— Недавно Его Высочество назначил меня своим адъютантом, — с нескрываемой гордостью похвалился Темир-бек.
— О! — удивился Агабек. — Значит, теперь у нас будет информация о планах эмира из первых рук. В связи с этим я хочу особо отметить, что сведения, которые вы передавали с помощью Худайберды, во многом способствовали и способствуют искоренению басмачества не только в Бухаре, но и во всем Туркестанском крае. За это вам огромное спасибо. Но сегодня нас больше всего интересуют факты тайного сотрудничества эмиров Афганистана и Бухары. Имея на руках подлинные документы, руководство РСФСР будет по-другому строить взаимоотношения с нашим соседом. Так что главная задача на сегодня — факты, говорящие о заговоре эмиров.
— А не случится ли так, как получилось с письмом эмира к падишаху, которое я передал Худайберды, а через месяц увидел напечатанным в журнале «Новый Восток»? — неожиданно спросил Темир-бек.
Агабек ожидал этого вопроса и потому подготовился к нему заранее.
— Решение об этой публикации принималось в Бухаре, и потому я никаким образом не мог на него повлиять. Люди, которые допустили эту оплошность, уже в Бухаре не работают. Я со своей стороны обещаю, что больше ни одного документа, хотя бы косвенно компрометирующего вас, оглашено не будет. Во всяком случае, до тех пор, пока вы мы будем работать вместе.
— Я вам верю, товарищ Агабек. Но знаете… — Темир, не закончив, замолчал, словно не желая продолжать неприятный для него разговор.
— Если вы мне верите, то договаривайте до конца! — нахмурился Агабек.
— Мне кажется, что после той публикации один очень важный сановник эмира меня в чем-то заподозрил. Мне кажется, он стал следить за мной. Да и эмир в последнее время мне меньше доверяет. Вот уже несколько раз важные документы, которые раньше в канцелярию заносил я, эмир передавал лично начальнику канцелярии.
«Черт побери! Я же предвидел это», — чертыхнулся про себя Агабек. Он тут же вспомнил неприятный разговор с начальником иностранного отдела ОГПУ Трилиссером, который после публикации в журнале письма эмира сразу же вызвал в Москву Лациса и в его присутствии начал гневно распекать того за допущенный прокол.
— Я хочу верить, — сказал в конце разговора Трилиссер, — что это с вашей стороны всего лишь грубый просчет, говорящий о вашем непрофессионализме, а не о вредительстве. Скажу прямо, если от этого пострадает наш агент, то вам не сносить головы.
Прощаясь, Трилиссер посоветовал Агабеку, исходя из местных условий, организовать своему агенту надежное прикрытие.
— А кто конкретно вас подозревает? — после продолжительной паузы спросил Агабек.
— Чиновник по особым поручениям Гулям-Наби-хан.
— Я думаю, нам с вами необходимо как-то устранить этого человека с нашего пути, — уверенно сказал Агабек. — Есть ли у вас во дворце надежные люди?
— Нет. В большинстве своем в Калаи-Фатуме находятся только самые доверенные люди эмира, которые, бросив все, пошли за ним в изгнание, — с нескрываемой досадой в голосе ответил Темир-бек.
— Ну что ж, это не беда! — неожиданно бодро воскликнул Агабек. — У меня такой человек есть. Это садовник Мавлави.
— Не может быть! — испуганно воскликнул Темир-бек. — Он же на Пир-Али-хана работает.
— На какого Пир-Али-хана? — искренне удивился чекист.
— Арабского путешественника, который вот уже больше двух недель ублажает слух эмира рассказами об Аравии.
— С этого места, пожалуйста, поподробнее…
— Недели две с половиной назад ко мне в приемную позвонил офицер охраны и сказал, что какой-то араб хочет передать письмо самому эмиру. Я, помня предупреждение Его Высочества о том, что он с нетерпением ждет письма от английского посла Хабарда, встретил посланца и проводил его сначала в тронный зал, а затем в кабинет эмира. Разговаривали они довольно долго, не менее трех часов, после чего эмир приказал разместить гонца в комнате для гостей. Интересно, что этот путешественник свободно гуляет везде, где ему вздумается, и со всеми заводит непринужденные беседы. Несколько раз я видел его беседующим с садовником, который, по всей видимости, очень хотел ему угодить. Постоянно заискивал перед гостем, в общем, привязался к нему, как собачонка.
— А что представляет собой этот араб?
— Невысокого роста, стройный, моложавый человек. Можно сказать, красавец. Мне кажется, что, несмотря на свободное владение местными языками, коричневый загар и восточную одежду, это европеец.
— Что-то похожее на вашего араба я уже видел! — воскликнул Агабек. — Азиз-бек, — позвал он.
Створка ковра отошла в сторону, и на пороге появился сапожник.
— Слушаю вас!
— Принесите фотографию, которую я вам дал для распространения среди полицейских.
Хозяин подошел к шкафу и, немного порывшись в нем, вытащил фотографию. Смахнул с нее пыль и тут же протянул Агабеку.
— Вам никого этот портрет не напоминает? — протянул он Темиру фотографию.
— Да это же тот самый араб, Пир-Али-хан! — удивленно воскликнул Темир-бек.
— Это не Пир-Али-хан, а английский разведчик Эдванс! Мы его в Кабуле ищем, а он в Калаи-Фатуме, оказывается.
— Ну, тогда все становится на свои места, — удовлетворенно сказал Темир-бек. — Только этим можно объяснить его свободное хождение по всему дворцу и продолжительные беседы с эмиром. Интересно, о чем они там толкуют?
— Плетут очередную шпионскую сеть против нас, — уверенно заявил Агабек. — Ну что ж, мы о них знаем, а они о нас нет. Значит, у нас есть возможность нанести упреждающий удар, — загадочно улыбнулся чекист. — Скажите, уважаемый Темир, вы не наблюдали в последнее время чего-то подозрительного в поведении этого англичанина, эмира и его ближайших сановников?
— То, что садовник как-то связан с лжепутешественником, я уже говорил, — задумчиво сказал адъютант эмира. — А вот еще — недавно мне в руки попал распечатанный конверт, который эмир передал мне лично, попросив как можно быстрее ознакомить с его содержанием Ислам-бека, а когда я собрался в дорогу, он неожиданно изменил свое решение, сказав, что пошлет другого посланника, что я ему здесь нужнее.
— И что было в этом письме?
— Эмир ставил Ислам-беку задачу связаться с одним из своих оставленных в Бухаре агентов — Джума-беком — и передать ему повеление эмира, чтобы тот в течение недели со дня получения приказа совершил диверсию на бухарском вокзале. Надо немедленно сообщить об этом нашим товарищам в Бухару, чтобы они задержали этого гада! — взволнованно произнес Темир-бек. — Могут пострадать невинные люди.
— Не торопитесь, — осадил его чекист. — Здесь надо все хорошенько обдумать. Что еще необычного вы можете вспомнить?
— Еще до того, как отправлять меня с письмом к Ислам-беку, эмир поочередно вручал мне такие же, только запечатанные конверты, для передачи четырем высшим чиновникам своего двора, в том числе и для моего недруга — Гулям-Наби-хана.
— И вам удалось прочитать их содержание? — нетерпеливо воскликнул Агабек.
— Я смог вскрыть и прочитать только одно, которое потом передал в руки чиновнику по особым поручениям — Гулям-Наби-хану. И что интересно, это письмо тоже было адресовано Ислам-беку. Эмир ставил моему названому отцу задачу связаться с одним из оставленных в Бухаре агентов — Ахмад-ханом, чтобы тот в течение недели со дня получения приказа совершил диверсию в общежитии бухарских пролетариев. Басмачи должны были подготовить для этого адскую машинку. Об этом тоже необходимо немедленно сообщить в Бухару.
— Вы правы! Об этом басмаческом прихвостне Ахмад-хане я немедленно сообщу нашим.
— А о Джума-беке? — удивленно взглянул на чекиста Темир-бек.
— О нем пока повременим. А то там, не разобравшись как следует, арестуют кого надо и кого не надо. А мы должны бить наверняка!
Видя искреннее недоумение, появившееся на лице Темира, Агабек пояснил:
— Я уже сталкивался с такими письмами. Это давно испытанный белогвардейцами прием. Когда из штаба белых происходила утечка информации, контрразведчики, как правило, устанавливали круг подозреваемых и передавали через каждого из них приказы, документы или письма, в которых были указаны имена конкретных людей, якобы задействованных в операциях против Красной армии. В зависимости от того, кого из этих агентов мы арестовывали, они и находили в своем штабе нашего разведчика. Правда, это не всегда срабатывало. Все зависело от того, кто раньше разгадает и передаст информацию своим. Вот и сейчас, я уверен, Эдванс пошел по испытанному пути белогвардейской контрразведки. И этому я нисколько не удивляюсь. Работая в тылу Добровольческой армии Корнилова, я не раз сталкивался с агентами английской разведки. Скажу откровенно, ни один из них от меня тогда не ушел, — гордо признался он. — И Эдванс этот не уйдет.
— Что же мы будем делать? — спросил Темир-бек.
— Прежде всего необходимо навести подозрение на вашего недруга.
Агабек задумался.
— Расскажите все, что вы знаете об этом Гулям-Наби-хане, — неожиданно попросил он.
— Это чиновник по особым поручениям. Наиболее доверенный человек эмира, который верой и правдой служит ему вот уже больше двадцати лет. Недавно я узнал, что в Бухаре он был очень богатым человеком, имел двухэтажный кирпичный дом и даже свой небольшой гарем. Незадолго до революции он взял в наложницы молоденькую красавицу Хадичу, в которой души не чаял. Когда пришлось драпать за границу, он, выполняя повеление эмира, взял с собой только законных жен. Хадича осталась в Бухаре. И вот теперь он тайно с ней переписывается.
— Это упрощает дело, — удовлетворенно промолвил Агабек. — Я поставлю садовнику задачу, чтобы он подкинул чиновнику записку с просьбой встретить у забора ночью тайного гонца с письмом его возлюбленной Хадичи. Он обязательно клюнет на это. А садовник, в свою очередь, проинформирует о его ночном похождении Эдванса.
— А садовник надежный человек? — спросил Темир.
— Азиз-бек! — позвал сапожника Агабек. Когда тот появился, он спросил: — Вот мой дру