— Хорошо, товарищ Андриевский, я на этой неделе съезжу в Денау. Постараюсь помочь товарищу Кауфману. Кстати, я с ним встречался перед назначением на должность замкомполка по разведке. Он оставил у меня хорошее впечатление, — без обиняков согласился Агабек.
— Вот спасибо! Вот спасибо! Я искренне признателен вам за то, что вы согласились нам помочь, — обрадовался начальник штаба, словно Агабек сделал ему личное одолжение.
Агабек за время работы в Бухаре успел побывать во многих городах и населенных пунктах, но в Денау ни разу не был. Зная, что Гиссарская долина кишит большими и маленькими бандами басмачей, он решил не ждать каравана, который раз в месяц доставлял в отдаленные гарнизоны боеприпасы и продовольствие. Переодевшись в рубище дервиша, он пешком направился в Денау. Это перевоплощение давалось ему без особого труда. Со своей восточной внешностью и прекрасным знанием местных языков и обычаев путник ни у кого не вызывал подозрения. Напротив, завидев дервиша, даже в самых бедных кишлаках и семьях ему всегда предоставляли лучшие кушанья и ночлег.
Общительный по своей природе, Агабек, пользуясь своим богословским саном, проводил с людьми, встречающимися у него на пути, миротворческие беседы, узнавая от них о зверствах и бесчинствах, которые чинили в долине басмачи. Заранее думая о налаживании между Бухарой и Денау эстафеты для ускоренной передачи оперативной информации, он заводил доверительные отношения с наиболее достойными, на его взгляд, людьми, которым до смерти надоели разбойничьи набеги бандитов.
Чем ближе подходил Агабек к Денау, тем чаще наблюдал страшную картину бедствия, постигшую гиссарцев. Прошедшая по долине волна эпидемий, бесчинства и грабежи многочисленных басмаческих банд привели города и кишлаки долины в запустение. Высохли арыки на полях, вместо пшеницы и хлопка стояла плотная стена болотных камышей. Тугайные заросли завоевывали дворы и улицу за улицей. По ночам на уцелевших крышах домов многих кишлаков по-детски, тонкими голосами выли шакалы, зловеще хохотали гиены.
Некогда богатейший город, на площадях которого еще недавно шумели базары, слышались говоры купцов из самых разных восточных и даже европейских стран, встретил запыленного путника угрюмым, настороженным молчанием.
Грязные, узкие улочки старого города, застроенные непрерывно тянущимися глинобитными мазанками, подозрительно смотрели на редких прохожих подслеповатыми оконцами. Только выйдя к центру города, Агабек увидел настоящее лицо Денау. На длинной и узкой площади, по периметру которой угрожающе нависали своды мечетей и медресе, пронизывающие голубое небо минареты, откуда азанчи провозглашали всемогущество бога, шумел и суетился восточный базар. Правда, центральная площадь была не так празднична, богата и многоголоса, как торжище в Бухаре. Агабек не сразу понял, чем же отличается денауский базар от бухарского, и только заглянув в чайхану и пообщавшись с ее завсегдатаями, понял существующую разницу. Просто на местном базаре было мало купцов, а еще меньше — покупателей. В грязной и закопченной чайхане в основном были мелкие перекупщики, темные дельцы, лошадиные барышники, опиумокурильщики, анашисты, монахи дервишеских, мусульманских орденов. Весь этот люд оседал в чайханах, бродил по базарам, щупал товары, при удобном случае прихватывая их с собой, вел азартные игры, толкался, пел, торговался, выпивал несметное количество чая. Вместо умерших от эпидемий, голода и войны денаусцев город заполонил самый различный сброд.
От чайханщика Агабек ненароком узнал и о том, где был расквартирован гарнизон Красной армии. Щедро расплатившись со словоохотливым хозяином чайханы, он направился в новый город, который постепенно застраивался трудолюбивыми дехканами. Жители горных кишлаков, спасаясь от кровавой мести курбашей, все чаще и чаще селились в Денау, зная, что могут получить там помощь и защиту советской власти.
На самой окраине, в десятке заброшенных купеческих домов и сараев, расположился красноармейский гарнизон.
Увидев грязного и оборванного дервиша, направляющегося к шлагбауму, красноармеец снял с плеча винтовку и, направив ее на незнакомца, строго выкрикнул:
— Стой! Кто идет!
— Вызови мне товарища Кауфмана, — твердо, по-командирски потребовал Агабек, останавливаясь.
Удивленный чистым русским говором, а больше командирскими нотками в голосе, солдат растерянно оглянулся.
— Товарищ Майборода, там местный оборванец товарища Кауфмана спрашивает, — крикнул он в сторону будки, стоящей рядом со шлагбаумом. Недовольно ворча, оттуда вышел командир с двумя треугольниками в петлицах.
— Кто такой? — спросил он, подозрительно разглядывая наряд путника.
— Вызовите мне товарища Кауфмана, — повышая голос, повторил Агабек. — Долго я еще стоять здесь буду?
Быстро сообразив, что перед ним стоит не какой-то там дервиш, а судя по недовольному голосу, большой командир, начальник поста сразу же отправил в штаб посыльного.
— А вы, товарищ, чтобы не маячить здесь до прибытия товарища Куфмана, можете пройти в будку.
Агабек, поблагодарив командира за гостеприимство, последовал за ним.
Вскоре в будку влетел запыхавшийся Кауфман и, бросив на путника беглый взгляд, спросил:
— Кто здесь меня вызывал?
— Я! — Агабек повернулся лицом к входу.
— Вы? — И столько в этом вопросе было удивления, недоумения и даже страха, что Агабек, изобразив на лице радостную улыбку, просто ответил:
— Да, я!
Видя, что замкомполка по разведке встретил своего знакомого, командир вышел из будки и плотно прикрыл за собой дверь.
— Меня прислал товарищ Андриевский, — с ходу объявил Агабек, — чтобы я оказал вам практическую помощь.
— Все понятно, — сразу же сник Кауфман, — мне не доверяют!
— Если бы вам не доверяли, то здесь бы уже давно был другой человек, — строго взглянув на него, сказал Агабек. — Я прибыл лишь для того, чтобы вам помочь, — повторил он твердо, стараясь успокоить замкомполка.
— Если это так, то я готов быть вашим преданным учеником и помощником, — постепенно приходя в себя от неожиданной встречи, бодро сказал Кауфман.
— Первым делом найдите мне комплект красноармейской формы. Честно говоря, мне уже порядком надоело ходить в этом рванье, — улыбнулся Агабек. — Но тряпье не выбрасывайте, оно может мне пригодиться на обратную дорогу.
Окончательно поняв, что его штабной начальник прибыл всего лишь на короткое время, Кауфман ожил. На загорелом и обветренном лице его чуть заметно выступил румянец.
— Товарищ Агабек, я сейчас же организую баню и все остальное, — засуетился он.
— Это потом. Сейчас прикажите, чтобы принесли сюда обмундирование. Не пойду же я по территории части в этом наряде.
— Сию минуту, товарищ Агабек! Сию минуту! — Написав записку, Кауфман вышел из будки. Вскоре послышался топот сапог спешно удаляющегося красноармейца.
— Насколько я знаю, у вас завелся предатель, — с ходу огорошил хозяина Агабек, как только тот возвратился в будку.
— Вы думаете? — произнес Кауфман.
— А вы что, сами не могли догадаться, зная, что большинство ваших рейдов оказались безрезультатными.
— Я как-то не задумывался об этом, — откровенно признался Кауфман.
«Признает свои ошибки, значит, это не потерянный для нас человек», — благожелательно подумал о нем Агабек.
— Потрудитесь вспомнить, сколько операций у вас прошли успешно?
— Две! Нет, прошу прощения — три! Вчера нам удалось блокировать лагерь курбаши Палвана. Большая часть басмачей сдалась. Палван и двое его подручных при попытке уйти в горы уничтожены.
— Вы уже разобрали бумаги, захваченные в лагере?
— Нет! Там же целый сундук документации — и всё на английском и арабском языках.
— А документы, захваченные во время предыдущих успешных рейдов?
— Нет, товарищ Агабек, — искренне смутился Кауфман. — У меня просто не было времени, да и в гарнизоне нет знатоков арабского.
— С сегодняшнего дня я займусь изучением захваченных вами документов, — решительно сказал Агабек.
Целую неделю потратил он на изучение переписки басмачей, прежде чем напал на след. В нескольких посланиях курбаши, расписывая свои успехи в борьбе с неверными, по неопытности или неосторожности допустили не только косвенные ссылки на какого-то «правоверного гяура», который своевременно предупреждал их об опасности, грозящей от большевиков, но и прямо называли его Победителем.
«Что же это за Победитель?» — напряженно думал Агабек, мысленно подбирая ассоциации, которые навевало это непростое слово. Курбаши чаще всего упоминали это имя в переписке со своими английскими хозяевами. «На английском слово победа — виктория. Возможно, Победитель — это не кто иной, как Виктор, — мелькнула вдруг шальная мысль. — Было бы удивительно, если бы басмачи кодировали имена своих агентов, в конце концов, не сотрудники же они английской разведки».
На другой день перед Агабеком лежал список пяти Викторов, проходящих службу в гарнизоне. Среди них два были штабными командирами и три — командирами подразделений.
Еще в день прибытия Кауфман, представляя командиру полка бухарского гостя, просил не афишировать его пребывание в гарнизоне, представить его как вольнонаемного специалиста по вооружению, тем более что с последним прибывшим из Бухары караваном в арсенал гарнизона поступили несколько трофейных «льюисов», которые Агабек знал как свои пять пальцев. Имея свободный доступ в штаб и в подразделения гарнизона, обаятельный и общительный чекист, одаривая нужных ему людей сигаретами, узнавал от словоохотливых солдат и командиров все, что хотел, не вызывая никаких подозрений.
Троих Викторов Агабек отсеял сразу же, зная, что один из штабных командиров и два командира кавалерийских взводов прибыли в часть с последним караваном. Оставались два: заместитель начальника штаба Виктор Пафнутьевич Прокофьев и командир комендантской роты Виктор Савельевич Каверин. Не желая предавать гласности свои подозрения до окончательного выяснения личности предателя, Агабек назначил встречу Кауфману.