— Желание гостя на Востоке свято! Прежде чем расстаться, я хотел бы уточнить, как вы устроились? Может быть, подыскать вам жилище рядом с миссией?
— Нет, сэр. Ни в коем случае. Это может вызвать подозрение. Ведь я всего-навсего простой путешественник, ненадолго забредший к своим землякам.
— Хорошо, мистер Эдванс. Если я срочно вам понадоблюсь, скажите советнику Венсону. Если вам надо будет срочно выехать в город, обращайтесь тоже к нему. Я дам на этот счет все необходимые указания.
Глава XX. Афганистан. Кабул. Октябрь, 1924 год
С самого раннего утра в центре Кабула слышны были громогласные звуки труб да заполошные крики глашатаев, извещавших жителей города о празднестве, устроенном эмиром Афганистана — Амануллой-ханом — в честь выпуска афганских офицеров из столичного военного училища.
— Слушайте, люди! — извещали глашатаи. — И не говорите, что не слышали. Наш луноликий господин и благодетель, любимец Аллаха, великий и мудрый повелитель Аманулла-хан проводит смотр учеников военного училища. Избранники Аллаха, успешно сдавшие экзамены, будут по-царски награждены, а нерадивцы жестоко биты…
Накануне Хабард получил приглашение от Амануллы-хана на это знаковое для эмира-реформатора мероприятие и заранее распорядился, чтобы шофер подал автомобиль за час до начала действа. В последнее время, когда отношения Афганистана со своим северным соседом — Советской Россией становились все более и более дружескими и продуктивными, кабульцы самыми различными способами стали высказывать свое пренебрежение к англичанам. Увидев на автомобиле флажок с британским львом, прохожие что-то кричали вслед, грозили кулаками и палками. Пока дело не дошло до побивания камнями — довольно распространенной в Афганистане казни, МИД Афганистана принял решение о сопровождении машины британского посла конным караулом. Как правило, этот караул запаздывал, вызывая у Хабарда постоянное раздражение. Чтобы не опаздывать на протокольные мероприятия, ему приходилось выезжать намного раньше. Кроме этого, Хабард подозревал, что навязанная ему опека преследует далеко идущие цели. Теперь каждая его остановка в Кабуле фиксировалась афганцами, что значительно снижало его возможности для контакта с нужными людьми. И неудивительно, что разведка Амануллы-хана знала о каждом его шаге. Об этом во время нечастых официальных встреч британскому послу тайно сообщали информаторы, служащие при дворе эмира.
С прибытием в Кабул Хадсона-Эдванса Хабард изменил порядок выезда на официальные мероприятия. Секретарь и переводчик, которые всегда были неотлучно с ним в посольском «роллс-ройсе», теперь находились во второй машине вместе с людьми из личной охраны посла. Увеличение кортежа еще на один автомобиль Хабард объяснил реальной необходимостью обеспечения безопасности в условиях возможных выпадов толпы этих, как он говорил, «варваров во плоти».
В 9.00, как и планировалось, в посольском кортеже все заняли свои места. Ждали караул.
Эдванс впервые ехал вместе с Хабардом на протокольное мероприятие и немного волновался. Это было видно лишь по мелким капелькам пота, густо выступившим на его высоком, гладком, без единой морщинки лбу.
— Нам с вами, сэр, сегодня предстоит сделать много дел, и потому я хотел бы обсудить их с вами в хронологической последовательности. После представления эмиру Аманулле-хану и его двору я, прежде чем направиться к отведенной для дипкорпуса трибуне, подойду к эмиру Бухары. В это время вы должны быть в пределах видимости. Я представлю вас и покажу ему. Договорюсь о времени и месте встречи. После торжеств и приема, который эмир дает в честь выпуска офицеров, мы с вами сразу же направляемся в…
— Сэр, — прервал явно затянувшийся инструктаж Эдванс, — нам пора ехать. Караул прибыл.
Хабард, не привыкший, чтобы его обрывали на полуслове, хотел резко осадить зарвавшегося гостя, но, встретив насмешливый взгляд Эдванса, только и смог скомандовать шоферу:
— Вперед!
Когда кортеж британского посла приблизился к резиденции афганского эмира, дворцовая площадь была уже до отказа наводнена жаждущей зрелищ толпой. Стража с трудом сдерживала наплыв любопытных, пытающихся проникнуть поближе к возвышению, где на резном, слоновой кости, троне восседал повелитель Афганистана Аманулла-хан. Ему не было еще и сорока лет, но выглядел он много старше. За последние годы своего царствования он располнел, хотя в окружении придворных, в большинстве своем страдающих неуемным аппетитом, казался даже худощавым.
Эмир был одет в грубошерстный сюртук военного покроя с золотыми эполетами. Грудь его была увешана золотыми и серебряными медалями. Крупную голову венчала каракулевая шапочка цвета вороньего крыла.
Вокруг трона Амануллы-хана разместились визири, министры двора, ближайшие родственники. Придворные эмира услужливо ловили каждый взгляд своего владыки, каждый его жест, и соответственно на них реагировали. Вот Аманулла-хан, увидев среди своих близких ослушника, осмелившегося прийти на высочайший прием в европейском костюме, явно подаренном англичанами, нахмурил свои густые брови и жестко бросил стоящему по правую руку от него визирю:
— Ко мне нерадивца!
Визирь, невзирая на свою полноту, поспешно кинулся через густую толпу, окружавшую эмира, к провинившемуся. Дело в том, что эмир-реформатор запретил своим придворным носить все европейское. «Пусть и знать, и челядь носят одежду, сшитую из ткани нашей отечественной фабрики», — часто повторял Аманулла-хан, тем самым заставляя придворных наполнять казну, а не опустошать ее. Тем же, кто вопреки его указу все-таки пытался натянуть на себя что-нибудь заморское, он устраивал показательные взбучки. Вот и теперь возле трона, в предчувствии очередного действа, взволнованно переговаривались придворные, гадая, какую кару придумает сиятельный эмир сегодня.
Аманулла-хан был в хорошем настроении и потому он не причинил моднику телесных повреждений, просто по его приказу один из придворных вырезал огромными портняжными ножницами кусок ткани из строгого английского костюма и с поклоном постелил его под ноги владыки. Придворный денди, прикрывая голое тело носовым платком, помчался домой, а вокруг трона в это время раздавались восторженные крики:
— Да здравствует великий Аманулла-хан!
— Да процветает царство великого реформатора Амануллы-хана!
Владыка Афганистана спокойно, без особой радости слушал все эти бравурные, льстивые слова, прекрасно понимая в глубине души, что, как только он лишится силы и власти, все эти дворцовые чиновники о нем тут же забудут и с новой силой примутся восхвалять нового эмира. Он был достаточно умен, обладал непреклонной волей и мог предвидеть многие ходы своих политических оппонентов заранее. Наверное, в Средние века Аманулла-хан был бы великим правителем и полководцем, могущим затмить самого Искандера Великого — Александра Македонского. Его многочисленные войска смогли бы исполнить давнюю мечту многих восточных завоевателей, стремившихся захватить богатейшую Индию и наконец-то омочить ноги в Индийском океане.
Но не суждено было ему все это совершить. Зажатый в прокрустово ложе политики между Россией и Англией, Аманулла слишком спешил с реформами, призванными сделать страну сильной и независимой. Все это ему было необходимо для того, чтобы подготовить Афганистан к грядущей войне с добрыми, ненавязчивыми соседями…
Хабард, прибывший на торжество одним из последних, сразу же был представлен эмиру Афганистана.
— Да будут благословенны в веках годы правления Вашего Величества! — смиренно сложив руки на груди, витиевато произнес он.
— Как поживает наш брат, британский король Георг V? — пропустив мимо ушей напыщенные слова посланника, спросил эмир.
— Король Великой Британии Георг V находится в полном здравии, Ваше Величество.
— Не замышляет ли наш брат, британский король Георг V каких-либо действий против нашего народа и государства Афганистан? Я слышал, что ваш министр по делам колоний мистер Черчилль испытывает к нашим реформам некоторую неприязнь…
— Не верьте этим слухам, Ваше Величество, их распространяют враги Великой Британии и Афганистана. Великая Британия всегда видела и видит Афганистан равноправным партнером в международных делах. Я хочу еще раз напомнить Вашему Величеству, что король Великой Британии Георг V всегда рад принять вас в Букингемском дворце и выразить вам свою искреннюю признательность за проводимые на земле Афганистана прогрессивные реформы.
— Мы подумаем о приглашении короля Британии Георга V и подготовим официальный ответ о наших намерениях, — холодно ответил Аманулла-хан и, сделав прощальный жест рукой, отпустил Хабарда.
Сотрудники британского посольства, пришедшие на гостевую площадку позже всех, не видали очередной общественной казни чопорного британского платья и довольно холодного приема британского посла. Но это неведение продолжалось недолго, один из придворных доброжелателей в самых ярких красках обрисовал им произошедшее за несколько минут до их прибытия действо, чем вызвал у англичан искреннее возмущение. Явно выраженное в лицах британцев неудовольствие развеселило Амануллу-хана, который специально подослал к обособленно стоящим англичанам своего придворного сплетника. Это и понятно, ведь он просто не переносил их чуть-чуть прикрытой снисходительности по отношению ко всему афганскому. Обычно Аманулла злился, видя раздувающихся от важности британцев, манеры которых выдавали презрение господ, не стесняющих себя в присутствии людей низшей расы, и когда настроение британцев по каким-то причинам портилось, он испытывал радостное удовлетворение. Вот и сегодня, видя плохо скрываемое раздражение британского посла после официального и довольно холодного разговора с ним, а также плохо скрываемого возмущения его подчиненных, повелитель с чувством полного удовлетворения откинулся на спинку трона.
Аманулле-хану было намного проще общаться с русским посланником, который был естественнее, живее, чем европейцы. Он вспомнил, как незадолго до прибытия англичанина советский посланник в Кабуле Леонид Николаевич Старк сообщил ему радостную весть о том, что советское руководство положительно решило его просьбу о дружественном визите в Советский Союз в ходе предстоящего европейского турне. Но самое важное советский посол сообщил ему по секрету — через несколько месяцев в Кабул прибудет авиаэскадрилья, в составе которой будут не только советские авиаторы-инструкторы, но и афганские летчики, которых русские к тому времени обещают научить не только летать на самолетах, но и разбираться в технике. Это воспоминание вызвало у повелителя прилив радости и силы. Незаметно потянувшись, он с интересом окинул взглядом дворцовую площадь. Людское море шумело и переливалось в ожидании интересного зрелища.