего сына уникальный взгляд на мир, – кашляю в кулак.
Тетя достает из футляра на столике сигару, поджигает ее и вальяжно присаживается на подоконник.
Не люблю запах дыма, но аромат от сигары приятный, душистый.
– Почему вы сказали Лео, что я уехала?
– Не каждый день его девушки проникают в мой кабинет.
Она выглядит до ужаса спокойной.