Вот группа купцов, судя по одежде только что прибывших издалека, возбужденно обсуждают поборы, которые ввели на севере Афганистана моджахеды, предводительствуемые Повелителем Локая Ислам-беком. Призывая на их головы кару небесную.
«Вот и тема для разговора с советниками афганского эмира», — сделал для себя первую зарубку на память Агабек.
В другом конце базара, там, где кочевники-пуштуны продавали скот и своих знаменитых скакунов, шел спор племенных князьков, которые на чем свет стоит кляли реформы Амануллы, жаловались на непосильный налоговый гнет и ругали армию, которая не защищала их стада от набегов кочевников из соседней Индии. Наиболее смелые из них призывали к созданию независимого Пуштунистана.
«А об этом, после тщательной проверки, можно написать в отчете», — сделал следующую памятную зарубку Агабек.
Так, переходя от одной группы покупателей и торговцев к другой, к полудню он узнал обо всем, что творилось в Афганистане, о том, что людей больше всего интересовало и беспокоило, к чему призывали народ сторонники и противники существующей власти.
Особенно шумно обсуждалось во всех концах базара разбойничье нападение на купеческий караван, направляющийся из Индии в Кабул. Вооруженные бандиты встретили купцов на окраине города и почти что на глазах у перепуганных полицейских всех их ограбили. Толпа разгневанных трусостью полиции купцов, выкрикивая проклятия на головы разбойников и угрожающе размахивая руками, двинулась к зданию городского полицмейстера.
Проводив взглядом шумную толпу, Агабек внимательно огляделся по сторонам и, уверившись в том, что поблизости соглядатаев нет, смело направился к лавкам кожевников.
Застоявшийся кислый и тяжелый запах кож сразу же резко ударил в нос, как только Агабек отдернул висевшую на шесте бычью шкуру, закрывающую вход в небольшую, малоприметную лавку. Оказавшись среди штабелей бараньих шкур, он увидел в полумраке человека, разбирающему свой товар, и направился к нему.
— Салям алейкюм, — приложив правую руку к груди, приветствовал торговца Агабек.
— Алейкюм ассалям, — обрадовался возможному покупателю хозяин лавки. — Какие шкуры интересуют саиба? — кланяясь и всячески извиваясь от желания услужить, спросил торговец.
— Мне бы что-нибудь из готовой продукции, — ответил Агабек, с интересом разглядывая выставленные на прилавке кожаные сапоги и ичиги. Ничего не выбрав, он посетовал: — К сожалению, моего размера нет. Но я слышал, что у вас работает искусный сапожник.
— Азиз-бек! — позвал лавочник.
— Слушаю, хозяин. — Из лабиринта сложенных в штабеля шкур вынырнул среднего роста мужчина в длиннополой серой рубахе. На ногах его красовались начищенные до блеска желтые сапожки.
— Саиб хочет заказать сапоги из самой лучшей кожи, — льстиво улыбаясь, сказал торговец.
— Хорошо, — ответил сапожник и, сделав Агабеку знак следовать за ним, направился в глубину кожаного лабиринта.
Забравшись в самый дальний угол, освещенный тусклым светом закопченной керосиновой лампы, Азиз-бек остановился и, обернувшись к Агабеку, тихо шепнул:
— Здравствуйте товарищ Иванов!
— Здравствуйте, дорогой мой! Я вижу, вы неплохо обжились у своего родственника, — удовлетворенно сказал Агабек.
— Просто я немного подучился у настоящего афганского мастера, — радостно сообщил Азиз-бек, — а дядя и англичанин Хадсон, который недавно объявился в Кабуле, сделали мне неплохую рекламу. Я уже дважды был в Английском посольстве. Три сотрудника заказали мне кожаные краги, — похвалился он. — Видел ханум, — добавил сапожник, хитро улыбнувшись.
— Ну и как там она? — с деланым равнодушием спросил Агабек.
— Мы перекинулись лишь двумя словами. Я понял, что она живет в посольском городке, работает переводчиком.
Внезапно услышав шорох, Агабек насторожился.
— Никто нас здесь не подслушает? — спросил он, прислушиваясь.
— Нет, товарищ Иванов, — уверенно промолвил Азиз-бек. — Вокруг — штабеля кож. Незамеченным сюда просто не пробраться.
— Вы не обговорили с ханум вопросы связи? — спросил, возвращаясь к прерванной теме разговора, Агабек.
— Нет. Но через три дня я понесу в посольство готовые краги и могу переговорить с ханум. Кстати, в прошлый раз она намекала, что не прочь заказать у меня ичиги.
— Вот и прекрасно, — удовлетворенно промолвил Агабек, — скажете ей, что я здесь и что, если у нее есть интересующая нас информация, пусть передаст устно. Предупреди, чтобы она не делала никаких записей.
— Будет исполнено, товарищ Иванов
— И еще. Мне кажется, что здесь не самое лучшее место для наших встреч и тем более для общения с женщиной. Поэтому я рекомендую вам открыть сапожную мастерскую где-нибудь в густонаселенном районе Кабула. Если есть необходимость, я помогу деньгами.
— Нет, — запротестовал Азиз-бек, — в этом необходимости нет. Дядя, видя, что количество заказов растет, сам предложил, на паях с ним, открыть такую мастерскую.
— Я рад, что все у вас идет хорошо! — похвалил сапожника Агабек. — Обживайтесь, ищите верных друзей. Я думаю, что среди купцов вы уже завели знакомства.
— Да! У меня много друзей из тех, кто поставляет на базар кожи.
— А в Бухару кто-то из них ходит?
— Есть знакомый контрабандист, который почти каждый месяц бывает в Бухаре.
— А это надежный человек?
— Я покупаю у него кожи дороже, чем другие. Он очень дорожит моей дружбой.
— Это хорошо! Мне надо переправить записку одному хорошему человеку в Бухаре.
Агабек объяснил, куда надо доставить и кому вручить шифрованную записку, в которой он назначал Темир-беку встречу уже в Кабуле.
Азиз-бек заверил, что все будет сделано, как надо.
— Ну что ж, — подвел итог встречи Агабек, — вы, уважаемый Азиз-бек, прекрасно поработали. — И, вытащив из-за пазухи тугой кожаный мешочек, он отсыпал сапожнику кучку серебряных монет.
Искренне поблагодарив гостя за проявленную щедрость, Азиз-бек запоздало спросил:
— А сапоги-то заказывать будете?
— Шейте, только из самой лучшей кожи.
— Обижаете, товарищ Иванов, — улыбнулся сапожник и, вытащив из шкафчика необходимые инструменты, быстро и умело произвел обмер ступни. — Через три дня будут готовы! — уверенно сказал он.
С базара Агабек, воспользовавшись своевременно подвернувшейся двуколкой, направился в другой конец города. Сунув кучеру рупию, он приказал ему гнать коня во всю прыть. Вскоре справа и слева от дороги, вместо глинобитных домишек, прячущихся за высоким, казалось, единым для всех дувалом, начали попадаться отдельно стоящие одно-двухэтажные коттеджи городской знати, с непременными палисадниками и парками. Агабек, попросив возницу придержать коня, соскочил на ходу с двуколки и, оказавшись под сенью соснового парка, огляделся. Не обнаружив ничего подозрительного, он уверенно направился к двухэтажному особняку, огороженному высоким железным забором. Подойдя к калитке, выходящей в парк, Агабек несколько раз дернул за кольцо. Дверь дома сразу же открылась, и к калитке выбежал слуга. Отворив металлическую решетчатую дверь, он сказал, низко поклонившись:
— Мамед-хан с нетерпением ждет, саиба!
С Мамед-ханом Агабек познакомился на приеме в честь принятия Амануллой-ханом титула падишаха. Будучи помощником министра внутренних дел, Мамед-хан был ярым приверженцем реформ, проводимых Амануллой, и поэтому открыто ненавидел всех, кто не верил в прогресс и явно или тайно выступал против начинаний Амануллы. Военный атташе Ринк, знавший афганца уже не один год, аттестовал его так:
— Чиновник по особым поручениям самого министра внутренних дел. Ненавидит англичан. Лучший друг русских, хотя имеет свое мнение по отношению к коммунистам. Обладает широкими связями в правительстве и обширной информацией по самым разным вопросам, кроме военных. Любит деньги и женщин.
— Да это же настоящая находка! — воскликнул Агабек. — А что же вы его сами не хотите использовать?
— Мамед-хана, после того как Аманулла назначил военным министром человека из другого клана, теперь и близко не подпускают к военным секретам. Так что он мне без надобности. Мало того, общение с ним может мне только навредить. Межклановые распри при дворе падишаха с каждым годом только обостряются. А этот чинуша уже второй раз за вечер подбивал ко мне клинья. С трудом увернулся от его слащавых объятий.
— Здравствуйте, товарищи! — на ломаном русском языке произнес улыбающийся во все лицо среднего роста афганец в парчовом халате, перетянутым широким кожаным поясом с золотой бляхой.
— Салям алейкюм, уважаемый Мамед-хан, — приветствовал его Ринк. — Я хочу познакомить вас с моим товарищем, недавно прибывшим из России. Думаю, что вы найдете для разговора много общих тем. Знакомьтесь — это Рахимбай! Прошу любить и жаловать.
— Салам алейкюм, уважаемый Мамед-хан, — сложив руки на груди, приветствовал афганца Агабек. — Хубасти, джурасти, бахарасти, — перешел он на пушту.
Мамед-хан ответил, и вскоре они, забыв о военном атташе и других участниках приема, что-то возбужденно обсуждали почти до самых фанфар, известивших об убытии Амануллы в резиденцию афганских правителей. Разговор вертелся вокруг активизации деятельности англичан в Индии и других, соседних с Афганистаном странах, об их военной помощи шайкам разбойников, выступающим против правительства. Агабек, заведя обширные знакомства среди кабульской знати, неплохо разбирался в хитросплетениях афганской внутренней и внешней политики, а потому в лице чиновника министерства внутренних дел сразу же нашел искреннего соратника.
Зайдя вслед за слугой в дом, Агабек сразу же попал в объятия радушного хозяина. Обменявшись приветствиями, они направились в просторный зал, обставленный хозяином на европейский манер. Вместо традиционных ковров пол залы был застелен однотонным серым паласом, стены украшали европейские гобелены, изображающие природу, окружающую средневековые замки. Посредине стоял длинный стол, вокруг которого стояли стулья с высокими спинками. У окон расположились кожаные диваны и кресла. С гордостью показав вс