стало, по-старчески сел прямо на пол рядом с Винтом, достал две сигареты, закурил сам, а вторую сунул между похожих на оладьи губ Винта.
– Почему я должен тебе верить?
– Я отвечаю за свое, за других не буду, – просипел Винт, делая слабые попытки затянуться сигаретой. Видимо, любое, даже самое слабое движение вызывало у него страшную боль.
– Где Желток сейчас?
– Грохнули Желтка месяца два назад на разборке с «воркутинскими»… Сам нарвался, первым за ствол схватился… – Голос Винта постепенно сходил на нет, угасая.
Сергей докурил до самого фильтра, загасил окурок о пол и встал. Гурген молча смотрел на него некоторое время, а потом повернулся и вышел из гаража на воздух. Сергей вышел за ним. Было тихо, звезды равнодушно мигали в холодном черном небе. Гурген кивнул стоявшему неподалеку громадному кавказцу, привезшему Челищева:
– Резо, памагы малчику…
И показал взглядом на дверь в гараж. Резо кивнул и зашел внутрь, прикрыв за собой дверь.
Через несколько секунд в гараже гулко ударил выстрел, и Челищев понял, что Винт отмучился. Сергею захотелось упасть на землю, завыть, заплакать, но взгляд Гургена словно замораживал бурю чувств в его груди.
– Зачем… Зачем вы мне все это рассказали? Я вам чужой, а на доброго дядю вы не похожи… Или – теперь и меня так же, как Винта?
Гурген долго молчал, а потом сказал вдруг тихо и почти без акцента:
– Мы с тобой разной масти, ты меня все равно не поймешь. И не думай об этом! Сам дальше решай, как тебе жить. С Выткой у меня свои счеты, у тебя теперь – свои. Вот и думай! Либо сам шакалом станешь, либо – кровь только кровью смыть можно… А больше нам говорить не о чем. Пока. А там – видно будет, кто ты – такой же сучонок, как и все, или человек. Иди к машине. Резо сейчас отвезет тебя…
Челищев пил страшно, по-черному, как только русский человек умеет с горя. Водка не приносила желанного забытья, вокруг Сергея вились призраки мертвых и образы живых…
Челищев перебирался из кабака в кабак, ночевал в гостиничных номерах с какими-то блядями, а утром весь кошмар начинался сначала.
Катя и Олег… Как они могли так предать, так растоптать всю их детскую дружбу и любовь – самое чистое и светлое в жизни каждого из троих!..
От боли и ненависти Сергей скрипел зубами над очередным стаканом в очередном кабаке, и все обходили его стороной. Даже самые «отмороженные» братки, завалившиеся в ресторан, посмотрев на неподвижную фигуру Челищева, уходили по-тихому, чтобы не нарваться, потому что слишком уж явственно веяло от него страшным холодом смерти.
Когда Толик-Доктор на пятый день отыскал Челищева в ресторане гостиницы «Москва», то даже не сразу узнал своего шефа. Сергей постарел и осунулся, а вокруг губ его глубоко залегли две жестокие складки.
– Слышь, Адвокат, – Доктор осторожно подсел за столик к Челищеву. – Тебя все ищут, с ног сбились. Катерина Дмитриевна весь Питер на уши поставила, Палыч психует… Ты завязал бы, а?.. Палыч сказал, если через три дня не очухаешься, то… – Доктор тактично замолчал, давая понять, что в этом случае последствия будут для Сергея неприятными.
– Я буду через три дня, – бесцветным голосом ответил Сергей, и Доктор, облегченно вздохнув, повеселел.
– Лады, я так и передам!
Доктор вскочил, затоптался перед столиком и, решившись, сказал:
– Ты не переживай так, Саныч… Гусь сам давно напрашивался… Братва тебя уважает, ты все по понятиям сделал…
Сергей механически кивнул и налил себе водки. В груди жгло и жгло, ему очень хотелось заплакать, но слезы никак не шли…
Он очнулся ночью на кладбище, обнаружив себя лежащим ничком на могиле родителей, с мокрым от долгожданных слез лицом. Голова была на удивление ясной и холодной. Сергей встал на колени и перекрестился, потом поднялся и пошел. Движения его были собранными и скоординированными, казалось, его вело принятое им решение…
У самого края кладбища Сергей натолкнулся на какую-то глубокую и широкую яму, вырытую неизвестно кем и непонятно зачем. Дна ямы Челищев разглядеть не мог, но ему показалось, что оттуда торчат ржавые прутья арматуры, как в том котловане, куда не дал ему свалиться Олег десять лет назад…
Тогда было не страшно прыгать через котлован, потому что спину страховал друг. Теперь Сергей был один. Он стоял на краю и, казалось, чего-то ждал. Ветер завыл над заброшенными могилами и словно донес до Челищева голос, подсказывающий, что нужно сделать.
Челищев засмеялся страшным смехом, рваное эхо которого мрачно разлетелось над кладбищем. Сергей зарычал, оттолкнулся изо всех сил и прыгнул через черный зев котлована…
Судья
Часть IСудья
Февральские ночи в Петербурге долгие и темные. Холодный ветер бродит по пустынным улицам надменного города, швыряя в лица случайных прохожих мокрый снег. «В такие ночи хорошо быть дома, лежать на широкой кровати под толстым одеялом, прижимаясь к теплому женскому телу… А на улицах холодно и страшно. И никого, кроме бандитов и ментов, не встретишь. И еще неизвестно, кто из них страшнее». Примерно так думалось бывшему завлабу и кандидату наук, а ныне частному извозчику, медленно курсировавшему на стареньком «Москвиче» по Васильевскому острову в безнадежных поисках клиента.
На углу Малого и Детской кандидат-извозчик притормозил, чтобы «Москвич» не рассыпался на ямах и рытвинах перекрестка. Справа от машины чернело пустыми глазницами выбитых окон бывшее общежитие университета, слева начиналось Смоленское кладбище. Хоть и был бывший завлаб кандидатом очень материалистических биологических наук, но почувствовал, как суеверный страх вдруг захолодил живот. «Веселенькое место. Тут клиентов точно не будет, кроме душ неупокоившихся», – попытался приободрить себя шуткой извозчик и вдруг оцепенел от ужаса, машинально вдавив педаль тормоза в пол. Из темноты кладбища скользнула к машине черная тень. Вымазанная землей рука стукнула в стекло.
– Подбросишь, хозяин?
– Не… не… не! – забормотал биолог, судорожно ища ногой педаль газа.
– Ты что, больной? – сказала тень хриплым, но вполне человеческим голосом. – Фильмы ужасов смотреть любишь?
– Раньше любил, пока видак не продали. Жрать-то что-то надо. Спасибо родной демократической власти. Сам дурак, ее же и выбрал, – извозчика, видимо, от пережитых волнений разобрал словесный понос. – Куда ехать-то?
Человек с кладбища уже по-хозяйски усаживался на переднее сиденье. Биолог хотел было робко возмутиться, но странный пассажир вдруг выудил из кармана смятую двадцатидолларовую бумажку и положил ее перед водителем.
– Езжай пока в центр, там определимся. – Человек устало закрыл глаза и попытался откинуться в кресле.
Вывалянного в грязи человека звали Сергеем Челищевым, и еще полгода назад он работал следователем в прокуратуре. «Неужели уже полгода прошло?» Сергей нашарил в кармане куртки сигареты, зажигалку и закурил, не спрашивая разрешения у водителя. Как ни странно, печка в раздолбанном «Москвиче» работала на совесть, и Челищев почувствовал, как приятное тепло разливается по замерзшему телу. После зимней холодной грязи котлована в салоне старенькой машины было даже уютно.
«Да, веселые дела, что делать-то будем, дядя Сережа?» – спросил себя Челищев и открыл глаза. «Москвич» выезжал на пустынный Невский.
– Центр, – намекнул водитель, опасливо косясь на пассажира. – Куда дальше поедем?
– Подожди, браток, дай подумать, – ответил Челищев, закуривая новую сигарету. Пальцы начали дрожать в похмельном колотуне. Дрожь эта, с одной стороны, мешала сосредоточиться, а с другой – заставляла соображать быстрее. По опыту Сергей знал, что через несколько минут похмелье заявит о себе во весь голос, и тогда станет по-настоящему плохо.
«Домой я не поеду. Не могу, не сейчас. К Катерине?.. Тоже не могу, не выдержу, дел наворочу… Помнится, Доктор передал, что Антибиотик мне три дня сроку дал, чтоб появиться… Отлежаться надо, оклематься, в себя прийти… Где бы упасть? Дожил – никого вокруг… Федосеич! Как же я сразу-то…»
– В Лугу поедем, – повернулся Челищев к притихшему извозчику.
– Куда?! Нет, это уже без меня… – начал было протестовать тот, но резко осекся, увидев извлеченные Сергеем из недр грязных штанов две сотенные купюры бакинских[38].
– А… Я сейчас, мне только домой позвонить надо, предупредить, что…
– Иди, звони, – устало махнул рукой Челищев и, увидев нерешительность в глазах водителя, вымученно усмехнулся: – Да не бойся ты за свою «банку», кому нужна эта развалюха… Иди звони… Да, еще пива мне возьми пару банок в ларьке, а то меня совсем бодун забодает…
Егор Федосеевич Алексеев – в прошлом известный в Петербурге тренер по дзюдо, воспитавший не одного чемпиона. Прошел через его руки когда-то и Челищев. Федосеич любил его, выделял за прекрасную, природой подаренную технику выполнения приемов, но ставку на Сергея никогда не делал: «Злости в тебе нет, а без злости чемпионами не становятся…»
Федосеич был талантлив и авторитетен, но слишком независим и чудаковат, чтобы занимать высокие посты среди чиновников от спорта. Что-то кому-то он не так сказал или даже по роже дал какому-то деятелю… Через несколько месяцев его круто подставили, завели уголовное дело по факту хищения талонов на питание спортсменов во время сборов… Сергей, уже работавший в то время в прокуратуре города, пытался помочь, но пару лет Федосеичу пришлось-таки потоптать зону… Выйдя по амнистии, он из Питера уехал, обосновался на маленьком хуторке под Лугой, оставив городскую квартиру бросившей его молодой жене-теннисистке… После зоны Федосеич как-то сразу постарел; огородничал и жил отшельником. Изредка его навещали лишь самые любимые ученики, в число которых входил когда-то и Челищев…
К хибаре Федосеича «Москвич» доплелся лишь под утро, когда Сергей уже влил в себя четыре банки пива. Похмелье не отступало, сжимало липкими тисками грудь, сбивало дыхание и лихорадочно потряхивало все тело. Челищев еле вылез из машины, которая, тут же развернувшись, торопливо затарахтела в обратный путь…