Всхлипывая, рисую узоры на стекле. В окно дышит город. Серые крыши блестят в свете ранних звезд.
Я снимаю с шеи цепочку. Подарок Лео. Открываю окно. Ветер подхватывает мои волосы. По телу бегут мурашки. До пореза сдавливаю в руке кулон, протягиваю дрожащий кулак в окно, понимая, что вместе с этим золотом выбрасываю свое сердце.
Но сколько можно не уважать себя?
Почему я позволяю так с собой поступать?
Чего жду? Что ради меня Лео изменится? Жду, что мы поженимся, нарожаем детей и забудем прошлое как жуткий сон? Сколько еще боли я позволю себе причинить?
Я точно Ассоль, которая ждала принца на корабле с алыми парусами, но вместо принца я жду исправления маньяка, жду, что он все бросит и приплывет ко мне, но если Ассоль суждено дождаться свою любовь, то мне не суждено сделать из чудовища принца.
– Эмилия?
Я едва не кувыркаюсь с подоконника, вмиг оказываюсь у больничной койки.
– Ты очнулся, – скрипящим голосом восклицаю. – Я так рада, что ты жив, так рада!
– Мой отец, – выговаривает Макс. – Жив? Скажи…
Видно, что ему тяжело произносить цельные предложения.
Я молчу, подбирая слова.
– Твой отец… мне очень жаль.
Макс падает затылком обратно на подушку, упирается пустым взглядом в потолок.
– Мне остаться или… я не знаю, как лучше, боже… это ужасно, – сиплю я. – Этот человек… просто монстр. Он…
– Она, – поправляет Макс.
– Что?
– Это женщина, – хрипит бывший, не поворачивая головы. – Женщина с зелеными глазами. Скажи следствию, что маньяк – не мужчина.
Глава 39
За один день может измениться все.
За один час.
За секунду!
Когда ситуация кажется безнадежной и хочется заорать: «Это конец, выхода нет!», бабушка советовала вспоминать историю про стюардессу, которая после взрыва бомбы упала с высоты в десять тысяч километров и осталась жива.
Безвыходных ситуаций не существует.
Что угодно может случиться. Даже если вы падаете с бешеной скоростью и единственное, что по логике должно произойти, – это смерть, судьба и здесь способна вас удивить.
Я стою над Максом, чувствуя, как внутри меня стынет каждая клеточка.
Боги, неужели я ошиблась?
Что, если Лео никогда не убивал? Если он никакой не маньяк? Если он мне солгал?
Но зачем…
С другой стороны, Лео ничего и не говорил, он просто не стал отрицать, когда я его обвинила.
Почему?
От вопросов в голове меня всю перекореживает. Я не знаю, что думать! Выхожу в коридор и упираюсь ладонью в стену, ибо ноги едва держат. Но теперь я ощущаю себя иначе. Голос совести, изводивший меня все эти месяцы, вдруг затих. Не до конца… однако из торнадо, сметающего города, он превратился в летний ветерок: продолжает щекотать кожу, но опасности не несет.
Лео не маньяк.
Он не тот, кто расчленял людей и издевался над ними перед смертью. Я всегда это знала. Но кто он тогда? Защитник своей тети? Адвокат киллера? Или… есть что-то еще, какая-то деталь, которую я упустила из внимания?
– Вы ужасно бледная, – восклицает медсестра и ведет меня к лавке. – Я дам вам успокоительного.
– Где Виктор Шестирко? Он мне нужен! Срочно!
Я вцепляюсь в предплечье женщины, от нее исходит густой запах нашатырного спирта: это слегка выбивает меня из шокового состояния. Медсестра поясняет, что Виктор в комнате охраны, и рассказывает, как туда добраться. Только после этого я ее отпускаю. Осознаю, что до боли сжимала ее руку несколько минут.
Бегу на первый этаж. Врачи оборачиваются. Мне дурно от одного их вида. Ненавижу больницы. Запах антисептика. Холодные цвета. Страдания и отчаяние в глазах пациентов. Смерть здесь осязаема – сама касается тебя, проводит липкими пальцами вдоль хребта, шепчет на ухо…
По этажам расползлись признаки полицейской деятельности. Я обхожу оградительные ленты. В окне замечаю журналистов: их не пропускают в здание.
Пока несусь по коридорам, вспоминаю все странности, замеченные за Стеллой. Я вроде и считаю, что это она. Однако… есть подвох и с Лео. Он признался мне в убийстве. Это звучало уверенно, слишком уверенно для лжи.
Я добираюсь до комнаты охраны и понимаю, что мои мысли похожи на корабль, который никак не отыщет берег. Ужасное ощущение.
В помещении два человека. Незнакомый парень перед экранами и Виктор, изучающий что-то в ноутбуке. На мониторах прокручиваются видеозаписи. Шестирко до того поглощен своим занятием, что не замечает меня, его лицо наполовину прячется в тени. Он пишет в блокноте и ругается на ноутбук. На столе лежат крошечные пуговицы.
– Выйдите! – приказывает златовласый парень.
Он отрывается от экранов и вскакивает со стула, чтобы вышвырнуть меня.
– Разноглазка своя, – говорит Виктор, не отвлекаясь от изучения снимков в ноутбуке.
Парень останавливается прямо передо мной: едва не выталкивает за дверь грудью. Ростом он не больше ста семидесяти сантиметров. Но грузный. И передвигается как танк! Я думаю, что если он продолжит напирать, то лучше выйду от греха подальше.
– Посторонним нельзя здесь находиться, – запинается парень.
Он быстро смотрит то на меня, то на Виктора. Золотые кудри подпрыгивают. Глаза цвета изюма с длинными коричневыми ресницами широко раскрыты. Маленький рот на фоне гигантских глаз выглядит неуместно. Парень и одет в несочетающиеся вещи. Спортивные штаны. Рубашка. Мокасины. Модник, конечно… Его собрали из разных наборов мозаики?
– Тебе тоже нельзя, – фыркает Виктор. – Но ты здесь. – Шестирко оборачивается и вздыхает: – Это Стефан. Мой стажер. А теперь сидите тихо. Оба.
Стефан непринужденно падает в кресло. Сама беззаботность. Будто в здании не убийство произошло, а засорение унитаза.
Я подхожу к Виктору.
И молчу.
Можно ли говорить про Стеллу в присутствии посторонних?
Шестирко всецело сфокусирован на экранах и бумагах. Пока я соображаю, как поступить, отмечаю, что Стефан украдкой изучает меня. Как паук на стене. Блин, точно! Он вылитый тарантул! Даже кудри торчат до того чудно, что похожи на ножки паука. Б-р-р…
– Записи вырезаны, – констатирует Виктор. – Часть камер выведена из строя, а другая барахлит так, что на изображениях ни хрена не разобрать.
– Значит, кто-то в больнице замешан в убийстве, – выкрикивает Стефан со знанием дела.
– Возможно, – чешет подбородок Шестирко.
– Надо допросить всех, – радуется парень.
На лице Виктора возникает выражение, какое бывает у преподавателей, принимающих экзамен у двоечников.
Я сжимаю пальцы на плече Шестирко, и он задевает меня взглядом. Темно-русые брови съезжают к переносице. Словно прочитав мысли, мужчина наклоняется, и я шепчу ему на ухо имя. Янтарные глаза сужаются. Виктор стоит с видом, будто температура в комнате резко упала на сто градусов – и его заморозило.
– Макс не сказал имени, – продолжаю я. – Но по описанию подходит.
Виктор не отвечает. Он берет одну из пуговиц на столе и сжимает в кулаке, как нечто дорогое сердцу. И меня осеняет:
– Скрытые камеры?
– Они самые, – кивает Шестирко. – Я установил парочку в палате. Видео почти загрузилось.
– Потрясающе! – восхищаюсь я.
Наконец-то корабль с тайнами пришвартуется и вынесет ответы на берег.
– Какого хрена? – кричит Виктор.
Я отшатываюсь, потому что никогда не видела его в ярости, а Стефан подбегает, заглядывает в экран.
– Повреждены? – нетерпеливо спрашивает парень. – Как они их нашли?
Виктор – с раскрытым ртом – упирается в стол, прожигает взглядом черный экран, на лице красочно читается слово: «Невозможно!»
– Но ведь не все видеозаписи с камер повреждены, – аккуратно напоминаю я. – Проследите, кто поднимался на третий этаж, кто заходил в больницу. Мы знаем главное – это женщина.
– Чего? – удивляется Стефан.
– Наши уже все посмотрели, – качает головой Виктор. – Будем и дальше изучать, но Стеллы там нет. Если она не влезла через окно… однако территория больницы видна с камер, и те, кто заходил, опрошены.
– Что-то должно быть, – не унимаюсь я.
– Эми, ты возлагаешь на камеры чересчур большие надежды, они окупаются только у их продавцов.
– Стелла? – переспрашивает Стефан. – Кто это?
– А если допросить ее? – настаиваю я. – Проверить, есть ли у нее алиби.
– У нас на нее ничего нет, кроме твоих предположений, – вздыхает Виктор. – Думаешь, я никогда не подозревал Стеллу? Миллион раз. У нее всегда есть железное алиби, а у нас одни догадки. Эта женщина годами маячит в деле, но предъявить ей нечего. Из-за специфики… работы ее мужа, скажем так, Стелла много раз фигурировала в делах об убийстве как симпатичное приложение. Всего раз мои товарищи приблизились к тому, чтобы всерьез взять ее за задницу… по одному жуткому делу. Очень давно. Но это тоже были догадки. Стелла не могла быть той сумасшедшей. Я, конечно, способен представить ее за процессом выкалывания глаз, однако… неважно, короче.
О господи…
Ту преступницу, случайно, не Кровавой Мэри называли?
Пока я вспоминаю вырезки из альбома Стеллы, Виктор хмурится и трет переносицу. Он достает из коричневого пиджака флакончик капель, увлажняет глаза, усеянные красными трещинами, и устало продолжает:
– Мы проверили, кто поднимался на второй этаж. Это либо пациенты, которые на лечении давно, либо медицинский персонал. – Он захлопывает ноутбук и обращается к Стефану: – Скачай все видео с камер. Изучим в офисе.
Парень бросается исполнять поручение.
– Пока грузишь, разбей список людей, которые были на этаже, – Виктор мерит шагами темную комнату, – выпиши женщин отдельно.
Стефан кивает и через минуту говорит:
– Из пациентов только мужчины. Посетителей нет.
– А из медицинского персонала? – уточняю я.
– Все свои, – бурчит Стефан. – Никто не видел чужаков. Все шесть женщин действительно работают врачами в больнице. Мы проверили.
– А если Стелла прикидывалась не просто работником больницы, а конкретным врачом? Чтобы не возникло подозрений, – предполагаю я.