печенья из сладкого сдобного теста). Вкусно, совсем не подходя к невеселому моменту, пахла свежая, еще дымящаяся, порезанная аккуратными ломтиками кишка. Названия этих блюд Кошевой уже успел изучить, бродя вчера по Львову и просматривая различные меню — искал, где можно с экономией перекусить.
— По христианской традиции, помянем того, кто предстал перед Всевышним, — молвил Адам.
Все встали, выпили — мимо внимания Клима не проскочило, что Магда не пригубила, а опорожнила свой стакан до дна, — после этого немного помолчали, сели, некоторое время отдавали должное блюдам. Причем Вишневский заботился о Магде на правах мужчины, который сидел по правую руку. Кошевой наконец получил возможность утолить голод, потому что эти дни недоедал, но старался, чтобы это не бросалось в глаза. Кажется, его хороший аппетит никого из присутствующих не интересовал. Ножи и вилки довольно скоро перестали бряцать, Адам промокнул салфеткой губы, откашлялся:
— Панове, имею честь теперь уже в спокойной обстановке и теснейшем обществе рекомендовать Климентия Кошевого, нашего гостя из Приднепровской Украины. Он знал покойного… гм… погибшего дольше нас и случайно стал свидетелем трагических событий.
— Участником, пане Вишневский, — отметил толстый.
— Благодарю, пане Попеляк, — кивнул инженер. — Так вот, меня вы уже знаете, пане Кошевой, пани Магду — так же. Пан Януш Попеляк — редактор нашей муниципальной газеты. Можно смело сказать, он является голосом президента города. А пан президент, в свою очередь, прислушивается к мнению пана Попеляка. Потому что издание, которое он имеет честь возглавлять, все ж собирает и показывает городским властям мнение того самого народа, который эту власть выбирает. Наконец, пан Казимеж Моравский, советник городской рады, и можете поверить мне на слово — совсем не последний человек, который принимает важные решения тут, во Львове. Все мы так или иначе знали не только вашего коллегу пана Сойку. Деятельность, в которой он был замечен в последнее время, нам так же ведома.
— Для того мы и пригласили вас! — выпалил пан Моравский, высокий брюнет в круглых очках, немного запинаясь. — Вы должны знать все! Вы должны понимать, шановний, с кем едва не связали свою жизнь тут!
Магда легонько постучала ножом по стенке бокальчика.
— Пане Казик, очень прошу вас. Мы пригласили пана Кошевого помянуть пана Геника. А не устраивать тут и сейчас судилище над погибшим. И ваш резкий тон, пане Моравский, выглядит, учитывая все, что происходит, недопустим.
— Простите, пани Магда, — быстро согласился советник, кивнув. — Тем не менее, я имею желание предостеречь нашего гостя от продолжения дела, в которое достаточно сильно втянулся Сойка. Что, кстати, и могло стоить ему жизни.
— Могло, — согласился Вишневский. — Только следствие ведет полиция. Насколько я знаю, Ольшанский — следователь с опытом. Дело под личным надзором комиссара Новака. А значит, есть надежда на достаточно скорое установление истины. Кстати, шановне панство, пан Моравский косвенно, но все же прав, когда предположил — адвоката Сойку погубило в конечном счете то, чем он занимался.
Теперь откашляться, чтобы таким образом попросить слова, пришлось уже Климу.
— Прошу прощения, но вы тут говорите между собой. По крайней мере мне так сдается. — Его никто не прервал, четыре пары глаз смотрели с интересом. И он повел дальше, каждым словом прибавляя себе уверенности: — Судя из услышанного, к Евгению Сойке ни один из вас хорошо не относится. Тем не менее, вы были на похоронах. Проводили его в последний путь. Поминаете и пригласили совсем незнакомого человека в свою уважаемую компанию. Не думаю, что наша встреча тут и при таких обстоятельствах — лишь формальность.
— Вы правы, — согласился инженер. — Благодаря вам смерть пана Геника не удалось списать на самоубийство. Что, между прочим, устроило бы и криминальную полицию, и читателей газеты пана Попеляка. Хотите ясности и откровенности? Прошу очень, у нас свободная страна, имеете на это право. Согласны, что своим быстрым освобождением из полиции обязаны вмешательству всеми нами уважаемой пани Магды?
Клим перехватил ее взгляд. Любопытства уже не видел, она следила за разговором с легким азартом, который выдавал блеск глаз.
— Я еще плохо знаю местные законы, пане Вишневский. Однако я знаю законы. Очевидно, что моей вины в гибели адвоката Сойки нет. Так вот, на волю я бы вышел рано или поздно, это лишь вопрос времени.
— Не только, — снова вмешался Моравский. — Криминальная полиция могла передать вас коллегам из секретной. Дальше за вас могла взяться даже военная контрразведка. Ведь вы — иностранец, приехали с неизвестной целью к Сойке из России…
— Я из Украины, — напомнил Кошевой. — Или, если вам так удобнее, можете употреблять термин «Малороссия», официально принятый у меня на родине. Только Россией город Киев никогда не был.
— Хватит вам, — отмахнулся Моравский. — Мы тут говорим не про геополитику, разрази ее гром! Ваша провинция в составе Российской империи. Поэтому вы, оказавшись не в тот час и не в том месте, могли рассматриваться нашими коллегами из контрразведки как российский шпион. Приехали установить тайный контакт с лицом, подозреваемым в сотрудничестве с российской агентурой. Вмешательство пани Магды от такого досадного приключения вас уберегло. Ясно ли я высказался, достаточно ли четко? Или вам уже совсем разжевать?
У Клима перехватило дыхание.
Враз почувствовал себя не просто безоружным перед вражеским нашествием — унизительно голым, совершенно беззащитным. Захотелось прикрыть срамные места, съежиться, развернуться бочком и неуклюже бежать прочь, подальше отсюда. Пусть считают каким угодно трусом, к подобной напасти Кошевой не был готов.
Адвокат Евгений Сойка — российский агент.
Не зная, как на это реагировать и нужна ли реакция вообще, Клим замолчал, не имея никакого желания говорить о чем бы там не было. Это не прошло мимо внимания собрания. Компания переглянулась. Магда качнула веером в сторону редактора Попеляка, а инженер Вишневский наполнил бокалы, но не приглашал, лишь пригубил свой. Советник взял с него пример, другие своих не трогали. Промокнув губы, инженер прокашлялся:
— Пане Кошевой, все присутствующие знают и понимают то, что вряд ли так уж интересует извозчика, дворника, официанта, лавочника, сапожника, портного, парикмахера. Так же не переживают об этом лычаковский батяр, вор из Клепарова или торговец с Краковского базара. Возможно, определенные настроения все эти и другие не упомянутые мной граждане, вплоть до последнего бродяги, таки испытывают. Однако не в полной мере понимают опасность, которая уже давно не теплится, не в зародыше, и которую следует воспринимать достаточно серьезно. Пан Моравский имеет немало хороших знакомых среди депутатов Галицкого сейма. Поэтому прекрасно знает, какие силы сейчас, после русской революции, собираются там и уверенно поднимают голову. А пан Попеляк чуть ли не в каждом номере своей газеты пишет колонку, где бьет тревогу. Однако что-то заслоняет людям глаза и закладывает уши. Пусть бы не слышали проб пана Януша — но не слышат и выстрелов!
— Выстрелов? — переспросил Клим.
Но не потому, что не расслышал. Чтобы не молчать, потому что дальше почувствовал себя голым, беспомощным, уязвимым и чужим, как никогда. Веко дергалось сильнее, чем обычно.
— Именно так! — вступил Попеляк, подавшись вперед. — Во Львове стреляют! Сегодня неделя, как огласили приговор Сичинскому, приговорили к смертной казни. Адвокат подал апелляцию, и что-то мне подсказывает: вывернуться им удастся. Между прочим, защищал убийцу, по некоторым данным, ваш коллега, Сойка…
— Стоп! — Кошевой прервал его, как бы невежливо это ни выглядело. — Подождите. О ком мы говорим? Я действительно не знаю, что происходит тут. И к каким таким сомнительным делам оказался причастным убитый Сойка. Расскажите, может, лучше буду понимать. Вот кто он такой, этот Сичинский?
— Верно, панове, — слова Магды прозвучали, как замечание. — Мы пригласили нашего гостя на разговор, чтобы он понимал, что происходит, от чего следует держаться подальше и как следует себя вести. Поэтому, пожалуйста, начните с самого начала, пане Попеляк.
— Вас никто не запугивает, — поспешно вмешался Вишневский. — Слово чести, только прошу пана не обижаться, сама по себе ваша персона не столь интересна для каждого из нас. Лишь добрая воля пани Магды, которой вы после короткой встречи в полиции стали чем-то симпатичны, свела нас всех тут вместе. Чтобы, если выйдет, уберечь от большей беды, чем вы уже имеете.
— Вы сейчас о чем?
— Вы в чужом городе. Единственный человек, которого вы тут знали, убит при загадочных обстоятельствах. Он имел не лучшую репутацию, потому что защищал бомбистов, террористов и грабителей, которые выдают свои преступления за борьбу за идеи равенства и братства и действуют во имя объединения русского народа. Пан Геник последние годы обслуживал как юрист преимущественно так называемых москвофилов. Именно их нынешнее представительство в Галицком сейме лично я, неравнодушный к политике человек, считаю достаточно критичным.
— Не только вы, — отметил со своего места Моравский. — Пане Кошевой, лично я ничего о вас не знаю. Но, поверьте мне, достаточно хорошо ориентируюсь в ситуации, которая сложилась там, у вас, в российской провинции. Киевская губерния, не сердитесь, такая же провинция во владениях царя Николая Второго, как наше Королевство Галиция и Лодомерия — восточная окраина владений императора Франца-Иосифа. Австрийская власть, то есть Вена, давно стремится, чтобы национальные беспорядки, которые имеют место тут, переместились ближе к Киеву. Пусть русины[34] колотятся лучше под носом у царя Николая. Я прекрасно знаю взгляды этой общины. Киев, как пишут, должен стать центром притяжения украинского национального движения. Напоминаю, это цитата, пане Кошевой. Поэтому лучше бы боролись за свои права где-нибудь, в том же Киеве. Это уже не цитата, исключительно мое мнение. Чтобы вы знали, — советник подался вперед, понизил голос, словно раскрывая страшную тайну, — это самое политическое движение на вашей Великой Украине поддерживают финансово различные орган