– Пошли, Ромео, а то опоздаем на международное право, – говорю я, натягивая куртку.
– Так и знал, – бурчит он под нос.
Дремотный лежит на кровати с вытянутыми перед лицом руками, рассматривает волос.
– Если ты коллекционируешь кусочки Венеры, я не хочу об этом знать, умоляю.
– Это не ее. Это хахаля, – скорбно сообщает он. – Белый, как у старика.
– Откуда ты знаешь, как выглядит Глеб? – удивляюсь я. – И господи! Брось волосину! Идем!
За локоть я стаскиваю Дремотного с кровати.
– Волос на ее подушке, а Венера жила у сестры, ночевала она здесь лишь вчера, понимаешь? – нудит он, пока я закрываю дверь на ключ. – Значит, этот индюк был здесь вчера! Охренеть!
– Выкинь гадость! – гаркаю я.
– Еще чего! Теперь я могу навести на него порчу.
– Мне глубоко симпатична идея отравить Глебу жизнь злыми духами, но давай без ваших цыганских замашек, хорошо?
– Как ты узнала? – бледнеет парень, колупая сережку в ухе.
– Руслан Джанкович Дилинкони… офигеть как сложно догадаться!
По дороге в университет я отбираю у парня его бесценную находку, потому как сил смотреть на этот концерт не осталось. Да и выглядит жутко.
Вот до чего любовь человека доводит.
– Ты считаешь, что мы не пара? – расстроенно спрашивает Дремотный.
– Именно.
– Почему?!
– Это как поместить рядом две атомные электростанции. Если одна рванет, то другая следом, и… всем будет трындец, понимаешь? Мне оно надо? Никому не надо.
Дремотный пинает высоким ботинком лужу, как обиженный ребенок. На улице сыро и холодно. Мой поникший друг бредет рядом, не огибая океаны грязи, волочится, точно размякший мешок, и я терпеливо сбавляю шаг, давая Руслану возможность пострадать от неразделенной любви.
Мы опаздываем на пару. Дремотный приходит в себя, хватает билет и несется готовиться, я же получаю автомат и покидаю поле боя.
В коридоре темно. И тихо. Словно университет спит.
Суббота. Пары в этот день – верх невезения. Особенно перед новогодними праздниками. В коридорах почти никого нет, кроме парочки: они отлепляются друг от друга с влажным чмоканьем, когда замечают меня, и снова начинают слюнявиться.
Я звоню Шакалу.
Не берет.
Да как так?!
Вспоминаю еще об одном друге Лео, с которым мы не в контрах. Точно! Я видела его полчаса назад у библиотеки. Всегда вальяжный и гордый джентльмен сегодня выглядит так, будто вылез из канавы: помятый серый костюм, туфли с засохшей грязью, ссадины и щетина… вылитый бродяга. Было сложно не заметить профессора, хотя он явно пытался остаться для студентов невидимкой.
Через минуту я подлетаю к двери кафедры уголовного права, заглядываю внутрь.
Никого.
– Арье Аронович? – кликаю я.
И чудо случается!
– Проходите, – хрипло отзывается Цимерман.
Я аккуратно прикрываю за собой дверь. Иду на голос профессора. Он сидит за столом во второй комнате, из которой в лицо бьет жаром, как из печки. Здесь работает обогреватель.
Профессор складывает в черный портфель документы, ищет что-то на полках, одновременно машет мне на стул. За окном кружат едва заметные снежинки. Засмотревшись на них, я забываю, зачем пришла.
– Садитесь, дорогая, я вас слушаю, – говорит Арье и одновременно рвет бумаги. – Как закончили семестр? Остались долги?
– Эм, да, по земельному праву.
– Мерзкий предмет.
Цимерман выбрасывает мусор, затем вытаскивает и завязывает мешок, ставит его у стола. Я удивлена. Мусор может вынести и уборщица, а профессор собрался избавляться от него сам. Сквозняк разносит кусочки бумаги по комнате, когда Арье открывает форточку и достает сигарету. Он закуривает. На белках глаз лопнувшие кровеносные сосуды. От профессора веет чем-то нездоровым, и, не выдержав, я спрашиваю:
– С вами все в порядке?
– Не выспался, готовился к завтрашней конференции, – пожимает плечами профессор и садится передо мной на стол. – Что вас привело?
Сцепляю ладони между собой, втягиваю голову в плечи.
Ладно.
Уже ведь пришла.
– Я хотела спросить… не общались ли вы с Леонидом после обеда? Он не берет трубку. Я переживаю. Извините, что докучаю вам такими вопросами.
– Он вроде бы в суде. Если идет заседание, вряд ли Чацкий вам ответит.
Поднимаю глаза. Цимерман внимательно следит за мной, постукивает пальцами о стол, часто моргает, и вообще его тон голоса слегка выше, чем обычно.
Лжет?
Виктор рассказывал, что подобные жесты могут быть признаком лжи. Сам-то он мастер этого искусства! Сволочь…
– Спасибо, я поняла, – удрученно журчит мой голос.
– Не стоит лишний раз беспокоиться. Думаю, он перезвонит вам при первой возможности, или вы о чем-то еще переживаете?
Я запихиваю руки в карманы толстовки. Сжимаю кулаки. Арье и сам отлично распознает человеческие эмоции. Он прав. Когда я искала информацию о своем отце, то наткнулась на кое-что интересное.
– Да, я… хотела спросить. Когда вы первый раз услышали мое полное имя, то ухмыльнулись. Я думала, что это из-за Лео, а потом предположила еще одну вещь. Прозвучит странно, но… вы знали моего отца? Эрика Лисовского? Я видела, что вы когда-то писали криминологическую статью про воров в законе и…
– Вы правы, – улыбается Цимерман. – Я знал вашего отца.
– И вы в курсе, что мне не светит работа в судебной системе. Или… – Я прикусываю щеку изнутри, ссутуливаюсь. – В общем, я хотела попросить совета. Вы самый опытный человек из всех, кого я знаю, вы бы могли…
– Подсказать, как поступить? – Цимерман выдыхает дым к потолку, задевает взглядом свои наручные часы, которые, как обычно, раздражают двойным тиканьем. – В законе, конечно, нет требования, запрещающего вам получать хорошие должности из-за родословной, но… сами понимаете, есть негласные правила.
Арье пожимает плечами.
Я киваю. Пока изучаю трещины на паркете, Цимерман как-то неожиданно оказывается передо мной на корточках.
– Брось, Эмилия, – говорит он непривычно мягко. – Тебе лучше стать адвокатом. Или работать юристом в компании, почему нет? Не зацикливайся. Все будет хорошо. Хочешь, открою секрет?
Он сжимает мою ладонь.
Я изумленно моргаю.
– Это очень забавно, – тихо смеется Цимерман. – Но когда-то Лео подходил ко мне с таким же вопросом. У меня прямо дежавю.
– Вы так же ему ответили?
– Почти, – подмигивает профессор и переводит взгляд на экран своего телефона: кто-то бесконечно шлет ему сообщения.
Арье встает и набирает текст в ответ.
– Вы торопитесь? Я вас задерживаю, извините.
– Что вы! Я уезжаю в Москву на какое-то время. Вот и собираю вещи. Вы мне ничуть не мешаете, однако, честно сказать, я уже ухожу и должен закрыть кафедру, так что…
Его телефон звонит, и Арье принимает вызов.
– Конечно, всего доброго, профессор!
Я поднимаюсь. Делаю шаг. Но ухо вдруг режет знакомым голосом. Боже, я узнаю этот тембр с другого конца города!
– Это Лео? – вскидываюсь я, когда Цимерман завершает звонок, сказав лишь: «Я понял».
– Он в порядке, не переживайте, – мнется Цимерман. – Просто занят.
– Вам отвечает, а мне нет, – восклицаю я. – Почему? Где он?
Если раньше я переживала, то сейчас тревога достигает апогея, поскольку это явно не простое совпадение. От меня что-то скрывают. В том числе Цимерман!
– Эмилия, прошу вас. – Профессор подталкивает меня в спину, выводит в коридор и запирает дверь. – Спросите у него сами. Теперь я действительно тороплюсь. Увидимся после Нового года.
Я бегу за Цимерманом до машины. Он просит меня успокоиться и заняться делами, не накручивать себя. Даже уверяет, что Лео мне не изменяет, из-за чего я злюсь еще больше, ведь об этом я и не думала.
Он старается улыбаться, хочет казаться расслабленным, но его жесты – сплошное притворство. Арье нацепил на себя какую-то маскарадную маску, и я боюсь представить, зачем ему это вдруг понадобилось, почему я не имею права узнать, где сейчас Лео.
В итоге профессор уезжает. Я стою на парковке.
Падает мокрый снег. Ветер лохматит волосы, бьет ими же по щекам. Я торчу на месте, прожигаю взглядом экран телефона.
Ни одного сообщения.
Ноль звонков.
Ни-че-го…
Вздохнув, я бреду домой. Придется ждать. Главное – Лео живой, здоровый, а с остальным разберемся, когда явится. Ох, я так с ним разберусь! На всю жизнь запомнит, сволочь!
Приступ моей ярости прерывает автомобильный гудок.
Я оборачиваюсь и вижу, что ко мне подъехала полицейская машина.
Не поняла…
– Лисовская? – спрашивает кудрявый полицейский, выныривая из салона.
– Я?
– Вам необходимо проехать с нами, – сурово цедит он.
– На каком основании? – ужасаюсь я.
– Вы арестованы. Садитесь в машину. Или вас заковать в наручники?
– Что за бред? Никуда я не сяду! Где ваши документы?!
К сожалению, документы при них, и меня буквально запихивают в автомобиль, невзирая на попытки сопротивления.
Глава 37
– Объясните! Что я сделала?! – кричу с заднего сиденья. – За что вы меня арестовали?
– За вами целая серия преступлений, молодая леди, – говорит круглолицый парень за рулем.
– Какие еще преступления?!
Я непонимающе мотаю головой.
– О, жестокие… Душераздирающие. Самые страшные преступления, которые только может совершить девушка, – цокает языком его кудрявый напарник.
Полицейские хихикают. Оба тощие, тонкогубые и черноволосые, поглядывают на меня из-под фуражек, как чайки на рыбу.
– Вы издеваетесь? – восклицаю дрожащим голосом.
Кудрявый выглядывает из-за кресла, прижимая фуражку к сердцу, и скорбно заявляет:
– Первое ваше преступление – красота. Вы хоть представляете, сколько сердец страшных одиноких парней вы разбили?
– Второе, – подключается водитель, – пренебрежение мужскими чувствами. Мы ведь тоже не железные! Пишешь-пишешь девушке, а она читает сообщения и не отвечает. Это больно!
Они хохочут.