— Вы забиваете мне баки, — комиссар снова начал раздражаться. — Почему не позвали полицию, докладываете про вашу находку только сейчас, при луне рядом с трупом?
— Накажите, — вздохнул Кошевой, всем своим видом демонстрируя безграничное и глубокое раскаяние. — Закрутило шило в жопе, как у нас говорят. Хотел сам все разведать до конца. И принести вам на подносе, в подарок. Тщеславен я, грех это, но кто не без греха… Через спесь влип в историю.
— Поподробнее, прошу пана.
— Вы же знаете, меня обокрали батяры. Я изо дня в день их искал. Заодно интересовался местами, где они чаще всего собираются. Так узнал о ресторанчике "Вошь" в Верхнем Лычакове.
— Известное место, — похоже, комиссар начал понемногу верить.
— Я там бывал раньше, несколько раз. Со мной никто не хотел особо говорить, понятно. Но теперь мне было с чем идти туда снова. Дождался ночи, выбрался через окно. Думал обратно так же возвращаться. Словом, поговорил снова с тамошними завсегдатаями-батярами. Объяснил, кто и что угрожает. Расчет, пане комиссар, наивный, но вполне вероятный: вор или воры, которые остались на воле и прячут деньги, сдадут их полиции. Подкинут записку, где укажут, кто на самом деле мог убить Сойку. Потом вступаю я, будто между прочим хвастаюсь неожиданной находкой, вот этой распиской. Дальше уже дело полицейской техники.
Вихура недовольно фыркнул:
— Ерунда. Детские игрушки.
— Может, и так, — легко признал Клим. — Даже наверняка так, пане комиссар. Заигрался, есть такое. Позвольте не называть имен тех, кто в конце концов подсказал, где искать Любка Цыпу. Согласимся — я нашел его едва остывший труп и мог убежать от неприятностей, — однако решил дождаться полиции. И так же не заставляйте меня говорить, как об убийстве на Клепарове стало известно. Слово чести — в свете того, что и почему произошло, явно не причастные к преступлению люди не имеют для вас никакого значения.
Марек Вихура помял исписанный лист кончиками пальцев. Задумчиво спрятал в карман пиджака. Потер подбородок, потом — все лицо.
— Верно вы сказали, пане Кошевой. Мне давно надо выспаться. — Пауза. — Остается понять, почему Ярцев не взял денег. А оставил, чтобы они стали добычей Зенека с Любком. Что скажете?
Проскочил. Пронесло. Пахнуло запахом подозрительности — но и все.
— Лишь предположения, очередные, — сказал Клим. — Исхожу, опять же, из своего знания характера и привычек Сойки. Он мог, подчеркиваю, — только мог начать с Ярцовым рискованную игру. Выиграть время, не отдавать сокровище сразу. Кто знает, сколько времени охранник не держал Сойку в поле зрения. Попробуем представить: поздно вечером Ярцев, словно призрак, залезает через окно и начинает трясти адвоката — деньги на бочку. А пан Геник в ответ — тихо, мол. Не такой я глупый. Взял на себя ответственность, так и несу. Нет их в квартире. Спрятал где-нибудь. Когда успел, спрашиваешь? А не твое собачье дело! Еще раз — подобное поведение, такие вот ходы вполне в стиле Евгения Павловича. В критических ситуациях блефовал, шел напролом. Часто, очень часто это ему удавалось.
— Видели, знаем, — кивнул Вихура, призывая при этом полицейских в свидетели. — А теперь, пане Кошевой, я закончу за вас. Блеф сработал наполовину, до боли знакомая история. Ярцев решил — Сойка назвал с испуга настоящее место. И решил избавиться от него тут же, на месте. Потому что все равно вынес приговор, не собирался возвращаться. Тем временем желанные деньги лежали под носом. Убийца не мог предположить такого. Когда же он ушел, через некоторое время судьба привела в зловещую квартиру двух воров, один из них еще и батяр. Они легко отыскали неожиданное для себя сокровище, убрались прочь. Причем Новотный даже не надеялся на такую добычу. Наконец, после ухода воров в дом снова вернулся убийца, уже потерепел неудачу.
— Я не заметил следов большого обыска, — вставил Клим. — Хотя Ярцев искал утраченное, не иначе.
— Он посмотрел только там, где действительно можно спрятать саквояж. Не забывайте — полицию надо было сбить со следа. Тщательный обыск мог навести на мысль — что-то искали, и это не обычное ограбление. К тому же картина преступления таки напоминала самоубийство. Ну, все это предположение. Пусть очень близкое, как по мне, к истине. Но просто так проглотить исчезновение значительной суммы российские эмиссары не имели права. И началась погоня наперегонки.
— С кем?
— С вами, пане Кошевой. Вы искали батяров, россияне — воров. Случилось так, что дилетант и специалисты двигались параллельно. Потом о вашем приключении с позавчерашними уже гонками написали в газетах. Еще и вспомнили про часы убитого адвоката. С этого момента для россиян взять верный след стало делом не только чести, но и техники. Ну, теперь и мы не будем плестись в хвосте. Долго они там еще? — Вихура, встав на цыпочки, глянул через плечо Клима на усадьбу, махнул рукой. — Вот, есть работа. Хорошо, надо ехать. Вы — со мной!
— Под арест? — Климу хотелось, чтобы это прозвучало шутливо.
— Сгодилось бы, пане Кошевой. Для порядка. Я, знаете, люблю порядок и уважаю закон… Но в этот раз вам снова повезло. Напишете подробно то, о чем рассказали мне сейчас. Приобщим записку, которая при вас, вещественным доказательством. И можете возвращаться. Похлопочу уже, снимут ограничения.
Клим переступил с ноги на ногу.
— Пане Вихура… Может…
— Говорите уже! Некогда с вами!
Он нутром чувствовал стремительное приближение финала этой драмы. Глаз дергался совсем легонько, добрый знак, уже успел изучить себя нового. Застал самое начало, очень хотелось добраться до конца.
— Я буду нужен, пане Вихура. Хотя бы как свидетель, для следствия. Домой — тогда снова за мной посылать. Лучше для всех мне пробыть в ближайшее время недалеко от вас. Под рукой, так сказать. Даже посадите в камеру, наверняка у вас еще не было туда добровольцев за все время службы.
Комиссар потер подбородок.
— В камеру, говорите? Действительно, еще никогда не видел добровольцев за решетку.
— Но в одиночную! — поспешно добавил Кошевой. — Высплюсь там заодно.
— Считаете, тюрьма — это как отель «Жорж»? Кто захотел — тот переночевал?
Але Віхура бурчав швидше для порядку, ніж справді обурювався. Бо рішення прийняв. Хоч ніч заледве почала перетікати у світанок, Клим зрозумів по виразу обличчя — вирішилося.
Но Вихура ворчал скорее для порядка, чем действительно возмущался. Потому что решение принял. Хоть ночь едва начала перетекать в рассвет, Клим понял по выражению лица — решился.
Глава пятнадцатаяМахорка русская, револьвер американский
— Хорошо, шановне панство.
Кошевой готов был поспорить на что угодно — стоя в головах большого тяжелого, из цельного дуба, овального стола, начальник департамента криминальной полиции сам себе напоминал полководца. Еще и назвал совещание в своем кабинете войсковым. Хоть собрал на нее только троих, и Клим до конца не понял, за что удостоился подобной чести. Пока держался как можно дальше от других, больше помалкивал. Кроме него, Томаш Понятовский пригласил комиссара Вихуру и еще одного, худощавого, очень похожего на крысу пана, который даже не счел за труд поздороваться с Кошевым, тем более — познакомиться. Его взгляд излучал тотальное, необъятное, вселенское подозрение.
Впоследствии Клим понял, почему так: худощавый оказался Карлом Линдой, руководителем агентурной службы, в чьем подчинении — все, кто работал на полицию тайно. С доклада Линды совещание и началась. За окном белый день, перед полуднем, и агентура на этот час уже успела не только получить, но и выполнить задание.
Упомянутый в расписке Симеон Данович оказался довольно известным лицом в москвофильском сообществе Львова. Был членом «Русской народной партии»[48], внутри начались свары — сначала примкнул к радикальному крылу. Потом, публично поссорившись с одним из его лидеров, паном Марковым, вообще на короткое время отошел от партийных дел. Выступал как публицист в «Русском слове» и «Русской беседе» и не давал особых оснований всерьез интересоваться своей персоной. Но недавно, менее года назад, попал под негласный надзор полиции, войдя в руководство небольшой радикально настроенной группы. Сам не попадался, потому не особо и прятался, далее оставаясь публичным оппонентом Маркова и другого радикала из «родной» когда-то партии — Дудикевича[49]. Упрекал их за недостаточный радикализм. Вкупе с никчемной риторикой это выглядело забавно. Но вдруг имя Дановича начало упоминаться в связи с школой бомбистов — именно год назад о ней заговорили во Львове.
Нескольких «учеников» этой школы выпускали из зала суда под бурные аплодисменты москвофильского сообщества именно благодаря стараниям адвоката Евгения Сойки.
Все это Кошевому раньше успел объяснить Вихура, когда угощал добровольного «арестанта» кофе с куском штруделя — жена прислала, всегда делала так, когда комиссар находился на службе с ночи. Оказался штрудель несколько пресноватым, как на вкус Клима. Этому было объяснение: Вихуре нельзя много сладкого, а кофе он пил, щедро доливая молока. За легким завтраком переговорили, и теперь Клим понимал без дополнительных объяснений, как агентуре Линды удалось быстро установить место, где наверняка скрывается Игнатий Ярцев.
Тоже наука — достаточно лишь грамотно проследить за Дановичем, задать нужным людям несколько на первый взгляд незначительных вопросов, и все. Находится убийца за железной дорогой, почти в самом конце Богдановки[50], и пока не видит вокруг себя облаков..
Беда лишь в одном…
— Хорошо, шановне панство, — повторил Понятовский. — Хотя ничего хорошего нет на самом деле в том, что наш клиент в том доме не один. Сколько их там, пане Карл, можно точно узнать?
— Соседи видели троих, — Линда не говорил, шуршал голосом, словно осенний листопад. — Всех ли — неизвестно. Они могут прийти, пересидеть и уйти. На их место зайдет другой. И там уже пасется жандармерия, мои люди зацепили их агента.