— Но товарищ Лацис сказал, что нам с вами поручено особо важное задание…
— Так-то это так, — согласился Агабек, — но прежде чем мы вплотную приступим к этому важному делу, необходимо побегать.
— Побегать? — недоуменно переспросил Старков.
— Да, побегать. Или вы не знаете, что чекиста ноги кормят?
— Насколько я знаю, это к волку относится, — все еще недоумевая, показал свою эрудицию Старков.
Агабек подошел к окну, выходящему на улицу. По противоположной тенистой стороне куда-то спешил толстяк в синей косоворотке и хромовых сапогах.
— Видите того типа? — подозвав к окну Старкова, спросил Агабек.
— Вижу, товарищ Агабек.
— Проследите за ним. Завтра утром встречаемся здесь же. Доложите все, что вы о нем узнаете.
Старков нерешительно топтался на месте, не решаясь что-то спросить.
— Торопитесь. Через минуту-две вы его можете потерять, — скептически глядя на молодого сотрудника, промолвил Агабек. Тот, словно подхлестнутый камчой, вылетел в дверь и вскоре замаячил на приличном расстоянии от толстяка.
«Вот так-то лучше. Пусть повышает квалификацию. А то собрался шпионов ловить», — беззлобно подумал про себя Агабек, наблюдая за сотрудником до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом.
Закрыв дверь на ключ, Агабек, вольготно расположившись на кожаном диване, задумался. В памяти сразу же всплыл образ черноглазой красавицы, завитушки цвета вороньего крыла, волной прикрывающие лоб, маленький еврейский носик и ненасытные губки. Он с дрожью во всем теле вспоминал вечер, проведенный с Соломеей. Как пылал, словно в огне, сам себя не помня, как целовал ее глаза, губы, как она, игриво откидывая свою маленькую головку назад, обжигала его пылающим любовью взглядом своих колдовских глаз…
Неожиданный стук в дверь: три удара коротких, три длинных, вернул Агабека к действительности. Он вдруг вспомнил, что назначил здесь встречу агенту «Чалма».
Отперев дверь, Агабек пригласил агента в комнату.
— Товарищ Иванов (Иванов — агентурный псевдоним Агабека), я выполнил ваше приказание в отношении «носатого», — с ходу начал доклад агент.
— И кто же это?
— Полковник Садвакасов, адъютант военного министра Бухарской республики.
— А вы не спутали его ни с кем?
— Нет, это он. Точно! Я с час назад его видел.
— Не может быть! Насколько я знаю, он со своим начальником должен быть в Карши.
— Час назад прибыл поезд из Карши. Я в это время как раз был на перроне, ждал поезда из Новой Бухары.
— Молодцом! За это можно и наградить, — удовлетворенно сказал Агабек. Открыв сейф, замаскированный под тумбочку, он достал пачку местных банкнот и протянул их агенту. Тот явно не ожидал такой щедрости.
— Спаа-сси-бо-о, — заикаясь от чувства благодарности, произнес нараспев он. Не глядя в бумагу, расписался за полученную сумму и, сунув деньги в безразмерный карман, преданными глазами уставился на Агабека.
— Продолжайте наблюдение за англичанином и полковником. Если будет что-то срочное, звоните по номеру 345, спросите товарища Иванова. Через час после звонка встречаемся здесь. Вам все ясно?
— Да, товарищ Иванов.
— До встречи, — подал он руку агенту.
Дождавшись, пока он выйдет, Агабек запер дверь и, радостно потирая руки, подошел к сейфу. Он вытащил из его чрева початую бутылку шустовского коньяку, и налив в маленькую, чуть больше наперстка, хрустальную рюмку, быстро опрокинул ее вовнутрь.
— Ох, хорош… — удовлетворенно произнес он, чувствуя, как ароматная, огненная влага медленно разливается по нутру, вызывая ответное чувство голода.
«Сейчас бы я и от простой лепешки не отказался», — подумал Агабек, вспомнив, что у него с раннего утра и маковой росинки во рту не было. Но прежде чем направиться в ближайшую чайхану, он решил мысленно набросать план беседы с очаровательной еврейкой, ибо всеми фибрами своей израненной Гражданской войной души чувствовал, что под воздействием ее колдовских чар может и забыть о цели очередной их встречи или, что страшнее всего, — стать ее информатором, предать свое дело. Чего-чего, а этого он никак допустить не мог.
«Не женщина, а настоящая Мата Хари», — восхищенно подумал он, направляясь в чайхану.
Глава VIII. Бухара. Июль, 1924 год
Ислам-бек ранним утром вызвал к себе в юрту Темира и, дождавшись, когда за ним опустится полог, сказал:
— Мой мальчик, сегодня тебе предстоит на деле показать все свои военные знания и умения. Его Высочество требует от нас не давать покоя неверным, и я решил вместе с тобой провести рейд возмездия в высокогорной долине, где дехкане продались большевикам. Они не платят военный налог и отказываются кормить воинов ислама. Тебе я хочу поручить самое ответственное задание. С отрядом в пятьдесят сабель тебе предстоит перекрыть дорогу, ведущую к военному гарнизону, чтобы неверные не смогли помешать нам расправиться с предателями.
Он подозвал Темир-бека к столу, на котором лежала развернутая карта с непонятными значками и изображениями, коряво выведенными разноцветными карандашами. Склонившись над картой, молодой караул-беги долго ее рассматривал, пытаясь понять, где стоят вражеские гарнизоны, но так ничего и не поняв, обернулся к отцу.
— Что это? — недоуменно спросил он.
— Карта боевых действий моих формирований, — явно удивленный вопросом, не сразу ответил Ислам-бек. — А что, непохоже? — в свою очередь спросил он.
— Уважаемый токсобо, — обратился к отцу, как военный к военному Темир-бек, — это не карта боевых действий, а сплошная путаница! Не знаю, как вы, а я не могу разобраться, где находятся наши силы, а где вражеские.
— Вот здесь стоят гарнизоны Красной армии, — указал токсобо на обведенные черным цветом населенные пункты. — А здесь дислоцируются моджахеды ислама, — показал он районы, густо заштрихованные зеленым цветом.
— Ну, теперь мне понятно, — удовлетворенно сказал молодой офицер. — Но для того чтобы это было понятно всем, необходимо единообразие в оформлении карт. В Европе принято обозначать противника красным цветом, цветом крови, которую побежденные враги должны пролить.
— Но мы воюем не в Европе, а на Востоке, где своих черных врагов мы зарываем в черную землю, — мудро изрек Ислам-бек, поглаживая свою черную, клиновидную бородку.
Обескураженный таким простым и доказательным ответом, идущим, может быть, напрямую от землепашцев, ставших воинами, Темир-бек только и смог промолвить:
— Аллах велик. И нам, его верным слугам, неведомы все его замыслы и чаяния… И все-таки, господин токсобо, — перешел он на официальный тон, — я бы порекомендовал вам, как самому близкому и дорогому мне человеку, прислушаться к моему совету.
— Мой мальчик, не называй меня токсобо, для тебя я был и остаюсь добрым и заботливым отцом.
— Хорошо, отец!
— Я верю, что ты не посоветуешь мне плохого, но так уж у нас было заведено еще в самом начале войны против неверных. И я не хочу отступать от этой давней традиции.
— Боюсь, отец, что на этот раз вам придется согласиться со мной, — продолжал настаивать Темир-бек, — иначе вы можете оказаться в щекотливом положении, когда к вам нагрянут с проверкой генералы эмира или, хуже того, англичане.
— Какие генералы, какие англичане? — гневно воскликнул Ислам-бек. — Да я на порог своей юрты никаких соглядатаев эмира не допущу!
— Отец, смирите свою гордыню, — искренне произнес молодой офицер, — со следующего года, прежде чем обеспечивать вооруженные формирования моджахедов ислама оружием, боеприпасами и деньгами, эмир пришлет своих эмиссаров, которым поручит произвести анализ всех проведенных за год боевых операций, и в соответствии с результатами поверки, будет награждать или наказывать. Я лично готовил для Его Высочества этот документ.
— Спасибо, сынок, что предупредил, — ласково потрепал Темир-бека по плечу отец. — А при чем здесь англичане?
— Большая часть средств на поддержку повстанческого движения в Бухаре поступает эмиру от англичан, и потому они тоже хотят увидеть, на что тратятся их деньги, — ответил Темир-бек. — Все проверяющие в первую очередь будут изучать карты боевых действий. И все эти понятные только вам изображения на картах вызовут у них насмешки. А я не хочу, чтобы над моим отцом, смелым и мужественным военачальником Гиссарской долины, кто-то смеялся.
— Спасибо, сын, за урок, преподанный мне, — искренне прослезился грозный курбаши, — прости меня за то, что я не сразу воспринял твой совет. Но кто научит моих адъютантов европейским наукам?
— Я! Правда, на это надо время, — задумчиво сказал Темир-бек.
— И в самом деле! Но вам же через два дня надо отправляться обратно.
— Ничего, я найду достойное оправдание.
— Спасибо, сынок! Я сегодня же прикажу адъютантам всех подчиненных мне курбаши прибыть в лагерь. Через два дня, когда мы вернемся из похода во славу ислама с победой, все уже будут в сборе.
— А пока я по-новому оформлю вашу карту и после согласования с вами нанесу на нее план предстоящей операции.
— Слушаю и повинуюсь, — неожиданно улыбнулся всегда такой суровый и неулыбчивый Ислам-бек.
Закончив наносить на карту обстановку, Темир-бек, обернувшись к отцу, который, сидя в просторном, красного дерева кресле, больше похожем на походный трон эмира, с упоением следил за его уверенными и четкими действиями за столом, задумчиво сказал:
— Мне кажется, что заградительный отряд надо расположить в этой небольшой лощине, — он показал место на карте. Ислам-бек, нехотя оставив свой трон, подошел к столу.
— Но это же слишком близко от кишлаков, где мы будем проводить операцию, — скептически заметил он, — я боюсь, что в случае нападения неверных вы не сможете здесь долго продержаться. Вот место, где я планировал выставить засаду. — Ислам-бек указал на узкое горло ущелья, которое можно было запереть и меньшими силами.
Темир-бек внимательно изучил подступы к ущелью и со знанием дела изрек:
— Отец, это хорошее место для засады, но противник, столкнувшись с нами в горловине ущелья и поняв, что там не про