Сергей достал из кармана диктофон, перевернул кассету:
– Рассказывай. Давай, рассказывай все сюда.
Воронина испуганно замотала головой, но Челищев молча поднял пистолет, и она, опустив голову, начала говорить…
Когда Сергей нажал на «стоп», она, как побитая зверюшка, съежившись, смотрела на него, ее губы непроизвольно дергались.
– Что… Что ты теперь?..
Видимо, в его глазах она прочитала ответ, потому что тяжело повалилась на пол, обхватила руками колени Челищева и закричала отчаянным шепотом:
– Нет! Не надо, не надо, Сереженька, умоляю тебя! Пожалуйста, я все делать для тебя буду, не надо, я не хотела, я не знала ничего!!!
Челищев молча стоял над ней, опустив пистолет, и смотрел в окно. Воронина тыкалась лицом ему в ботинки. Сергей грубо высвободился и сел на табурет. Он не помнил, сколько времени прошло, прежде чем смог выговорить:
– Ладно… Живи пока… Помни только, что твоя смерть теперь у меня храниться будет… Не дай Бог… Будешь делать, что я скажу, а там – посмотрим…
Сначала Сергей не собирался оставлять ее в живых, но страшная смерть депутата, видно, забрала у него все силы… Да и жалко было эту вконец запутавшуюся красивую девку с напрочь перекошенной судьбой… Юля благодарно зарыдала и попыталась доступным ей способом закрепить успех – подползла к Челищеву и начала гладить его ноги, пытаясь подняться выше. Сергей наотмашь ударил ее по лицу тыльной стороной ладони, встал и пошел к выходу.
Юля осталась лежать на холодном кухонном полу.
Всю ночь Челищев катался по городу, а под утро вернулся к переулку Гривцова, зашел в квартиру и сел на кухне, не раздеваясь. Его тянуло в сон, но Сергей не мог заставить себя лечь в кровать. Он боялся снов, которые должны были прийти к нему, как только он закроет глаза. Лишь когда за окном начало светать, Челищев уронил голову на руки и тяжело забылся…
Его разбудил звонок радиотелефона. Ощущая усталость и разбитость во всем теле, Сергей прошел в комнату, взял трубку, нажал кнопку приема:
– Слушаю.
– Сережа, Сереженька, ты живой! Как ты себя чувствуешь, хороший мой… Мне Виктор Палыч сказал, что у тебя… проблемы со здоровьем… случились… Что ты молчишь, Сереженька? – Катин голос дрожал и срывался в трубке. – Где ты, я приеду, где ты?!
– Я… – У Сергея закружилась голова, потому что не ел он почти сутки. Чтобы не упасть, он был вынужден резко сесть. – Катя… Приезжать ко мне не надо. Я лучше сам приеду. Подъезжай к нашему скверу – на набережной, помнишь?
– Конечно, помню… Прямо сейчас выеду, скажи…
Сергей перебил ее:
– Катенька, все разговоры потом. Сейчас нет ни сил, ни времени… Проверь, как поедешь, чтобы за тобой никто не увязался…
Челищеву и впрямь было нехорошо. На общую усталость и нервную вымотанность наложилось что-то вроде простуды. Ножевой порез на груди воспалился и болел, голова была тяжелой, словно с похмелья, и каждый шаг отдавался в ней оранжевыми сполохами боли. С трудом подавляя тошноту и головокружение, Сергей доплелся до машины и, поминутно вытирая испарину со лба, поехал к скверу на Университетской набережной. Почти одиннадцать лет назад именно в этом сквере Катя объявила Олегу с Сергеем, что выходит замуж…
Неужели одиннадцать лет прошло, ребята?..
Катя уже ждала, нервно расхаживая вдоль толстозадого «мерседеса», в котором сидели Танцор с Доктором. Сергей припарковался рядом и с трудом выбрался из автомобиля. Катя рванулась было к нему, но сдержалась, вспомнив, что они не одни. Она обняла Сергея взглядом, и он растаял в идущей от нее волне нежности и тревоги.
– Ну ты и выдал шуточку, босс! – заорал Доктор, вылезая из машины. – Я же говорил, нужно было тебя до дома, а ты: «Нет, нет, не надо…» Палыч меня за тебя чуть на ноль не умножил… Короче, больше я тебя одного никуда не отпущу…
Доктор присмотрелся к Челищеву, обернулся к Катерине:
– Что-то он, по-моему, не в себе… Эй, ты что, Адвокат?!
Толик с Катей еле успели подхватить Сергея: у него закружилась голова, и, если бы не они, на ногах бы он не устоял.
– Ты что, Сережа? – Челищев почувствовал у себя на лбу холодные Катины руки. – Господи, да у него жар! Саша, что ты сидишь, как прикрученный, помоги скорее!..
Танцор с Доктором осторожно уложили Челищева на заднее сиденье «мерседеса». Толик все время обеспокоенно-укоризненно качал головой. Катя суетилась рядом, и лишь Танцор был абсолютно невозмутим. Расстегнув рубашку на Челищеве, он внимательно осмотрел порез и даже осторожно его пощупал:
– Было бы хорошо это дело врачу показать… Воспалилось, может нагноение начаться…
Сергей начал куда-то уплывать, радуясь, что ему не надо больше напрягаться, что он в руках, которые сами знают, что нужно делать… Он то ли задремал, то ли потерял сознание и очнулся только, когда «мерседес» уже ехал по Тучкову мосту. Сергей попытался сесть на заднем сиденье.
– А «вольво» где оставили?
Катя обернулась к нему, движением руки укладывая обратно:
– Не вставай, сзади твоя машина едет. Толик ведет, не волнуйся. Еле кулак твой разжали, не хотел ключи отдавать… Сейчас приедем, лечить тебя начнем, все будет хорошо, Сережа…
– Куда мы едем? – Собственный голос казался Челищеву слабым и писклявым, как у ребенка.
– Ко мне едем, куда же еще… Сейчас покормим тебя, врачей вызовем. Не напрягайся, ни о чем не думай, все теперь будет хорошо…
Челищев не помнил, как переносили его в Катину квартиру Танцор с Доктором. Вновь очнулся он, когда кто-то уверенными руками накладывал ему на грудь какую-то мазь и одновременно говорил спокойным, уверенным баритоном:
– Ничего особенно опасного я пока не вижу, Екатерина Дмитриевна. Конечно, лучше, если бы молодой человек обратился к врачу сразу после получения э‑э‑э… травмы, имело бы смысл наложить несколько швов. Сейчас этого делать уже не стоит: рана затягивается, не нужно тревожить ее лишний раз… Температура, я полагаю, вызвана простудой и, видимо, перенесенными нервными нагрузками… Препараты, которые я оставил, надлежит давать больному по схеме – листочек оставляю… Конечно, прежде всего покой и сон, хорошее питание, побольше питья, но не этих новомодных лимонадов: в них, кроме химии, ничего нет. Хорошо бы клюквенным морсом его попоить, чайком с малиной…
Голос уплыл, Сергей хотел было что-то сказать, но мягкие прохладные руки стали гладить его по лицу, и пришел сон. Челищеву снился стройотряд. Вот он, Олег и Катя после работы бегут на карьер купаться. Смеются все трое, солнце светит. Сергей с размаху бросается в теплую желтоватую воду и выныривает уже на середине пруда… Только пруд становится другим, вода – холодная и черная, солнца нет, звезды сквозь тучи мигают… А на берегу на бетонных плитах Катя с Олегом стоят, смотрят внимательно – доплывет он или нет. Обернулся Челищев назад – на другом берегу Антибиотик стоит, улыбается, пистолет поднимает.
– Нет! Что же вы, ребята!
В раскрытый криком рот льется вода, но не холодная, а горячая и вкусная…
– Попей, попей, мой родной, Сереженька, горюшко ты мое…
Катя поила его с ложечки теплым клюквенным морсом, придерживая голову одной рукой. Сергей посмотрел в ее покрасневшие глаза и попытался сесть на кровати.
– Катя, почему ты плачешь?
Рука Катерины, держащая ложечку, задрожала так, что чуть было не расплескала морс.
– Сережка… Видел бы ты себя в зеркале. Ты же поседел наполовину. Ну, может, не наполовину, но на треть – это точно. Раньше только челка спереди седоватая была, а теперь – вся голова засеребрилась…
Катя, радуясь тому, что Сергей очнулся, убежала на кухню за бульоном. Челищев и сам очень хотел есть. Он съел все, что принесла Катерина, и не отказался бы от добавки, если бы не сытый сон, мгновенно сморивший его…
Он пролежал так почти двое суток, просыпаясь только для того, чтобы поесть. Катерина была при нем неотлучно, по крайней мере Сергей, каждый раз просыпаясь, видел ее. Позже, когда у него появились силы напрягать память, ему показалось, что временами она ложилась с ним рядом, прижимаясь сильным теплым телом…
Через два дня пришел врач, голос которого показался Сергею знакомым:
– Ну вот, как я и ожидал, наш больной пошел на поправку. Аппетит нормальный?
Сергей кивнул, а Катя махнула рукой и улыбнулась:
– Больше, чем нормальный. Иногда я боюсь, что он и меня съест, если не наестся…
Доктор засмеялся, осмотрел заживающий порез, удовлетворенно покивал:
– Затягивается прекрасно, еще пару дней поделаем перевязочки – и все, можно будет гарцевать дальше… Что-нибудь еще вас беспокоит, молодой человек?
Сергей подумал и медленно кивнул:
– Сердце…
Врач покачал головой:
– Пока вы э-э-э… спали, мы сделали вам кардиограмму. Вы бывший спортсмен, и ваш мотор работает прекрасно. Ну а ран сердечных я, простите, не лечу. – Доктор обернулся к Кате и по очереди подмигнул сначала ей, потом Сергею. Катя покраснела.
Врач оставил набор каких-то новых лекарств и витаминов, порекомендовал еще несколько дней постельного режима и откланялся. Катя проводила его до дверей, где они о чем-то вполголоса переговорили, а потом Катерина зашуршала бумажками…
Вернувшись в комнату, Катя долго смотрела на Сергея, потом улыбнулась и сказала:
– Пойдем-ка в душ, тебя помыть надо. Раненые герои должны быть чистыми…
Сергей начал было отнекиваться от помощи Катерины, но она, не обращая на его протесты внимания, с неожиданной силой приобняв Челищева, повела его в ванную. Сергей хотел вырваться, но не смог, а, наоборот, крепче приник к Катерине и почувствовал, как напряглись от возбуждения ее груди… В ванной она долго поливала его теплой водой, как маленького, и Челищев действительно, закрыв глаза, вспомнил, как купал его когда-то отец. Отец… Сергей хотел было оттолкнуть Катины руки, но она уже осторожно вела язычком по его груди вдоль пореза. Челищев схватил Катерину за плечи, содрал халатик, развернул к себе задом и вошел в нее, наполнив ладони тяжелыми грудями… Катя стонала от невыразимо-мучительного наслаждения, и Сергей со все большей силой втискивал себя в нее.