Через минуту Ирину Васильевну, так и не пришедшую в себя от шока, привязали тонким капроновым шнуром к тяжелому деревянному стулу.
– Где «Эгина», старая? – тихо спросил Ганс, закуривая сигарету и наклоняясь к самому лицу Гордеевой.
Ирина Васильевна вздрогнула и, раскрыв глаза, затрясла головой.
– Я… Я не понимаю… Кто вы?.. Что вам нужно?!
– Ага, – кивнул Ганс. – Бабуся в Космодемьянскую поиграть решила… Блядь ты старая! «Эгина» где?!
Он с остервенением вдавил ей в кисть зажженную сигарету, и Ирина Васильевна тонко закричала, срывая голос.
– Дрон! – рявкнул Ганс. – Заткни пасть этой дуре! Она щас весь поселок на уши поставит!
Дрон подобрал с пола у печки какую-то тряпку и забил ее Гордеевой в рот, а для надежности, чтоб не выплюнула, обмотал голову тугой капроновой петлей…
– Так, – сказал Ганс, закуривая новую сигарету. – Пусть бабушка пока дойдет, попреет… Давайте-ка, соколики, хату ошмонаем… Глядишь, и сами обойдемся, без наводочки… Верно я говорю? А, пучеглазенькая?
Он посмотрел в расширившиеся глаза Ирины Васильевны и захохотал – словно залаял…
Дрон с Лабазом начали обыск, а Шплинт по-прежнему лежал без сознания на диване.
Кудасов и Марков никак не могли раскрутить Обнорского – разговор шел уже часа полтора, кабинет заволокли сизые клубы сигаретного дыма, заставлявшие Никиту Никитича недовольно морщиться, а результатов не было – журналист то откровенно дурковал, то пытался натурально врать, то просто молчал, глядя в стенку.
С каждой минутой Андрей нервничал все больше и все чаще поглядывал на дверь. Наконец он тяжело вздохнул и помотал головой:
– Все! В сортир отведите!
– Что? – не понял Степа. – Зачем?
– Срать хочу, – откинулся на стуле Обнорский. – Очень. Кабинет могу загадить.
Марков еле слышно матюгнулся сквозь зубы и выглянул в коридор:
– Дежурный! Пришлите сержанта! Сопроводить надо товарища…
Сержантик явился через минуту – молодой, довольный собой и службой розовощекий парень. Серый от усталости Кудасов посмотрел на него, кивнул на Андрея:
– Отведи в туалет, потом обратно сюда… Смотри, чтобы не сбежал…
– Куда он, на хуй, – хохотнул было сержант, но осекся под тяжелым взглядом Никиты Никитича. – От меня не сбежит, товарищ майор!
Сержант извлек из-за пояса наручники, застегнул один браслет на своей левой руке, другой – на правой Обнорского.
– Прошу!
– М-да, – сказал Андрей, поднимаясь. – Спасибо за впечатления… Вижу заголовок грядущего материала: «Как сержант журналиста какать водил…»
На его шутку никто не среагировал. Кудасов и Марков молча смотрели друг на друга и ждали, пока останутся одни: надо было посоветоваться и решить, что делать дальше…
Сержант торжественно провел Серегина к местному толчку. Перед тем как зайти в благоухающее заведение, Андрей оглянулся: в дежурке было оживленно – двое патрульных приволокли толпу цыганок с детишками, от их пестрых одеяний рябило в глазах, гвалт стоял, как на Кондратьевском рынке…
Зайдя в туалет, Обнорский смущенно кашлянул и посмотрел своему конвоиру в глаза:
– Слушай, брат… Ты что же, над очком меня держать будешь? Отцепил бы ты меня, ей-богу… Куда я сбегу отсюда?.. Хотя дело твое, конечно, нравится – нюхай…
Страж порядка подумал и важно кивнул, потом отвернул левый лацкан кителя – там английской булавкой был подколот к сукну ключ от наручников. Сержант освободил запястье Обнорского и еще раз важно кивнул.
– Спасибо, – вежливо сказал Андрей и ткнул большим пальцем правой руки сержанта под диафрагму.
Парень открыл рот, выпучил глаза, но вздохнуть уже не смог, начал подламываться в коленях, норовя упасть на пол. Серегин бережно взял его под мышки, подтащил к водопроводной трубе и застегнул на ней свободный браслет. Затем он забрал у служивого ключ от наручников, вынул из кобуры ствол и положил все это хозяйство на подоконник так, чтобы сержант не мог до них дотянуться.
– Ну ладно, – сказал Обнорский милиционеру, медленно сползавшему по трубе к полу. – Вот мы с тобой и покакали… Извини, если что не так…
Сержант отвечать не стал – он продолжал беззвучно открывать и закрывать рот, пытаясь, видимо, глотнуть хоть немного воздуху…
Серегин тихо вышел из туалета, уверенным шагом дошел до дежурки, пролез, матерясь вслух, через цыганок и покинул гостеприимное заведение…
В кабинете Марков с Кудасовым спешно обменивались впечатлениями.
– Знает он все, – горячился Степа. – Колоть его надо! Что мы с ним миндальничаем?!
Кудасов задумчиво почесал затылок и вдруг обеспокоенно сказал:
– Степа, загляни-ка в туалет. Что-то мне…
Марков без слов пулей выскочил в коридор и в два прыжка достиг двери в сортирчик. С его появлением прикованный к трубе сержантик обрел наконец голос.
– Я застрелю его, суку! – завыл он, дергая плененной рукой. – Отстегните меня!
– Идиот! – зарычал Степа и рванулся обратно к кабинету. – Никита Никитич! Ушел!
Сквозь цыганок они прошли, как регбисты через команду противника, а потом выскочили на площадь Ленина и закрутили головами.
– Вот он! – закричал Марков. – В машину садится!
Обнорский действительно садился в этот момент в «Москвич» зеленого цвета. Водитель согласился за сто марок пулей доставить Андрея в Сосново…
Пока Кудасов с Марковым добежали до своей припаркованной напротив книжного лотка «шестерки», «Москвича» уже и след простыл.
– Ну что? – спросил Степа, судорожно запуская мотор.
– Давай по Приозерскому, – махнул рукой Никита Никитич. – Проверим нашу удачу… Жми, Степа! На светофоры не смотри…
«Москвич» они догнали уже на самом выезде из города.
– Они! – Степа облегченно вздохнул. – Все, теперь не уйдут!
Он включил спецсигнал, а потом сказал в микрофон матюгальника:
– Водитель автомашины «Москвич» 31–40! Немедленно остановитесь! Немедленно остановитесь!..
Водитель «Москвича» испуганно дернулся и хотел было поворачивать к обочине, но Серегин закричал ему:
– Жми на газ, дурак, это бандиты сзади!
Но водитель Андрею, судя по всему, не поверил – он резко затормозил и завизжал как резаный:
– Я на такое не подписывался! Не подписывался!
Серегин скрипнул зубами и выскочил из машины; бежать уже не имело смысла – в двух шагах от него стоял Марков – злой как черт, со стволом в руке.
– Тебе что, мудаку, по-русски непонятно? Может, надо было дяденьке, – Степа кивнул на водителя, – колеса прострелить?
– Андрей Викторович, – веско сказал подошедший Кудасов, – вы ведете себя неразумно… Куда вы собрались ехать? Куда?
Обнорский, тяжело дыша, переводил взгляд с одного на другого. Мысли мелькали и гасли.
«Нужно обязательно добраться до Соснова и забрать картину… Потом… потом разберемся в наломанных дровах… Победителей не судят… А эти двое… Тоже небось на Пальма шустрят… Шварц… В Соснове ждет Шварц, у него есть ствол… Что мы, с Серегой двух ментов не осилим? Картина… Это самое главное… А потом разберемся…»
– Ладно! – кивнул Андрей. – Раз вы такие любопытные – поехали! Только говорить будем уже на месте!
– А где место-то? – поинтересовался Степа.
– В Соснове, – буркнул Серегин и направился к машине оэрбэшников…
В доме Гордеевой все было перевернуто вверх дном. Шплинт, еще не пришедший в себя, неподвижно лежал на диване, Ганс сидел верхом на стуле напротив Ирины Васильевны и ласково улыбался. У его ног стояли принесенная из машины канистра с бензином и алюминиевая кружка. Дрон простукивал печку, а Лабаз, откинув две половицы, спускался в подпол.
– Ну что, бабуся, – сказал Ганс, – прикинем наши перспективы? Если ребята ничего не найдут – я очень расстроюсь… Будем тогда из тебя жареную птицу делать… Песню знаешь: «Жареная птица в руки не давалась, жареная птица долго отбивалась»… Кружку бензинчика на башку – будешь у нас вместо лампочки… Как тебе, нравится идея? Блядюга ты старая! Все равно найдем…
– Эй! – донесся глухо голос Лабаза из подпола. – Кажись, нашел!
Гордеева повернула голову – подскочивший к дыре в полу Дрон принимал подаваемый ему снизу длинный металлический ящик наподобие легкого несгораемого шкафа или стандартного сейфа для охотничьего ружья. Ящик был, судя по всему, не очень тяжелый, в его дверцу какой-то удалец вварил цифровой кодовый замок вместо обычного. Увидев сейф, Ирина Васильевна забилась на стуле и замычала что-то через кляп. Из глаз ее потекли слезы…
– Да не расстраивайся ты так, бабка, – развеселился Ганс. – С ценностями надо расставаться легко… Зато теперь мучиться не придется… Мы ж не живодеры.
Он с интересом осмотрел ящик и спросил Дрона:
– Открыть сможешь? Ты ж у нас вроде из рабочих…
– Легко! – сплюнул на пол Дрон. – Мы на Кировском заводе сами типа таких гробиков делали… Запор там – смех один…
Он вышел в сени, прихватил там топор и молоток, вернулся в комнату, начал, сопя, загонять лезвие топора в щель между дверцей и стенкой ящика. Ирина Васильевна снова замычала и затрясла головой.
– Ну-ну, бабанька, не пыли… Ишь разошлась как… Все уже… Поздно пить «боржоми», когда почки наебнулись…
Ганс достал из-за пазухи радиотелефон и набрал номер Черепа:
– Алло! У нас, кажись, все… Бабушка пока с нами, внучка одного на поезд посадили, ждем второго, но он пока не приехал… Опаздывает засранец… Да… Нормально… Посылочка вроде у нас, сейчас посмотрим… Нет, сами нашли… Бабушка место запамятовала…
Дрон со скрежетом поддел дверцу, внутри ящика что-то щелкнуло, и Ганс, не отрывая трубку от уха, заинтересованно повернул голову.
– Ой! Чево это?! – удивленно спросил стоявший на коленях у сейфа и внимательно наблюдавший за работой Дрона Лабаз.
Ответить ему уже никто не успел – чудовищной силы взрыв, казалось, подбросил весь дом, чуть ли не оторвав его от фундамента…
Это был последний привет от Юрки Барона, заминировавшего свой простенький сейф противотанковой гранатой. Секундой позже бабахнула канистра с бензином, и через несколько минут дом Ирины Васильевны уже пылал, как сухая елка… Или – как погребальный костер…