Именно поэтому не отказался от приглашения в Кракидалы, наоборот — искал подходящего случая, чтобы будто между прочим напроситься.
Сейчас Климу удалось поднять настроение Йозефа рассказом о том, как вовремя подоспели полицейские агенты, спасая его жизнь. Даже немножко приукрасил ситуацию, рассказав сценку в лицах и вспоминая при этом, как прежде, смолоду, играл в любительском театре. Выслушав эту часть, Шацкий, призывая Эстер в свидетели, подытожил:
— Пане Кошевой, признаюсь вам честно — если бы в подобной ситуации оказался я, намочил бы, извиняюсь, кальсоны.
Шацкая наморщила нос, но ничего на это не сказала.
Рассказ о возвращении Клима на Лычаковскую аж под вечер того длиннющего дня, то есть без малого за сутки с тех пор, как он оставил место домашнего ареста через окно. Кошевой физически был на глазах у полиции, его действия координировал комиссар Вихура. К тому же события закрутились так быстро, что никто из тех, от кого зависело, не подумал про замену вахмистра, который присматривал за квартирой арестанта. Сам же вахмистр, оставаясь на посту, совсем забыл про истинную цель своего там пребывания. Наоборот — радовался, что начальство про него забыло, и предпочел не напоминать о себе без надобности.
Разговорившись с дворником, вахмистр в течение дня подружился с ним. А среди ночи Бульбаш раздобыл бутылку коварной контушевки, и новоиспеченные приятели сели за карты. Дворник после того на утро поднялся для исполнения обязанностей. Вахмистр же спал до обеда, проснулся, узнал — пан Кошевой за это время не давал о себе знать и слышать, к нему также никто не приходил, успокоился и решил отыграть потерянное вчера. Уже на трезвую голову — именно на контушевку он списал свой проигрыш накануне. Поэтому увидев своего подопечного с побитым лицом, еще и в сопровождении лично комиссара Вихуры, полицейский не на шутку перепугался, имея все основания ожидать серьезного и справедливого нагоняя. Обошлось, его отпустили домой, хотя предупредили — Кошевой сбежал из-под носа, выводы непременно будут сделаны.
Ну, а про карты рассказал Климу сам Бульбаш — уже на следующий день, когда тот, проверяя свое предположение, втянул дворника в разговор. Имея вполне серьезные деньги от пана Силезского, мог себе позволить предложить небольшую премию за нужную и подробную консультацию.
И вот теперь, чувствуя — тут уже не поговоришь, Кошевой поднялся, одернул пиджак, вежливо поклонился:
— Премного благодарен, шановна Эстер, — хозяйка уже дала понять, что лучше называть ее так, чем по отцу, у них так не принято. — Позволите пригласить вашего мужа на хороший кофе куда-нибудь в город?
— Да забирайте его, пане Кошевой, — отмахнулась женщина. — Все равно эти дни от него как от зубного лекаря никакой практической пользы. Сейчас также пришлось отказать нескольким клиентам.
Шацкий почмокал вытянутыми в трубочку губами.
— Никуда они не денутся! — тоже встал, выпятив грудь. — С их состоянием путь только к Шацкому! Очень извиняюсь, Эстер, но ты совсем не разбираешься в том, как привлекать пациентов и расширять практику! Те, кому мы отказали в эти дни, пане Кошевой, хоть как придут сюда в ближайшее время. Поскольку появится их больше, чем обычно, к лекарю Шацкому будет стоять очередь. Я держу практику, пане Кошевой, преимущественно вот так — за счет того, что в мой кабинет постоянно есть очередь. Значит, есть к кому стоять, и слухи расходятся по всему городу!
Эстер, наверное слыша подобные уловки часто, не нашла слов в ответ. Поэтому Йозеф, таки сказав в этой истории последнее слово, подхватил шляпу и гордым шагом вышел прочь.
Клим в очередной раз раскланялся, поспешил за ним.
Как только вышли, Йозеф вдруг изменился в лице. Взяв двумя пальцами Кошевого за рукав, дернул, таким образом прося вернуться к себе, заговорил быстро, отрывисто, и сейчас это был совсем другой Шацкий — которого Клим не видел ни разу за все недолгое, но плодотворное время их знакомства:
— Послушайте меня. Не слушайте Эстер. Хотя — слушайте, но не обращайте внимания. Да в общем — как себе хотите. Понимаете… Она боится. Имеет перед глазами и держит в голове много дурного. Но где — печальный, даже скажу — трагичный опыт своих родственников. Еще — моих родных. И просто знакомых, не только с Кракидалов. Тех, которые сошли с праведного пути, завершая жизнь в сточных канавах неподалеку от самых мерзких, пане Кошевой, самых дешевых львовских баров. Все, вы услышали, я сказал. Пошли.
Глава семнадцатаяПан Геник, доктор Юнг и Уроборос
Этот июльский день оказался приятнее нескольких предыдущих.
Солнце не так пекло львовские камни. Хотя погода не способствовала быстрому отрезвлению, но Кошевому сейчас нравилось собственное состояние. Напротив, легкое опьянение лучше развязывало язык, мысли упорядочивались быстрее, становились на удивление ясными.
Про Шацкого такого не скажешь. Он и дальше двигался на несколько шагов впереди, громко здоровался с многочисленными знакомыми, останавливался, начинал про что-то громко говорить, чем замедлял их движение. Климу приходилось, извиняясь перед шановним панством, торопить его. Йозеф прощался, шел дальше — и так до следующей встречи.
В конце концов Кошевой избрал тактику, которую должен был бы определить сразу. Когда уже дошли до Академической, добравшись с такими-сякими препятствиями в самый центр, он, дернув Шацкого за локоть, спросил:
— Мы идем в какое-то специальное место или просто гуляем?
— Вы же приглашали на кофе! — встрепенулся Йозеф.
— А я о чем вам говорю! Шацкий, тут вокруг полно мест, где наливают кофе. Местный же вы, не я. Поэтому либо определяйтесь, либо…
— Сюда! — прервал его лекарь, решительно поворачиваясь к ближайшей к ним кофейне под вывеской "Театральная".
Клим никогда тут еще не был, как и много где, но ему было все равно. Главное сейчас — усадить беспокойного спутника куда-нибудь за столик и угостить крепким кофе. Пока разглядывал вокруг, суетливый Шацкий уже забежал внутрь. Уже подходя ко входу, услышал за спиной:
— Пане Кошевой!
Слишком стремительно, чем надлежало и соответствовало его личным наставлениям, Клим развернулся. Знакомый экипаж остановился у тротуарной бровки, изнутри подавала знак Магда Богданович. Молодая вдова не махала затянутой в светлую перчатку рукой — она жестом приглашала к себе. Так делает уверенная в себе хозяйка, зная: преданный дрессированный щенок подбежит по первому требованию, радостно махая хвостиком уже от того, что его просто заметили.
Кошевой вовсе не собирался играть подобную роль. Не имел в планах становиться чьим-то псом. Пусть даже это будет Магда.
Так думал — но ноги уже сами пересекли тротуар. Приблизившись, поздоровался, вежливо подняв шляпу. В ответ Магда протянула руку:
— Не стойте. Помогите сойти, побудьте немного кавалером.
Сдержавшись, чтобы не склонить голову во второй раз, потому что это уже будет слишком, Клим взял ее ладонь в свою руку. Женская рука, которая оказалась не такой хрупкой, фарфоровой, как он себе представлял, чуть сжала его ладонь. Лишь проявление вежливости и хороших манер — из коляски Магда могла выйти и без его помощи.
— Я увидела вас случайно, пане Кошевой. Простите, если у вас важные дела. Но уже искала случая встретиться с вами. Даже прикидывала, кто бы мог в этом посодействовать.
— Разве я такая важная и недоступная особа, пани Магда?
— О! — Она театрально закатила глаза. — В эти дни и в ближайшее время тут, во Львове, вряд ли будет особа важнее вас. Разве вдруг что-то случится и с визитом нагрянет Его Святейшество, Папа Пий Десятый. Или августейший император Франц-Иосиф, — ее губы блеснули легкой усмешкой. — Разве забыли? Я имею возможность знать все, даже больше, чем все, что происходит как в городе, так и в нашем полицейском департаменте.
Только теперь Клим обратил внимание — перед ним стояла не та Магда, которую привык видеть в предыдущие разы.
Сейчас она была женщиной в белом.
Точнее — в светлом: жакет цвета кофе, щедро разбавленного молоком, выгодно оттенял молочно-белое платье, расшитое тонкой ниткой черного бисера, придавая образу пикантности, так же как светлые, почти невесомые перчатки, облегающие руки и достигающие краями до локтей.
Шляпка оказалась необычно маленькой, скорее украшала голову, чем прикрывала, став небольшим приложением к пышной прическе. Наверное, поменять стиль Магде выпала какая-то очень важная возможность — Клим не думал, что когда-нибудь увидит ее иной, нежели в строгом, хоть и не менее элегантном темном костюме.
— Не преувеличивайте, пани Магда. Я адвокат-практик, который не подтвердил свою квалификацию, не имеет перспектив получить в ближайшее время вид на жительство и живет в квартире, где совершено убийство. Потому что так дешевле. Домовладелец знает, что не сможет найти жильцов за настоящую цену.
— Вы говорите, как сирота или бедный родственник. — Она снова улыбнулась. — Так говорят, когда просят сжалиться и пожалеть. Или вымаливают себе денежную помощь.
Конечно, со стороны все действительно так выглядит…
— Это мои реалии, пани Магда.
— Но именно вы, пане Кошевой, имея подобные реалии, сделали то, что не скоро бы удалось комиссару Вихуре. Хотя я уважаю его, уже упоминала как-то. И не он, а вы распутали клубок с убийством Сойки. Сейчас уже можно сказать — недостойным человеком был тот, на кого вы рассчитывали и с кем связывали свое будущее во Львове.
— Этого не произошло.
— На ваше счастье, пане Кошевой, на ваше счастье. Простите, если задела вас, все же вы близко знали пана Геника…
— Ничего. Я уже наслышан про его гадость. Может, он всегда таким был, просто я не разглядел за время, пока работал на него. А может — изменился под давлением определенных обстоятельств. Кто знает, уже никто этого не объяснит.
— Согласна. Вряд ли от кого мы когда-нибудь узнаем глубинные причины его поступков. Однако от пана Геника не отобрать ни того, что он был искусным адвокатом, ни не менее мастерского владения искусством наживать себе врагов. Показательно, что земную жизнь Сойки оборвал выходец именно из среды, интересы которой адвокат представлял.