Значит, тут рядом обустроена тайная комната. Тот, кто сидит в ней, слышит разговор. Все вполне понятно, за исключением одного: кто же такая эта дама, если ей разрешено незаметное присутствие на допросах. А следователь криминальной полиции еще и воспринимает это за честь. Если так, то и начальник полиции знает о подобной практике, потому что без его ведома в департаменте вряд ли что-то происходит.
Стремительно выстроив всю цепочку, Кошевой сделал единственный возможный вывод: женщина, которая вмешалась в допрос, с какой-то стати имеет весьма значительное влияние по меньшей мере на полицию. И невиданные, вообще необычные для женщин права и возможности. Совсем загадка, если учесть возраст — она выглядела или ровесницей Кошевого, или — даже чуть моложе.
Больше стульев в кабинете не было. Клим взялся за спинку своего, желая предложить даме сесть, но она махнула веером, сделав отрицательный жест, прошла к скамейке, на которой стоял его развороченный саквояж, легко подвинула шмотки, примостилась, элегантно закинула ногу на ногу.
— Прошу панство садиться. — Голос оказался грудным, чуть хрипловатым. И когда мужчины вернулись на свои места, она повторила, обращаясь уже к Кошевому: — Геника Сойку убили. Почему?
— Не знаю, — вырвалось у Клима. — Это уже дело полиции, выяснить обстоятельства. Найти мотив, очертить круг подозреваемых…
— Полиция знает, как работать, — жестко прервала его женщина. — Делает все, что надо делать. Объясните, почему вы отвергаете самоубийство. Ибо я, — теперь серые глаза глянули на Ольшанского, — имею такое же мнение.
— Пани Богданович, но ведь факты! — засуетился следователь. — То есть… Нет фактов! Дверь закрыта изнутри! Окна на втором этаже, тоже прикрыты! Наливка на столе, пистолет в руке, пуля в голове! Никаких следов борьбы, пани Магда! Это же очень просто!
— Пане Ольшанский, мой покойный муж всегда предостерегал от поисков простых решений в сложных вопросах, — произнесла женщина. — Я отвергла самоубийство, потому что знала адвоката Сойку лично. Петух должен был бы снести яйцо, чтобы пан Геник покончил с собой. Однако моей женской интуиции и опыта общения с погибшим не достаточно для полиции. Кому, как не мне, это знать.
— Да, — подхватил ей в тон Ольшанский. — Кому, как не вам, пани Магда.
— У вас, пане Кошевой, наверняка есть объяснение, — загадочная дама снова перевела взгляд на Клима. — Не удивляйтесь, я видела ваш паспорт. Мало пользовались. Новенький, недавно выправили, как я понимаю.
— Это мой первый выезд за границу, — буркнул тот, дальше ляпнул совсем некстати: — Я даже в Париже не был, а туда все мои знакомые собираются, как на богомолье…
— Причем тут Париж и богомолье паломничество? — Тонкие подкрашенные брови Магды поднялись вверх. — Я была в Париже. Но не вижу в этом ничего особенного. Мы, подданные Его Величества императора, имеем возможность свободно путешествовать по Европе. Я уже думала выбраться в Новый Свет, чтобы не… — Тут она замолкла, махнула веером, будто отгоняя прочь ненужные сейчас рассуждения. — Итак, прошу, развейте мои сомнения. Раз вы говорите так уверенно, что адвокат с Лычаковской убит, значит, знаете больше полиции. Слушаем вас.
Теперь на Клима в ожидании смотрели две пары глаз.
Он откашлялся в кулак, вдруг почувствовав собственную значимость.
— Ну, если уже так… Я давно не видел Евгения… пана Сойку, мы только переписывались. Однако, как вы слышали, работал у него помощником. Изучил некоторые привычки. И не думаю, что он их поменял за годы жизни тут, в Европе, во Львове.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я имел больше времени на осмотр места происшествия, чем полиция, — пояснил Кошевой. — Пока за ней бегали, я остался в квартире стеречь ее, никого не пускать. Сам не поверил в самоубийство. Однако, говорю же, длительное время не общался с паном Сойкою тесно. Что-то могло измениться. И раз вы, пани… Богданович, верно?
— Правильно. Дальше.
— Ага, так вот: раз вы, пани Богданович, знакомы с ним настолько, чтобы также отбросить предположение про пулю в лоб, он действительно остался таким, каким был, в отношении к жизни. Конечно, голых предположений мало. Поэтому я позволил себе осмотреть квартиру, пока не подоспела полиция. Пане Ольшанский, не делайте круглых глаз — я как раз собирался сейчас изложить вам свои мысли и поделиться выводами.
— Слушаем вас, — подбодрила Магда.
— В первую очередь — в квартире были посторонние, — сказал Клим. — По меньшей мере один человек, взрослый мужчина. Не друг, но какая-то нужная особа. Важный клиент или деловой партнер.
— Откуда выводы?
Для наглядности Кошевой втянул носом воздух.
— Запахи, пани Богданович, — объяснил, окончательно поняв: сейчас отчитывается именно ей, следователь по неизвестным пока причинам ограничивается лишь пассивной функцией присутствующего слушателя. — В соседней с кабинетом комнате, которую использовал Сойка, как я понимаю, как спальню, было накурено. Табак довольно крепкий, запах стойкий, резкий и, извините, пани, зловонный. Пан Сойка такого не курил, любил ароматный, более тонкий. Начадить мог лишь посетитель, но почему запах так въелся, что продержался аж до утра? Потому что вы верно сказали, пане Ольшанский, — окно спальни закрыто, и то плотно. Еще один вывод — посетитель пробыл в квартире адвоката достаточно долго, раз успел так начадить. Не спасало окно, которое хозяин наверняка же приоткрыл. На улице, я слышал, вчера стояла такая же, необычная для Львова жара. Помещение недостаточно проветрилось, сквозняка не было, откуда взяться.
— Гость ушел, — проговорил следователь, сверившись со своими записями. — Дворник показал: у пана Сойки действительно были люди. Пришли вчера утром. Потом один вышел и не возвращался. Другой сидел до сумерек, но тоже убрался. После того пан адвокат спустился и лишний раз напомнил тому церберу с метлой, чтобы к нему никого не пускал. Не принимает. Я к тому, пани Магда, что пан Геник все равно остался сам в квартире.
— Он и закрыл за собой дверь изнутри, — согласился Клим. — Но кто закрыл окно? Сойка не мог, ну не мог сидеть в доме, пропитанным запахом гадкого табака! Сам курильщик, все ж курильщик-гурман, скажу я вам! К тому же говорим про непростого гостя.
— Почему? — Брови Магды снова поднялись вверх.
— Первого попавшегося, да еще и поклонника зловонного курева, пан Сойка не оставил бы на целый день в своей спальне. Ему там потом спать, понимаете? Под вечер уже не так пекло, дул легкий ветерок.
— Собирался дождик, даже брызнуло, — вставила Магда.
— Тем более! Скажем, в спальне сидел и курил не близкий, но нужный ему человек. Наконец он ушел. Или адвокат выставил его под каким-то предлогом, всякое может быть. Что он сделал бы в первую очередь? Проветрил комнату! — Почувствовав, как глаз сейчас дернулся довольно сильно, Кошевой немного придержал его край рукой, понимая, как забавно выглядит.
— Но створки окна закрыты, да еще и изнутри. Только я внимательно осмотрел их. Не касаясь, конечно, там должны найтись следы, пригодные для снятия пальцевых отпечатков по методу Гелтона.
— Метод Гелтона. Дактилоскопия, — кивнул Ольшанский и буркнул: — Как для обычного адвоката, вы много знаете про наши полицейские дела.
— Разве это плохо? У меня были приятели в киевской розыскной полиции. Я же некоторое время специализировался преимущественно по уголовным делам. Мне когда-то объясняли про один нехитрый кунштюк из практики квартирных воров.
— Квартирных воров?
— Именно так, пани Магда, — теперь Клим чувствовал к себе немалый искренний интерес. — Створки закрываются на крючок. Он обычно немного изогнутый. Если осторожно закрепить его в вертикальном положении, а затем извне потянуть на себя створки, сильно хлопнув в нужный момент, крючок упадет точно в паз. Вуаля, окно закрыто. — Он картинно развел руками. — Не думаю, что местные воры-домушники отличаются от киевских по подходам.
Хозяин кабинета кашлянул, напоминая о себе.
— Во Львове, Вене, Париже, Берлине или Праге, шановне панство, воры залезают в дома через окна, чтобы сделать свое дело. Они, извиняюсь, не договариваются между собой о правилах. Как-то так повелось в мире: в разных частях земного шара воры сами доходят до того, что когда двери закрыты, надо не копать под стеной, а непрошенно заходить другим, более простым способом. Ваши доводы, пане Кошевой, довольно логичны. Но! — Ольшанский многозначительно поднял вверх палец. — Сами говорите, имели коллег в криминальной полиции. Так они должны были вам объяснить: вор, чье ремесло — квартирные кражи, никогда не будет убивать человека.
— Говорите нечто, — сухо молвила Магда.
Клим развел руками.
— Что говорить? Я объяснил, почему, по моему мнению, адвоката Сойку убили. И ничего не сказал о том, что убийца и вор — одно лицо. Более того, вряд ли следует искать обычного вора. Судя по поведению пана Геника, как его тут называют, у него были тайны. Скажем, не хотел, чтобы его гостя видел тот цербер при входе. К тому же, пани и панове, я собственными глазами видел — следов борьбы не было. Сойка подпустил своего убийцу близко. А значит, не удивился, что именно этот человек пришел не через дверь, а через окно. Они могли даже договориться об этом… Убийца, сделав свое дело, ушел, я пришел. Только сделал все для того, чтобы сложилось впечатление: квартира жертвы закрыта со всех сторон, изнутри. Убийство в запертой комнате, говорю же вам. Классика жанра.
— Это лишь предположение, — буркнул Ольшанский.
— Верно. И заниматься дальше, проверяя их и устанавливая истину, — дело полиции. Извините, может показаться, я беру на себя смелость указывать вам в вашем городе и вашей стране, как надо работать…
— Видно, что адвокат, — прервал следователь. — Плетете так же густо и пышно, как покойный пан Сойка. И вся остальная ваша живая братия…
— Пане Ольшанский, — сказала Магда, вновь легонько стукнув себя по левой ладони веером, — адвокат Кошевой — свидетель, не подозреваемый. Как известно, я не очень разбираюсь в полицейской работе. Однако мой покойный муж прислушался бы к словам этого человека. Согл