Шакал упрямо тащит меня за собой, пока я колочу его и мечтаю убежать: то ли от осознания, в объятиях какого чудовища нахожусь, то ли от теплых прикосновений мужских пальцев… они приятны… и это вызывает бешеную истерику! Меня трясет! Я не знаю, от чего больше… от холода, поедающего тело, или от равнодушия, с которым Лео реагирует на обвинение в убийстве.
Бесчувственный маньяк!
Он силой затаскивает меня в душ и включает воду. Здесь, на втором этаже, к спальне примыкает ванная комната.
Я перестаю бороться. У меня нет сил на это. Кабина вертится перед глазами, и когда я щупаю макушку, понимаю, что на голове небольшая припухлость.
Даже странно, что я в сознании. Но сознанием это назвать трудно. Я в тумане. И на центрифуге одновременно. Под горлом тошнота. В ушах звенит. Ну почему я вечно получаю именно по голове?! Будто других мест нет! Хотя… на руках, бедрах и коленях тоже красные пятна: они ноют и скоро превратятся в синяки. Удивительно, что я не сломала кости. И шею! Пусть хрупкая на первый взгляд, а, видит бог, крепкая!
Я держусь за плечи Шакала. Он без церемоний занес меня в кабину и перекрыл своим же телом путь к отступлению! А теперь припечатывает меня к своей груди, регулируя свободной рукой воду.
– Потом будешь меня ненавидеть, поняла? Потом! – строго заявляет он. – Сейчас делай, что я говорю.
Я поджимаю губы. Лео стягивает с меня остатки белья. Горячие струи воды бьют чуть ниже шеи, стекают по спине, и мои колени подкашиваются.
Одной рукой Шакал держит меня за талию, прижимает к своему обнаженному телу, а другой – зарывается пальцами в волосы.
– Сильно болит? – спрашивает, аккуратно касаясь макушки. – Я вызвал своего врача. Он скоро будет. Счастье, что ты ничего не сломала, я думал… когда увидел, что машина упала с моста… я…
Он замолкает, уставившись в пустоту, а затем сгребает меня в охапку, торопливо покрывает поцелуями лоб, волосы, губы. Его самого сотрясает дрожь.
– Я в порядке, – отворачиваюсь, – я… но не… остальные живы? Скажи! Макс и его отец?
– Живы, – выдыхает адвокат. – Успокойся, прошу, и не думай об этом. Боюсь, у тебя сотрясение.
Лео гладит мою поясницу, не дает отстраниться, скользит пальцами по позвоночнику, обнимает и целует в висок до тех пор, пока горячие капли не начинают перемешиваться с моими слезами. Я всхлипываю. Бессильно утыкаюсь лицом в широкую мужскую грудь.
– Не надо, – просит Лео, приглаживая мои мокрые волосы. – Только не плачь, Эми.
– Ты чуть меня не убил, – бормочу, не поднимая головы.
Лео ничего не отвечает. Его мышцы напрягаются, а дыхание сбивается. Он хочет ответить. Но не может.
Я поднимаю на него взгляд. Губы дрожат. Лео не шевелится. Совсем. Застыл, точно металлическая скульптура.
– Знаю… – выговаривает он надломленным хрипом. – Я знаю…
Костяшки его пальцев касаются моей щеки.
– А если бы убил? – сглатываю.
– Тогда бы я здесь не стоял. Горел бы в аду. Где мне и место. Где и буду…
Я сжимаю кулаки: прячу в них свои чувства. И желание кричать. Открываю дверь кабины, вылезаю, обматываюсь полотенцем и, осторожно ступая по плитке, выхожу из ванной. Когда забираюсь под одеяло, вмиг подпрыгиваю.
Раздается треск стекла.
Спустя несколько секунд Лео возвращается в спальню и жестом приказывает мне сидеть под одеялом.
Его ладонь в крови.
Разбил кулаком зеркало…
Я испуганно обнимаю ком из одеяла, пока Лео вытирает кровь о полотенце, тихо ругаясь под нос. Потом он швыряет полотенце в ванную комнату. Достает из комода вещи. Халат. Толстые носки. Сам Лео уже в черных брюках.
Не успеваю опомниться, как он забирает мое одеяло и сдирает полотенце, в котором я сижу, кутает меня в белую махровую ткань халата и снова накрывает одеялом. Я ползу спиной к стене. За лодыжку он тянет меня обратно.
– Ты еще не согрелась, – мрачно говорит Лео, растирая мои ноги.
Он массирует ступни, икры, бедра – сильными горячими прикосновениями.
– Твоя рука… прекрати, – возмущаюсь, однако Шакал не реагирует. – Я согрелась. Лучше скажи, что с Краусами?
Слова звучат отрывисто, тошнота усиливается, и я шлепаюсь затылком на подушку.
– Они живы.
Лео натягивает носки на мои ступни.
– Детальнее, – бормочу, потирая переносицу.
– Эми! – Он делает рывок ко мне и ударяет кулаком по спинке кровати. – Как ты оказалась в машине?!
– Ты следил за Краусом, – рычу я. – Сам и догадывайся.
– Если я задаю вопрос с таким лицом, как сейчас, то отвечай без лишних комментариев, – с горящими глазами заявляет он. – И вообще… старайся меньше говорить, ты…
– Не то что? – яростно вскрикиваю.
И тут же хватаюсь за голову от боли.
Дура, блин.
Кажется, из-за удара по мозгам я лишилась чувства самосохранения, ибо взгляд Лео разрывает на части. Только мазохист или суицидник будет ему перечить. Есть категория людей, которым не нужно кричать и требовать: им достаточно посмотреть на другого человека – и тот затыкается. Лео именно такой. Он словно шторм. Его нельзя приручить. Воюя с ним, ты захлебнешься. Слишком опасно. Лучше оставаться в порту или обходить водовороты его гнева.
– Прекращай меня провоцировать! – злится Шакал. – И отвечай!
– Они меня подвозили, понятно? Просто подвозили домой с вечеринки! А ты… ты гребаный монстр! Ты убил прекрасного доброго человека. У него семья!
Из последних сил я отталкиваю Шакала и ныряю под одеяло, чтобы он не видел, как я реву.
– Он жив, – шепчет Лео и целует меня в плечо. – Ранен. Но жив. Все живы. Давай не будем говорить о случившемся хотя бы сегодня. Тебе нужно поспать.
Эти слова оказываются иглой, которая пронзает душу насквозь и заставляет меня сжаться в позе эмбриона. Я бы никогда не простила убийство того человека; я знала, что уеду и сделаю все, чтобы забыть Лео, ведь сцена аварии всегда будет перед глазами.
А теперь…
Проклятье!
Сколько бы раз я ни повторяла себе: «Так не может продолжаться», – сердце находит лазейки и вопит: «Может!»
– Пока… живы, – выговариваю в подушку.
– Прекрати лезть куда не просят, тебя это не касается!
– Прекрати на меня кричать! Я едва не сдохла из-за тебя!
Лео открывает рот… и ничего не произносит.
Я теряю весь запал ярости, когда адвокат ложится и обнимает меня сзади, берет за руку. Снова пытаюсь вырваться… но не получается. Лео сжимает мою ладонь, водит носом по шее, вдыхает запах. Я тоже чувствую его парфюм. Лес. Горький шоколад…
Он подносит сплетение наших пальцев к губам и целует тыльную сторону моей ладони, выдыхая:
– Прости. Я на эмоциях. Прости, родная.
И вновь целует каждый палец.
– Булыжник больше эмоций выражает, чем ты, – бормочу едва слышно.
– Привычка. Если другие люди будут знать, что ты чувствуешь, то ударят с такой силой, что подняться уже не сможешь. Я привык носить маски, Эми. Безмолвие и невозмутимость – лучшая защита. А иногда и оружие.
На тумбочке вибрирует телефон. Лео касается горячими губами моего виска и шепчет на ухо:
– Сейчас вернусь. Не вздумай вставать.
Дверь за адвокатом закрывается с мягким хлопком, и в комнате остается лишь тишина.
Я зарываюсь носом в подушку.
Невыносимая боль пульсирует глубоко в груди: мучительная, агонизирующая, и она не физическая, нет. Заживо сгорает моя душа. Лео переломал ее, раскрошил, превратил в развалины, она страдает от осознания, что тянется к человеку, который очерняет ее своей тьмой, а она так хотела быть светлой…
Не могу отрешиться от воспоминаний. Удар. Ледяная река. Кровь на ладонях Габриэля, когда он кинулся тормошить своего водителя…
Я презирала Лео за защиту убийц. Потом узнала, что он сам маньяк – и даже это меня не остановило. Я так в него влюбилась, что проще было подавить мысли о его преступлениях, словно это мои фантазии. Я прикинулась слепой пустоголовой идиоткой, убежала от реальности. И сделала это мастерски!
А зачем? Надеялась, что Лео изменится? Или что никакой он не монстр?
Я так долго падала на дно, что уже не вижу разницы между полетом и падением. Кажется, что наша любовь дает смысл, крылья, а на самом деле скоро я разобьюсь на миллион осколков, перестану быть собой, да и вообще… человеком.
Видимо, сегодня час расплаты. Лео едва не убил меня саму. Высшие силы здорово щелкнули меня по носу, ничего не скажешь.
– Это Жанна Гитлин, – голос Лео выдергивает из мыслей. – Она врач.
Шакал стоит над кроватью. Рядом с ним рыжая девушка, которая вмиг садится на одеяло и склоняется надо мной, заглядывает в глаза, водит пальцами перед лицом.
Еще одна еврейка.
Лео только с евреями дружит?
От Жанны пахнет дождем и эвкалиптом; ее рыжие волосы собраны в высокий пучок, из-за чего острое лицо выглядит слишком длинным. Одета она как-то чудно. Бордовый кожаный жакет до бедер: с черными ремнями и шнуровкой на рукавах. Лаковые сапоги. Губы ярко-алые. Бледные голубые радужки и светло-медные ресницы.
– Тошнота, туман в глазах, частичная потеря памяти? – спрашивает девушка.
– Первое и второе, но мне уже легче, – произношу я с недоверием.
Жанна кивает, помогает мне сесть и начинает осмотр: требует взглянуть в сторону, спрашивает про двоение в глазах, изучает место удара, а после пятнадцати минут исследований говорит Лео, что лучше сделать рентгенограмму черепа и магнитно-резонансную томографию, кроме того, мне нужно соблюдать постельный режим.
– Я напишу названия лекарств. Пей их, если голова так и будет болеть, – говорит Жанна, корябая что-то на мятом листке из кармана.
Она протягивает свои каракули – нет, не мне! – Лео.
Девушка слишком молодая для врача, едва окончила университет.
– Тогда поехали на МРТ, – твердо отрезает Шакал и натягивает рубашку.
Он ходил за Жанной в одних штанах?
Черт, внутри меня что-то начинает подвывать. Надеюсь, эта девушка не из тех, с кем Лео спал. Из-за дрянных мыслей я окончательно расстраиваюсь и кутаюсь в одеяло с головой.