– Извините… знаю, прозвучит по-детски, но это вышло случайно. Клянусь!
– Ты во сне телепортировалась? – хмыкает она.
Выражение лица один в один, как у Лео, когда он саркастично издевается надо мной.
– Я искала Глеба, случайно забрела в кабинет, а потом…
– Спряталась, чтобы тебя не нашли. Ты права. Именно так ведут себя гости.
Я виновато опускаю голову. Отношения с родственниками Лео налаживаются как нельзя лучше. Пора уже заткнуться.
– Простите, – повторяю, обнимая плечи. – Мне стыдно. Но у меня нет тайного умысла, я хотела найти Глеба и извиниться. Не знаю почему, но когда я вас нашла, то испугалась, спряталась и хотела вернуться в спальню, но дверь кабинета… вы ее заперли. Простите…
– Никогда так не делай.
– Нет, конечно же. – Я тремя шагами пересекаю комнату и, прижав ладони друг к другу, заглядываю в зеленые глаза Стеллы. – Это не повторится!
– Никогда, – она опирается спиной о стену и выдыхает дым к потолку, – не показывай слабость перед теми, кто сильнее тебя.
Я моргаю. Около минуты мы обе молчим, но я помалкиваю от неловкости, а Стелла – со значением, словно знает: чем дольше тянется тишина, тем сильнее сжимается мое сердце. Затем Стелла наклоняется и отрывает нитку от моего воротника. Думаю, эта нитка раздражает ее с момента прихода. Интересно, а мои разноцветные глаза ее тоже раздражают? Это ведь так неправильно…
– Рената отвезет тебя домой, – сообщает Стелла. – Ты не в обиде на нее?
– Все прекрасно, она, – тру шею, – довольно необычная девушка.
– Хороших помощниц трудно найти, а Рената очень преданная. Нет ничего важнее верности, Эмилия. И семьи.
Я прикусываю щеку изнутри. Стелла делает акцент на последнем слове, произносит его почти по слогам, будто каждая буква в слове «семья» на вес золота.
– Ты со мной согласна? – интересуется она.
– Конечно.
– Тогда почему ты отказалась от своей?
– Что вы имеете в виду?
– Я спрашиваю: почему ты похоронила родителей не только на кладбище, но и в памяти? Почему оставила их в безымянных могилах?
– Это не так! – ужасаюсь я.
– Произнеси их имена.
– Что?
– Скажи их имена вслух.
– Я… не понимаю зачем…
– Ты не можешь.
– Это глупо.
Стелла усмехается, рассматривая лес за окном.
– Понимаю, легче делать вид, что боли не существует, однако ты носишь ее с собой, точно невидимый валун. А раз валун невидимый – никто не поможет, и в какой-то момент он тебя раздавит. Люди даже не поймут, что случилось. – Она кладет ладонь на мое плечо. – Я многих потеряла, дорогая, и мне знакомо то, что с тобой происходит.
– Не готова это обсуждать, извините, – отшатываюсь я, голос звучит ниже. – Если вы не против, я поеду домой.
Сжимаю кулаки и отворачиваюсь. Зачем она спрашивает о родителях? Лучше бы избила меня за проникновение в кабинет, чем допрашивала о прошлом. Не понимаю!
У самой двери я останавливаюсь.
– Прошу, не принимайте на свой счет, – произношу и вновь поднимаю на Стеллу глаза. – Я не хочу оглядываться на то, чего уже никогда не будет. Разговоры не вернут мне семью.
– Но помогут отпустить боль, связанную с ее потерей, и, возможно… обрести новую семью.
– Зачем вам это? Я никто. Однако вы тратите на меня время. Это ненормально.
Стелла смотрит безразлично, постукивает пальцем о сигару и стряхивает пепел в форточку. От ее взгляда, как и от слов, меня мучает дрожь. Глаза Стеллы – роща, затопленная и скованная вечными льдами, совершенно мертвые глаза, от которых хочется спрятаться, как от стрелы.
– Родители учат детей любить и ненавидеть то, что любят и ненавидят они сами. А когда дети вырастают, мы должны платить им тем же. Если Лео счастлив с тобой, я не хочу, чтобы он лишился этого, а значит, обязана помогать тебе чем смогу. Ты всегда можешь поделиться со мной. Чем угодно. Как бы груз ни был страшен. Но сейчас ты сама себя не понимаешь. Не знаешь, кто ты. Оттого не ведаешь, как жить. Никак не определишься, что правильно, а что плохо, ведь ты всю жизнь закрывалась от прошлого. – Стелла встает, тушит сигару в пепельнице и продолжает: – Осознать, что ты ядовитая бабочка-монарх, не получится, пока не поймешь, что ты застряла в коконе гусеницы.
– Не понимаю, что вы хотите услышать, – честно признаюсь я.
– Мне нужно, чтобы ТЫ меня услышала. Однако тебе уже пора, – Стелла открывает дверь.
Из коридора машет Рената, она хватает меня за руку и тянет следом.
– Хорошего дня, – говорит Стелла на прощание. – Подумай над моими словами, а когда разберешься в себе, я бы хотела сделать предложение, которое может тебя заинтересовать.
Глава 32
– Пристегнись! – вопит Рената.
Я устраиваюсь на заднем сиденье, любуюсь черным салоном «Ауди». В машине приятно пахнет жасмином.
– Тут нет ремня.
– Да? Как интересно. – Девушка выруливает на трассу. – Вчера он был. Очень интересно.
Пока Рената тихо мурлыкает песню про Арлекино, я листаю уведомления в телефоне. Звонки от бабушки. От Венеры. От Лео…
А еще сообщение от него с требованием перезвонить и вопросом:
«Какого дьявола ты каждый раз сбегаешь после полуночи, точно долбаная Золушка?»
Полагаю, он злится. Вопрос лишь в том, как быть? Рассказать правду или наплести какую-нибудь чушь?
– Ты куда пропала? – крик Венеры на линии.
Сначала я решаю перезвонить подруге.
– Ночевала у парня, прости. Скоро буду.
– А написать не могла? Я сижу, полночи ее жду, а она с мужиком кувыркается!
– Я тебе все расскажу, обещаю.
– Ага, расскажет она… плавали, знаем. Давай езжай ко мне в торговый центр, вместе до общаги прошвырнемся.
– Есть идея получше. Меня на машине везут, мы тебя подберем. – Убираю от уха телефон и смущенно спрашиваю у Ренаты: – Можно? Это по пути.
Девушка кивает.
А что? Рената меня по башке ударила, имею право капризничать.
Следующий звонок бабушке, которая и сама не сразу берет трубку. Слух стал подводить. Как и многое другое… Ноги. Зрение. Сердце. Суставы. Я стараюсь не думать о том, что единственный родственник может в любую минуту меня покинуть, и тогда… я останусь совсем одна.
Верчу головой, отгоняя горькие мысли.
– У тебя есть семья? – интересуюсь у Ренаты, которая поглядывает на меня через зеркало своими огромными золотыми глазами. – Ты часто в разъездах, как я поняла. Они не волнуются?
– У меня никого нет.
– Ой, извини…
– Не стоит. Я не знаю родителей, не знаю, живы ли они, кто они, светленькие или темненькие, иногда пробую представить или вспомнить… и не могу. Родители отказались от меня. Твоя подруга здесь?
– Да, у центрального входа ждет.
Автомобиль останавливается, и в салон залетает взбудораженная Венера, целует меня в обе щеки. Без всяких моих представлений сама знакомится с Ренатой и пищит, как она рада встрече. На подруге белое зимнее пальто, а под ним шикарное зеленое платье с декольте.
– Ты откуда такая счастливая вылезла? – удивляюсь я.
– У меня было свидание, – мечтательно улыбается Венера.
После ее слов сводит зубы. Твою мать, неужели с Глебом? Я его сама убью! И закопаю под крыльцом!
Не успеваю открыть рот, как Венера объявляет, что меня искал Макс. Сначала все общежитие на уши поднял, а потом завалился к ней и слезно расспрашивал обо мне.
– Он спятил? – говорю слабым голосом.
– Макс думает, что вы снова друзья, – пожимает плечами подруга. – Поэтому мой первый вопрос: ты его простила?!
– С ума сошла? Он меня изнасиловать пытался. И смог бы!
– В страшное время живем, – вздыхает Рената, паркуя автомобиль у общежития.
Мы с Венерой сердечно благодарим нашего водителя, прощаемся с девушкой и под руку идем к главному входу.
– Он такой классный, Эми! – разве что не прыгает от счастья Венера. – Он тебе понравится!
– Не сомневаюсь, – бурчу я.
Венера не замечает за потоками радости моего сарказма, но вскоре и сама начинает хмуриться. Я лелею надежду, что с Глебом не все радужно.
– В этом месяце я больше не смогу нормально видеться с ним из-за сестры, – грустит Венера. – Не знаю, как быть…
Отбой. Надежда потеряна.
– А что случилось?
– Мы с мамой сильно поругались, – сипит она, сокрушенно качая головой. – И она заставила сестру следить за мной. До следующего года я буду жить у сестры на съемной квартире, пока не вернется ее соседка.
– Шутишь? А я как без тебя буду?
– Прости, – опускает глаза Венера.
Я поджимаю губы и обнимаю подругу. Минуту мы стоим, уткнувшись носами в плечи друг друга.
– Через неделю все наладится, и ты вернешься, вот увидишь, – ободряю я нас обоих, за руку тяну Венеру до лавочки.
– Надеюсь, – бормочет она, печально улыбаясь.
Мы сидим молча, шаркаем подошвами по тротуару. Я никак не решаюсь напрямую задать вопрос о ее парне, но потом представляю, как Венера будет раздавлена, когда белобрысая сволочь наиграется, и мягко интересуюсь:
– Слушай, тот парень… его зовут Глеб?
– Откуда ты знаешь? – хлопает ресницами подруга.
– Умоляю, не говори, что ты в него прямо вот по уши влюбилась, – вздыхаю я.
– Почему? Ты его знаешь?
Венера поворачивается ко мне всем корпусом, в предвкушении сжимает мои ладони, и мне хочется просто вновь обнять ее, а не рассказывать, кто такой Глеб. Черт, как же мне не хочется это делать! Особенно когда она вот так вот смотрит своими лазурными глазами с белыми трещинками на радужках, двумя замерзшими озерами, которые сейчас будто оттаяли: до того она окрыленная отношениями с Гительсоном.
Нет. Нельзя забывать, зачем Глеб с ней познакомился. Венера не знает об опасности.
Я должна.
– Он друг Чацкого и…
– Ого! – воодушевляется Венера.
Меня же мгновенно накрывает волной гнева от ее радости.
– Это не «ого»! – бушую я, вскакивая с лавочки и скрещивая руки на груди. – Ты не понимаешь, с кем связалась. Пожалуйста, скажи, что вы с ним не спали! Я не переживу.