— Потому что в полиции есть убийца. — Сейчас Кошевой уже отбросил окончательные сомнения в своей правоте, оставалось лишний раз проговорить все, закрепляя. — Я сам отдал его комиссару в руки. Отыгрывать теперь назад, призывая начать все сначала, будет выглядеть по меньшей мере неэтично. Даже, не побоюсь этого слова, подозрительно. К тому же Игнатий Ярцев действительно убил Любчика Цыпу. Перед тем пытал, колол и резал ножом.
— Вей, не надо так подробно.
Кошевой дальше соблюдал жесткую манеру.
— Но так было, Шацкий. Буквально выковырял из него признание, где спрятаны украденные у Сойки деньги. Злополучный саквояж полиции выдали задержанные на Богдановке российские бомбисты. Есть их показания, мне потом пан Вихура немного рассказал, я же вроде причастная к делу особа. Вся компания — боевой отряд радикального, как тут говорят — москвофильского политического крыла. Деньги передали для них из Санкт-Петербурга. Поэтому, между прочим, дирекции полиции сильно нагорело из высших императорских инстанций — все же сорвали операцию, тщательно и долго планируемую здешней контрразведкой…
— Вы же вроде оттуда, пане Кошевой.
— Откуда? Из Петербурга? Я киевлянин, Шацкий. И вообще, к чему тут мое место прежнего проживания?
— Я плохо разбираюсь в политических течениях. Видимо, из-за того, что здешние жиды испытывают трудности с политическим самоопределением. Но разве господа, ориентированные на единение с большой Россией, имеют что-то с этими, с самодельными бомбами? Это же, извиняюсь, вроде революционеры. Долой царя и все такое разное. Как те, кто против царя, могут иметь дело с теми жителями нашего королевского города, которым русский царь нравится?
Клац!
Короткий восхищенный возглас — ловким ударом толстяк закатил сразу два шара, дуплетом.
— Шацкий, об этом мы можем говорить долго, подробно и отдельно. Поверьте, тут я ориентируюсь гораздо лучше вас. Пока же достаточно того, что не всякая боевая организация, которая образовалась тут под видом революционеров, которые бежали от режима, на самом деле из таких людей состоит. Главарей вербует царская охранка. Рядовых, подобных Ярцеву, используют вслепую.
— Уверены?
— Ничем другим объяснить тесную связь сторонников государя императора и боевиков не могу.
Молодой человек в жилете снова вытер лоб, скомкав платок, запихнул в карман, попросил принести ему рюмку рома. Толстяк невозмутимо мазал мелом кий.
— Подождите-подождите, пане Кошевой! Все это надо переварить. Государственные тайны, разве нет?
— Нет никаких тайн. Уже вскользь в газетах пишут, без подробностей. Я, между прочим, тоже их не знаю. Говорю вам сейчас все, услышанное от раздраженного комиссара, не больше. Конечно, никому не хочется получать по шапке. Тем более, криминальная полиция действительно залезла не в свой огород. Цепочка оборвалась, политической полиции придется начинать все с нуля. И представьте теперь, после этого: приходит опостылевший всем чужак Кошевой, еще и подданный государства, которая занимается на территории соседнего королевства подрывной деятельностью, и заявляет — ищите, панове, другого убийцу. Ярцев не годится.
Шацкий сделал еще один глоток. По глазам Клим видел — хмельные остатки еще остались. Надо потом еще кофе заказать.
— Исчерпывающе, — кивнул Йозеф. — Я не жду чего-то особенного от нашей полиции. В таком случае, кто же убил пана Геника? Знаете?
С ответом Кошевой не торопился. Сначала несколько раз повторил его про себя. И все равно ответил:
— Знаю, но не уверен до конца. Поэтому и начал об этом с вами. Поможете?
Шацкий выпрямил спину, расправил плечи, будто вырос над собой.
— Йозеф Шацкий может помочь в таком деле?
— Если бы был кто другой — попросил бы.
— Благодарю за откровенность, — зубной лекарь совсем не обиделся. — Тогда давайте с самого начала. Почему вы решили, что Игнатий Ярцев не убивал пана Сойку?
Молодому бильярдисту принесли рому. Он выпил залпом, заказал кофе, решительно сжал кий, приготовился к удару в ответ.
— Скорее всего, додуматься до такого мог только я, — начал Кошевой и дальше заговорил ровно, ибо давно мысленно готовил объяснение, которое сейчас озвучивал. — Или человек, подобный мне. Который впервые в жизни оказался не просто в новом для себя городе, а именно тут, во Львове. Живя тут уже несколько недель, гуляя каждый день, разглядывая все вокруг, я все равно плутаю. Наверное, надо тут родиться, чтобы ориентироваться безболезненно, легко, с закрытыми глазами и в темноте. Вот как вы, Шацкий. Или тот пан Тима, с которым мы с вами пробирались ночью львовскими закоулками. Возможно, допускаю — возможно, ходы-выходы можно изучить. Но я ставлю Ярцева, человека из Санкт-Петербурга, привыкшего совсем к иному расположению городских улиц, на свое место. За несколько недель тут освоиться реально. Тем более, такому, как Игнат, — профессиональному террористу. Они изучают улицы и переулки очень тщательно, поверьте мне. Когда-нибудь при случае расскажу, откуда знаю об этом. И должен напомнить то, что не секрет даже для полиции.
Шацкий одним глотком допил свой кофе.
— Что же они пропустили, пане Кошевой?
Клим приготовился объяснять долго.
То, что сложилось в голове как бы само собой, нужно было закрепить и проговорить прежде всего для себя. Сейчас он не столько делился выводами с товарищем и благодарным слушателем, сколько размышлял вслух. Говорил, словно видел перед собой зеркало, а не настороженные уши Йозефа Шацкого.
— В том-то и дело, что ничего, — начал, старательно подбирая слова. — Посланцы явились к Евгению Сойке за сутки до его убийства. Вряд ли Ярцев и его товарищ Князев, которого мой дворник Бульбаш описал старшим человеком, приехали со своей миссией и сидели во Львове несколько дней, прежде чем идти к Евгению Павловичу. Наоборот, им надо было поскорее передать деньги посреднику. Мой, — Клим горько усмехнулся, — учитель оказался средним звеном в шпионской цепочке. Предполагаю, все происходило в такой последовательности. Курьеры принесли Сойке саквояж с деньгами. Ярцев остался охранять посылку, но адвокат по каким-то причинам отправил его прочь, взяв ответственность на себя. Тут, как я думал раньше, должно было состояться тайное возвращение Игната назад в квартиру. Имеет индульгенцию от Сойки, на него вряд ли подумают, если саквояж исчезнет. Самого адвоката, как предполагалось, он уже убрал. Все было бы так — если бы Ярцев ориентировался во Львове и его двориках хотя бы немножко. Он же сам мне сказал, когда вел в свою ловушку и готовился убить: раньше тут никогда не был. Понимаете, Шацкий? Человек, который во Львове на момент убийства от силы двое суток, легко ориентируется во дворах на Лычаковской! Настолько легко, что заходит туда так ловко, чтобы остаться незамеченным для постороннего глаза. Тем более — для такого глаза, который имеет наш знакомый дворник! Мимо того, Шацкий, мышь не проскочит. А он может. При условии, что знает все тамошние закоулки. Итак, вывод таков: пробраться в квартиру, убить Сойку и уйти, оставаясь незамеченным, могла лишь человек, который прекрасно знает Лычаковскую, близлежащие улицы, да и Львов в целом.
Опять возгласы, на этот раз разочарованные — шар, посланный молодым бильярдистом, остановился на краю лузы, не захотел катиться дальше. Пузатый, не страдая от мук совести, одним ударом исправил ситуацию. Похоже, результат игры уже не интересовал его, захватил сам процесс.
— Итак, убийца — местный? И вы знаете — кто?
— Уверен на девяносто процентов. Сначала, когда Ярцев ляпнул, что никогда не был во Львове, я пропустил его слова мимо ушей. Согласитесь, не до того было. Но уже потом, когда лежал в кровати и прокручивал все заново, не мог понять, что же мучает, что цепляет и не дает покоя. Вспомнив нашу ночную поездку и невольные признания Ярцева, понял: Сойку он убить не мог. Не стал бы рисковать.
— Думаете?
— Конечно. Узнав на следующее утро из газет о том, что произошло, от своего старшего, Князева, он получил задание вернуть деньги. Или по крайней мере узнать, не завладела ли ими полиция. Действовал Ярцев через местных помощников, агентуры тут, оказывается, хватает. Саквояж в Сойкиной квартире не нашли. Иначе про это знал бы по меньшей мере дворник, не говоря уже о владельце дома, пане Зингере. Поэтому события после того, как Игнат ушел, имея при себе расписку, вероятно, развивались вот как, — Кошевой так же допил кофе. — Тот, кто поставил себе цель убить адвоката, забрался в квартиру через окно. И знал, как добраться до нужного дома двориками. С тех пор, как Сойка отправил Ярцева, никто до утра, до моего появления, про него не спрашивал.
— Никто?
— Никто — кроме какого-то батяра. Тот добивался пана адвоката. Дворник же, имея соответствующие инструкции, сказал: нет дома. Тем батяром, как позже выяснилось, был Зенек Новотный. Я расспросил Бульбаша про все подробно, воссоздал время, практически по минутам. Воры залезли туда уже после того, как Сойка был убит, это правда. Они нашли и забрали с собой саквояж, что тоже правда. Когда задержание батяра стало широко известно в городе, в том числе — из газет, Ярцев понял, у кого могут быть деньги. Наверняка привлек нужных лиц, вынюхал, где прячется Цыпа, дальше вы знаете. Но, Шацкий, деньги остались на месте!
— На месте — где?
— В квартире! — терпеливо объяснил Клим. — Когда я туда вошел, следов обыска не увидел. Значит, убийца не искал денег. Пришел, чтобы выставить господину Сойке, который владеет искусством заводить врагов, какой-то большой личный счет. И это не имеет, ну хорошо — не должно иметь никакого отношения к его не слишком достойной деятельности.
Несколькими искусными, очевидно — давно наработанными ударами пузатый бильярдист завершил партию. Молодой человек заказал себе еще рому.
— Кофе? — поинтересовался Клим.
— Какой тут кофе… Пане Кошевой, это же гениальное открытие!
— Не преувеличивайте. Стечение обстоятельств, желание разобраться. Ну, и ничегонеделание. Надо же было себя чем-то занять, чтобы не сойти с ума. Остается понять, кто же на самом деле убил Сойку. И за что. Хотя, как я уже сказал, своего старшего товарища тут познал с другой,