— Кто?
— Не морочь голову, красавица. Ярцев Игнат, он тут. Зови его.
— Нет никакого Ярцева, — сказала девушка. — Вы ошиблись, у нас такие не живут.
— А какие у вас живут? — процедил Клим, тогда сделал еще шаг вперед, поставив ногу на порог между дверью и косяком. — Слушай, девка, нет у меня времени на цирлих-манирлих. Кликни мне бегом Игната Ярцева. Скажи — пан Князев кланяется через пана Дановича.
Высунувшись наружу больше, девушка тоже покрутила головой, легонько стукнула подушечками пальцев Клима в грудь:
— Тут стойте. Дальше не идите. К вам выйдут.
Исчезла внутри, запершись. Ждать долго не пришлось — дверь отворилась, на этот раз пошире. В проеме появился курносый молодчик, с русыми, давно не стриженными прядями, легким жестом откинул волосы со лба.
Среднего роста, крепкий, широкий в плечах, глаза быстрые. От пиджака тянуло знакомым уже запахом — весь прокуренный махоркой. Пальцы правой руки будто между прочим крутят пуговицу, играют. Полы расстегнуты, взгляд спокойный. Сам парень выглядел обычно, на улице такие не привлекают внимания, их не запоминают. Смотрит перед собой спокойно, в глазах не читается ничего. Смерив Клима взглядом с головы до пят и обратно, для чего-то облизал потрескавшиеся губы, прогудел:
— Ну?
— Ярцев — ты?
— Ну?
— Заело? — Кошевой снова огляделся, всем своим видом показывая чрезмерную обеспокоенность, даже не боясь сейчас переиграть. — Докажешь, что ты — Ярцев?
— Кому?
Тут Клим не подумал. Оправдывая свое поведение, втянул голову в плечи, понизил голос, сделал круглые глаза.
— Так и будем стоять? Может, пустишь внутрь? За мной могут следить.
— Кто?
Ярцев дальше стоял, словно врос в пол. Внешняя простота обманчива — в этом человеке чувствовалась немалая сила. Ощущение опасности вернулось.
— Не знаю, — зачастил Клим. — Пан Данович, когда посылал меня сюда, предупреждал — могут следить. Поэтому сначала писал записку для тебя. Потом передумал, порвал. А клочки при мне же сжег. Не дай Бог, говорит, тебя схватят и найдут такую записку. Лучше на словах перескажи.
— Что?
Со своего места Игнат не думал сходить. Левой рукой крепче уперся в дверь. Пальцы правой дальше играли пуговицей. Глядишь, оторвет…
— Ты, вижу, разговорчивый. Как с тобой бабы живут…
— Не твое собачье дело. Говори и проваливай отсюда.
— А ты еще и не вежливый…
— Халдея ресторанного найди. Они расшаркиваются. Говори, с чем пришел.
— Прямо тут?
— Я отсюда хорошо слышу. Ну?
— Не запряг! — огрызнулся Кошевой. — Тьфу, мое дело маленькое… Значит, пан Данович узнал, что полиция скоро будет тут. Заплатил мне, чтобы я пришел сюда и предупредил. Есть адрес. Там пока безопасно. Дальше поищет другую явку, понадежнее. Это все, Ярцев, — если ты Ярцев.
— А как не Ярцев?
— То перескажи Ярцеву! — Он не играл, терпение действительно прерывалась. — Только я ждать не собираюсь! Моя задача — провести, куда надо! Нет, вишь, особой радости с такой колодой байки травить!
Оглянувшись, или давая кому-то знак, или просто глядя, что там делается, курносый вышел из дома, старательно прикрыл за собой дверь. При этом руку не опускал, пальцы и дальше дергали пуговицу. Двинув вперед, оттеснил Клима, заставив попятиться.
— Ярцев, — кивнул, снова поправляя пятерней волосы. — Веди, куда надо. По дороге расскажешь.
— Ничего я не знаю! Там уже ждут, знают больше. Мое дело…
— Куда идти? — прервал Игнат.
— Давно бы так. Пройдем ногами в сторону железной дороги. Там, за колеей, уже ждет коляска. Точного адреса не знаю. То все к извозчику, наш человек. Пан Данович конспируется. Не дает всю информацию одному человеку, не доверяет.
— Правильно, — легко согласился Ярцев. — Никому доверять нельзя. Только ты, слышишь, веди. А то я блуждаю тут, где бы ни был.
— Впервые у нас во Львове?
— Впервые. Думал — сделаем все и сразу назад. Вишь, задержался. Чего стоим?
Кошевой глянул через Игнатово плечо.
— Так пойдешь? Вещей не надо?
— Какие там вещи… Все с собой. Сам подгонял. Давай, не стой. Тебя как зовут, кстати?
— Клим, — не было смысла придумывать себе имя.
— Мне какая разница… Пусть будет Клим…
— Для чего ж спрашиваешь?
— Ты же знаешь, как меня зовут. Айда, айда.
Они вышли на улицу.
Сперва двигались молча, Ярцев — чуть позади. Не успели пройти и двух сотен шагов, как Игнат дернул Кошевого за плечо, кивая в ближайший переулок.
— Туда.
— Зачем?
— Срежем. Сам же говорил — следить могут.
— Срежем? Ты же плутаешь…
— Ты — нет, как погляжу, — Ярцев снова облизал губы. — Местный, так веди. Переулками всегда можно срезать, разве нет?
Спорить было опасно. Раскрыться легко. У колеи действительно ждал переодетый извозчиком агент с коляской. Но оттуда Клим шел сюда прямой дорогой, не окольными путями. Сворачивая в переулок, прикинул мысленно — направление движения знает. Не лес, не заблудится. Пригород не выглядел слишком запутанным, разберемся.
Боковая улочка упиралась в тупик. Зато Клим заметил единственный тут поворот, двинулся туда: уж точно не ошибется. Куда-то и выйдет, главное — двигаться вперед.
Но вдруг случилось неожиданное.
Ярцев, который до сих пор ступал спокойно и размеренно, вдруг превратился в быструю сильную змею. Другого сравнения не пришло, когда Игнатий налетел на него, толкнул, потянул, атакуя, словно хищное пресмыкающееся в джунглях, — о них тоже писали в приключенческих романах. Но с каждым мгновением все, что происходило с Климом, напоминало вымышленную историю с хорошим победным концом все меньше и меньше.
Особенно — наставленное револьверное дуло.
Оружие Ярцев выхватил, отпустив наконец пуговицу и откинув резким движением правой руки полу пиджака. Она отлетела легко, и Кошевой вспомнил рассказы о пришитой к полам или вшитой в них свинчатке — так легче, достаточно одного заученного тренированного жеста, чтобы выдернуть револьвер из-за пояса.
— Кольт.
Клим думал, что сказал это про себя.
— Ага, кольт, — согласился Ярцев, перебирая пальцами и беря рукоятку поудобнее. — Американская пушка. Дыр наделает столько, что станешь ты решетом.
Игнат толкнул своего пленника за ближайшее дерево, которое стояло недалеко от угла довольно высокого каменного дома. За этим двойным прикрытием с широкой улицы их заметить трудно, разве что очень присматриваться. Веко дернулось так ощутимо, как не давало о себе знать давно. Внутри все покрылось льдом, дыхание перехватило. Хотел выдавить что-то, вместо этого из враз пересохшего горла вышло только сиплое:
— Кольт…
— Сейчас я вас познакомлю. Клим, или кто ты там… Ему без разницы. — Дуло сильно ударило Кошевого в лицо, раскроив губу, сразу потекло соленое. — Стой, слушай. Мне до задницы, можешь ответить или нет. Телепень ты! Фараоны, которые тебя натравили, — тоже бабы. Не собака ты, щенок. Цуцик, ясно?
— Я…
— Ты. — Еще один удар, теперь раскроилась левая бровь. — Я мог поверить, что тебя прислал Данович. Но Князева тут, во Львове, уже четыре дня как нет! Не надо передавать поклоны от Князева, для экстренной связи пароли придуманы. Самим Дановичем, тупая твоя голова!
Третий удар рукоятью по лбу, и Кошевой удержался, упершись спиной об угол.
— Говори, кто меня пасет! Сдохнешь быстрее! Хотя, — Ярцев оглянулся вокруг, — ты и так сдохнешь. Можешь ничего не говорить! Если ты пришел сюда, значит, уже земля горит. Ноги надо отсюда делать, ноги, как же все вы мне надоели!
Кошевой не находил слов. Не знал, не понимал, спасет ли себя, найдя силы и начав говорить.
— Сдохни, щенок легавый.
Ступив шаг назад, Ярцев поднял револьвер.
Дуло нацелено в грудь.
Большой палец взвел курок.
— МИСЬКО!
От резкого женского крика вздрогнули оба. Рука с кольтом опустилась, повисла вдоль тела. Клим почувствовал, как по лицу струится не только кровь из разбитых мест, но и предательский пот. Его трясло, сейчас он не напоминал сам себе ни одного из героев любимых романов.
— Мисько, черт бы тебя подрал!
Из-за угла вышла и двигалась прямо на них толстая растрепанная женщина с закатанными выше локтя рукавами простенькой полотняной сорочки с вышивкой. Край длинной юбки сбивал пыль. Спереди — не первой свежести фартук.
— Хлопцы, не видели тут Мисько моего? — спросила она, не прекращая движения. — Забежал сюда, холера, потому что знает — возьмут его, задницу коровью, за яйца! Бес знал, как пить! Несколько раз говорили ублюдку — не пей! Не, говорят люди — снова, Ганка, твой Мисько нализался, по всей Богдановке ховается! Думает себе, я его, курвиного сына, не найду! Видели его, хлопцы, или нет?
Ответ надо было найти. Клима дальше трясло, Ярцев незаметно пихнул револьвер в правый карман, но дальше держал за рукоятку.
— Может, вы вместе пили? — Женщина остановилась, взглянула на них подозрительно. — Может, сейчас вы его где-то тут ховаете? Да где — вы его приятели! Такие же ублюдки, чтоб вам в печенку!
— Иди, куда шла! — рявкнул Ярцев.
Нарвался.
— Ты, дупо с ушами, меня гонишь с моей улицы? Я буду ходить тут, где захочу! А ты кто такой? Кто вы оба такие? Я вас знать не знаю! Это Мисько вас сюда привел, сраные вы мухи!
— ГАННА!
Из ближайшего двора вывернул худой мужик в потертом пиджаке, запорошенных штанах, грязных ботинках и помятой шляпе. Держался он при этом не менее воинственное.
— Ага! Значит, ты тут! Я тебя, курварю, нюхом чую! Горилкой пахнет, как от деда! Бес тебя разорви от той горилки, курвий сын!
Крича, женщина так и оставалась на месте — точно напротив Клима с Ярцевым. Это давало плохонький шанс спастись, если бы Кошевой нашел сейчас в себе силы кричать. Угадав намерение, Ярцев направил в его сторону яростный взгляд. Рука медленно потянула револьвер назад.
— Чего ты вопишь на всю Богдановку, Ганна! Тебе не стыдно перед людьми?!
Худой мужик уверенно, совсем без страха попасть под горячую руку, приближался к скандальной женщине.