н. Он может быть полезным нам лишь в качестве советчика, который спит и видит, как бы незаметно насолить своему суверену. Что еще можно сказать о слабостях опального эмира? — Хабард задумался.
— О главной его слабости я догадываюсь, сэр, — улыбнулся Эдварс. — Это, конечно же — деньги. По своему опыту знаю, что все восточные владыки падки на золото.
— Вы правы, сэр. Но эмир Бухары любит еще и женщин. На пополнение своего гарема он тратит, наверное, не меньше, чем на «священную войну» против неверных. Я слышал от своих людей, что у эмира в гареме около семидесяти жен и наложниц. Это можно только представить — семьдесят ленивых, злых, истеричных, изнывающих от обжорства и безделья молодых красивых женщин, живущих ради нескольких минут встречи с одним-единственным мужчиной, с которым, надо признать, большинство из них не встретится никогда.
Глава XXI. Афганистан. Калаи-Фатуме. Октябрь, 1924 год
Обычно блистательный эмир Бухары принимал своих ближайших советников и доверенных соглядатаев в небольшом помещении, под самым потолком которого находилось единственное окно, через которое в богато украшенную коврами комнату струился приглушенный толстыми шторами свет. Эмир любил проводить здесь время, когда нужно было что-то не торопясь обдумать или просто отвлечься от повседневной мирской суеты. Здесь он принимал и важные, порой судьбоносные решения, которые своей мудростью и величием зачастую оставляли глубокие отметины на нескончаемой дороге вечности.
Сидя в удобном мягком кресле, в самом углу своего тайного убежища, куда даже летом редко заглядывало солнце, эмир предавался сладострастным мечтам о предстоящей встрече с цветком гор, маленькой дикаркой Юлдыз.
«После заточения в башне скорби и не такие, как она, были готовы мне пятки лизать», — мстительно думал эмир, вспоминая свой недавний конфуз с новой наложницей.
Еще утром он отдал распоряжение главному евнуху подготовить Юлдыз к их второй встрече.
— Если эта горная серна посмеет вновь не повиноваться мне, своему хозяину, я велю разжаловать тебя в конюхи. Лошади менее строптивы. — И он весело рассмеялся свой шутке.
— Слушаю и повинуюсь, — пятясь к тайной двери за ковром, пропищал тонюсеньким голоском евнух.
А накануне утром вякиль двора[4] передал эмиру срочное письмо с просьбой об аудиенции.
Прочитав послание, повелитель поморщился. Очень не любил он заниматься сразу несколькими делами в один день. Но содержание и тон записки был уж очень интригующим. Один из его дальних родственников работал в МИДе Афганистана и иногда, конечно же за большие деньги, поставлял Его Величеству конфиденциальную информацию. Вот и в этом письме он иносказательно писал о том, что в Кабуле и на границе с Советами происходят важные события, могущие повлиять на дальнейший ход войны с неверными.
Эмир назначил аудиенцию на послеобеденное время. И вот теперь с нетерпением ждал своего тайного агента. О предстоящем визите знал только он да вякиль. Ковровая комната, в которой эмир обычно принимал своих доверенных людей, была устроена так, что войти в нее можно не только из внутренних покоев, но и с улицы. В высокой глинобитной стене, окружающей дворец, в одной из малозаметных ниш была неприметная калитка, окованная железом. Только самые верные ему люди знали секрет двери и то, куда ведет узкий и темный проход за ней. Правда, даже они не догадывались о других предназначениях ковровой комнаты. Стараниями древних зодчих это была не только тайная канцелярия эмира, но и место, где он мог без свидетелей или наградить кого-то из своих наиболее удачливых соглядатаев, или, разгневавшись, отправить к праотцам тех из них, кто не выполняет царскую волю беспрекословно, точно и в срок. Здесь же, в присутствии эмира, допрашивали его самых ненавистных врагов.
После сытного и обильного обеда прохлада и полумрак комнаты навевали дремоту, и вскоре эмир уже блаженствовал на нежных пуховиках счастья. Ему снилось, как он в прозрачных розовых одеждах спускается в свой, поистине райский питомник наслаждения и радости. Там его с нескрываемой радостью встречают жены и наложницы, цепляются за одежду, умоляют его сорвать цветок любви из трепещущих бутонов их ласкающих, сладких губ, но он непреклонен. Ни на мгновение не задерживаясь, он на крыльях счастья мчится к ней, к той единственной и неповторимой молоденькой горянке. А она, звезда его страстных дум и чаяний, покорно стоит у дверей сладострастия и манит, манит его за собой в святилище чистой любви и блаженства. Вот на пол падают ее прозрачные покровы, и перед эмиром, во всей своей несказанной красе предстает та, которая еще совсем недавно отвергла его и даже покушалась на его жизнь…
— Ваше Высочество, — голосом вякиля неожиданно сказала она, — ваш родственник Челим-бек просит разрешения войти…
Эмир с трудом сбросил с себя дурман сладострастного сна и с еле скрываемым недовольством произнес:
— Вечно ты своей поспешностью отрываешь меня от важных дум. Когда-нибудь я прикажу нукерам, чтобы они будили тебя среди ночи всякий раз, как увидят на твоем лице покрывало блаженства. Тогда ты, может быть, поймешь, что к чему…
Вякиль рухнул перед эмиром на колени и, стряхивая своей реденькой бородкой прах с его ног, плачущим голосом забормотал слова извинения.
— Ладно, приведи ко мне моего любимого Челим-бека.
Вякиль подошел к противоположной стене и тут же исчез за ковром, скрывающим потайную дверь.
Вскоре ковер чьей-то уверенной и сильной рукой был отодвинут в сторону, и на пороге возник среднего роста, сухощавый, с тонкими чертами лица человек, на лице которого застыла льстивая улыбка. Приблизившись к эмиру, он, как требовал этого этикет, трижды склонился в низком поклоне и лишь после этого облобызал его протянутую длань, все пальцы которой были сплошь унизаны драгоценными перстнями.
— Говори, — нетерпеливо приказал эмир.
— Ваше Высочество, да будут годы твоей жизни благословенны, у меня сегодня для Вас две важные новости. Одна плохая, другая хорошая. С какой из них начинать?
Эмир явно не ожидал такого поворота событий и потому сразу не нашелся что ответить. Он молчал, усердно перебирая свои любимые, созданные из небесного камня — лазурита, четки.
— Начни с плохой, — неожиданно заявил он.
— Совсем недавно большевики захватили остров Урта-Тугай, что на Амударье.
— О Аллах! Это тот остров, где были сосредоточены все наши запасы оружия и боеприпасов, представленные англичанами для похода на Бухару?
— Да, Ваше Величество, именно тот.
— Но как все это могло произойти без ведома моего брата Амануллы-хана?
— Случилось то, что случилось. Советы уже неоднократно обращался к Вашему брату эмиру Аманулле-хану с просьбой оградить приграничные земли от нападений из-за границы. Афганцы, верные своему долгу помогать братьям по вере, как можно дольше затягивали ответы на эти заявления. Так и не дождавшись от афганского правительства решительных действий по отношению к воинам ислама, Советы захватили остров, арестовали представителей местной власти, а затем объявили Урта-Тугай присоединенным к СССР. Даже голосование организовали. Конечно же, все население острова высказалось за присоединение к Советам. По имеющимся у меня данным, весь этот переворот — чистая инициатива руководства Туркестана. Главный большевик в Средней Азии считает, что в Москве учтут свершившийся факт и, конечно же, в конце концов поддержат захват стратегически важного для Советов острова.
— А как отреагировало на это правительство Амануллы-хана, нашего брата?
— Пока что принято решение предъявить Советам ноту протеста.
— И это все?
— Нет. Военному министру поставлена задача специально экипировать и подготовить несколько батальонов сарбозов для дефилирования по улицам Кабула у здания посольства и консульства СССР. Пусть знают, что Афганская армия всегда в боевой готовности и готова остановить любого, даже самого сильного врага.
— А что-либо более действенное против Советов афганское правительство предпринимать планирует?
— Нет. Ведь вы, Ваше Величество, прекрасно знаете, что пока у Афганистана с Советами отношения хорошие, Аманулл-хан может рассчитывать на финансовую и военную помощь. Кроме того, у всех еще в памяти Хостинское восстание, которое удалось подавить лишь благодаря своевременной помощи оружием, боеприпасами, аэропланами и бомбами со стороны Советов. Так что Аманулле-хану пока просто невыгодно прерывать с Москвой дружественные отношения…
Челим-бек закончил говорить, и в комнате воцарилась звенящая тишина.
— А какую хорошую новость ты мне принес? — с нескрываемой надеждой в голосе спросил эмир.
— А хорошее для вас известие заключается в том, что англичане намерены активизировать свою помощь борцам за истинную веру. Недавно у меня был конфиденциальный разговор с советником английского посла — Венсоном. Так вот, англичанин заявил, что в одной из британских колоний снаряжается большое судно с оружием и боеприпасами, которое в самое ближайшее время должно прибыть в Бомбей. Оттуда уже караванными путями через Индию и Афганистан оружие будет доставлено к границе. На все это уйдет где-то около месяца…
— Зачем мне оружие? Ведь я уже не раз говорил, что нам нужны деньги, и только деньги. С ними мы сможем купить оружие и боеприпасы в любом месте.
Эмир вскочил с кресла и принялся мерить комнату своим мелкими, по-лисьи мягкими шагами. Было видно, что и вторая весть не вызвала у бухарского владыки особой радости.
— Ваше Величество, я сказал Венсону то же, что и вы.
— Ну и какова же была его реакция? — Остановившись рядом с Челим-беком, эмир с нескрываемым любопытством ждал ответа.
— Он обещал, что деньги будут, и даже очень скоро. Часть из них должна поступить от вице-короля Индии, часть из бюджета английской разведки.
— Опять обещания! Эти британцы, словно скорпионы, хотят уколоть русских и в то же время боятся потерять своё смертельное жало.