г спрашивает, надежный ли человек садовник?
— Не беспокойтесь, саиб. Мавлави — мой дальний родственник. Он уже второй год работает на меня и за это время не разу не подвел.
— А вы знаете, что он на побегушках у английского резидента?
Сапожник удивленно взглянул на чекиста.
— Арабский путешественник Пир-Али-хан, о котором Мавлави вам недавно докладывал, оказался английским разведчиком, — пояснил Агабек. Он тут же написал записку и, передав ее хозяину явки, сказал: — Передайте Мавлави. Пусть завтра же подбросит ее в кабинет Гулям-Наби-хана. После этого ночью пусть проследит за ним, а утром доложит об этом своему английскому визави. И еще. Передайте по эстафете, чтобы как можно скорее арестовали эмирского заговорщика Ахмад-хана, проживающего в Бухаре.
— Будет сделано, саиб!
Подождав, пока сапожник скроется за ковром, Агабек удовлетворенно произнес:
— Ну что ж, можно сказать, что половину дела мы сделали… Теперь о вашей дальнейшей работе. Как я уже говорил, нам необходима информация о всех случаях помощи бухарскому эмиру и басмачеству со стороны не только Амануллы, но и англичан. Для этого вам надо, по возможности, завязать дружбу с Эдвансом и с чиновниками падишаха…
— Я уже познакомился с афганским консулом Закир-Шахом и даже уговорил его оказывать посильную помощь воинам ислама, — сообщил Темир.
— Ну, о таком знакомстве я и не мечтал, — искренне удивился Агабек. — Постарайтесь как можно чаще поддерживать с ним контакты. Из него можно выудить немало нужной нам информации. Было бы неплохо ближе познакомиться с его людьми в Ташкенте. Кто-то ведь там на него работает. На всякий случай, для более оперативной связи, я дам вам адрес явочной квартиры и пароль для связи с товарищем Белоконем. Этому человеку вы можете полностью доверять.
Агабек написал на листочке бумаги адрес и пароль. После того как Темир-бек все это запомнил, он сжег бумагу и развеял пепел по комнате.
— Следующая наша встреча через месяц здесь. Если надо будет сообщить что-то срочное, закажите у сапожника женские ичиги. Я буду знать, что вы вызываете меня на связь. Через два-три часа я буду на месте. Удачи вам, уважаемый Темир-бек. — Агабек крепко пожал джигиту руку и, полуобняв за плечи, подтолкнул его к выходу.
Глава XXVI. Ташкент. Ноябрь, 1924 год
В кабинете Генерального консула Закир-Шаха, расхаживающего в расшитом алыми драконами шелковом халате от камина к столу, накрытому для завтрака, только что прибывший из Афганстана Темир-бек. Он, в пропыленном в дальней дороге чапане, ловко скрученная чалма лежит рядом на столе, между серебряным блюдом с фруктами и горкой пышущих жаром лепешек. Собеседники чем-то возбуждены. Закир-Шах, взволнованно жестикулируя, явно оправдывался, а его гость, сверкая черными как угли глазами, что-то ему доказывал.
— Эмир Бухары требует от вас только самой достоверной информации о реальном положении дел на фронтах борьбы с Советами. И он вправе это требовать, так как платит за это золотом.
— Но, уважаемый Темир-бек, все сведения получены мной от самых верных людей, которым я доверяю так же, как себе. И если у вас появился повод усомниться в компетентности моих источников, позвольте я перепроверю их информацию, но на это потребуется не меньше десяти дней.
— Мой повелитель не может столько ждать, ведь скоро начнется поход на Бухару, и воины ислама должны знать все о расположении и численности красноармейцев. Его величество сравнил ваши и имеющие у него данные, в результате чего получилось, что за полгода большевики не понесли никаких ощутимых потерь, в то время как самые достойные и уважаемые военачальники в своих отчетах неоднократно сообщали о своих значительных победах…
— Но, может быть, военачальники выдают желаемое за действительное? — неожиданно заключил консул.
Темир разыграл роль обиженного незаслуженным подозрением ревнителя ислама. Вскочив на ноги, он воздел руки небу и быстро зашептал слова молитвы:
— О Аллах, Всемилостливейший, Всемилосерднейший, пошли кару небесную на головы тех, кто сомневается в честности и неподкупности воинов ислама. Я бы посоветовал вам, достопочтенный Закир-Шах, взвешивать свои слова на весах осторожности и никогда больше не клеветать на военачальников Великого эмира Бухары…
— Но что же мне делать?
— Постараться перепроверить данные хотя бы дней за пять, пока я навещу своего названого отца.
— Но это же практически невозможно сделать!
— Тогда возвратите деньги и получите свою расписку обратно. Но учтите, что в таком случае обращаться к вам за помощью мы больше не будем.
— Хорошо, — сдался Закир-Шах, — я сделаю все так, как вы требуете. Но прошу передать эмиру, чтобы он увеличил размер моего вознаграждения.
— Хорошо, если все будет сделано быстро, точно и в срок, то вы можете надеяться на более увесистый мешочек с золотом.
Темир-бек понимал, что ставит афганского консула в безвыходное положение. Ведь и в самом деле было просто нереально за такое короткое время выйти на связь со всеми своими агентами для того чтобы поставить им дополнительные задачи и потом все перепроверенные сведения собрать. Значит, консулу придется действовать почти в открытую. Организовав тщательное наблюдение за дипломатом, можно было запросто выйти на его агентурную сеть. И еще, осуществляя этот рискованный ход, Темир подумал и о том, что может всучить сребролюбивому дипломату дезинформацию, которая могла стать еще одним существенным препятствием для намеченного эмиром похода на Бухару. Но это потом. Сейчас главное — не упустить связи консула со своими людьми. А в том, что у него есть возможности экстренного вызова агентов на связь, Темир нисколько не сомневался.
Только получив положительный ответ, Закир-Шах перестал мерить своими длинными, как у цапли, ногами просторный кабинет, удовлетворенно уселся в мягкое кожаное кресло и радушном жестом предложил раннему гостю перекусить с дороги.
— Спасибо за угощения, но у меня еще очень много дел в Ташкенте. Дней через пять я снова буду у вас. Прощайте.
От консула, немного поплутав по грязным, узеньким улочкам Ташкента, Темир направился на явочную квартиру начальника Бухарского отдела ОГПУ Белоконя, который год как сменил Лациса, убывшего в Москву. После того как Темир смог достать и переправить в Особый отдел ОГПУ несколько очень важных документов, он как особо ценный агент, по совету Агабека, в период пребывания в Туркестане должен был контактировать непосредственно с Белоконем.
— О це ты молодец, — похвалил Темира Белоконь, после того как тот закончил рассказ о своей последней встрече с афганским консулом. — Теперь смело езжай до своего батьки в Локай, а мы побеспокоимся насчет консула и его людей сами. В ставке Ислам-бека, когда будешь собирать сводки о результатах боевых действий басмачей, постарайся проверить их на месте. Только проверяй тайно. И еще. Лагерь Ислам-бека находится в местности, откуда до твоего родного кишлака Кохи-Саяд рукой подать. Я знаю, что у тебя там есть зазноба. Наверняка ты захочешь ее навестить. Так вот зайди к кузнецу Курбану, он должен передать весточку для меня. Знаешь такого?
— А как же! Это же отец моего друга Худайберды.
— Хороший хлопец Худайберды! — похвалил Белоконь. — Только уж больно рисковый, прямо под пули лезет, так обозлен на басмачей. А злость — плохой советчик.
— Если увидите, передайте ему от меня привет, — попросил Темир.
— Хорошо! Передам. Ну, хлопец, а теперь чайку и в дорогу. У нас с тобой на сегодня еще много дел.
В Локай Темир добрался только на другой день к вечеру.
Ислам-бек, услышав лай собак и крики часовых, торопливо вышел из своей белоснежной юрты и, увидев подъезжающего Темира, беспокойно спросил:
— Что-то долго ты к нам добирался, или случилось что в пути?
— Ассалям алейкюм, достопочтенный Ислам-бек, да продлятся годы твоей праведной жизни на тысячу лет. Видит Аллах, я к тебе торопился, но в Ташкенте меня задержали срочные дела.
Ловко спрыгнув с коня и передав поводья одному из нукеров, Темир поклонился Ислам-беку, и, как велел обычай, они трижды облобызались.
— Его Высочество эмир Бухары, да будут повергнуты в подземелья Иблиса его враги, напутствуя меня в путь, просил справиться о вашем здоровье и успехах в деле освобождения бухарских земель от неверных.
— Передай эмиру, что я здоров и все свои силы и умения отдаю делу борьбы с неверными… А как здоровье Его Высочества?
— Эмир Бухары просил передать вам, что он здоров, что денно и нощно молится о том, чтобы Аллах даровал нам скорую победу.
— Заходи, сынок. — Повелитель Локая откинул ковер, пропуская вперед Темир-бека. — Какие еще новости привез ты издалека?
— Тревожные вести достигли моего слуха. В разговоре с Генеральным консулом Афганистана в Ташкенте Закир-Шахом я узнал, что Аманулла-хан самым строжайшим образом наказал ему при всяком удобном случае заверять советское руководство в Туркестане, что Афганское правительство выступает против поддержки бухарского эмира и его сподвижников. Что Кабул, как и прежде, не будет вмешиваться в приграничные конфликты и помогать воинам ислама.
Конечно же, консул ничего Темир-беку об этом не говорил, но, зная реакцию Кабула на захват острова Урта-Тугай, когда Аманулла-хан решил занять выжидательную позицию и до поры до времени не вмешиваться в дела эмира Бухары, Темир решил зародить в душе главаря локайских басмачей зерно сомнения, недоверия к бухарскому эмиру, который в каждом своем письме клятвенно уверял моджахедов в том, что правитель дружественного Афганистана полностью поддерживает борьбу правоверных и постоянно оказывает эмиру знаки своего царского почтения.
Слова Темира упали на благодатную, достаточно подготовленную почву. Ислам-бек, еще совсем недавно довольный течением своей жизни, нахмурился. В голове его зароились черные мысли.
— Спасибо тебе, сынок, что ты не оставляешь меня в неведении того, что творится при дворе сильных мира сего. Отдавая тебя в услужение эмиру, я знал, что ты рано или поздно сможешь помочь мне. Скажу тебе больше: в последнее время мне приходится все чаще и чаще сталкиваться со случаями открытого неповиновения не только воинов ислама, но и их военачальников. Особенно тогда, когда я пытаюсь навести в своем войске порядок. Недавно я получил письмо от верного мне курбаши Исхака, который пишет, что балакские баи, живущие в Куратагском районе, подняли восстание. И самое страшное в том, что подняли они священное знамя ислама не против Советов, а против братьев своих правоверных. Только после того, как я отправил на подмогу моих верных нукеров, выступление удалось подавить, а недовольных баев припугнуть, но надолго ли? В Гермском районе почти все воины, мобилизованные нами из племени Карлюк, разбежались по своим домам, кишлакам и стойбищам. И собрать их обратно просто невозможно. Мой мальчик, я тебе бесконечно доверяю и думаю, что эти мои слова гнева и печали не достигнут ушей моего повелителя. Тем более, что у тебя будет чем усладить его слух.