— Ничего, кроме жалости и презрения, они у меня не вызвали, — с нескрываемой досадой в голосе ответил Темир. — Вы были правы, прогнав этого жадного шакала подальше от своего дома.
— Теперь, что бы ни случилось, я вас, уважаемый Темир-бек, уже ни за что и никуда не отпущу.
Темиру даже не пришлось просить Закир-Шаха показать свою резиденцию, он сам, чуть ли не насильно, увлек его в свои апартаменты и показал все, что заслуживало хоть какого-то внимания, а заодно познакомил с некоторыми из обитателей консульства. После этого он с чувством исполненного долга пригласил Темира отобедать вместе с ним.
Накрытый во дворе, под развесистой чинарой достархан был не беднее эмирского. Вместо повара, который накрывал утром, вокруг стола и самого консула словно девочка порхала пышнотелая женщина, которую хозяин, нисколько не стесняясь гостя, то и дело пытался ущипнуть.
Насытившись, гость и хозяин повели вялый полуденный разговор о женщинах, о женах правоверных. В кругу ревнителей ислама, к которому относил себя и Закир-Шах, подобная тема была запретной, но, как говорится, запретный плод — особенно сладок. Как это было ни удивительно, но разговор на эту тему начал сам хозяин.
— Уважаемый Темир-бек, я уважаю тебя не только за то, что ты приближенный эмира, а прежде всего за то, что ты, несмотря на свой юный возраст, не по годам умен и проницателен. И все-таки седина моего чела дает мне некоторое право попытаться раскрыть твои глаза на порочность людей, живущих под солнцем. Я многое испытал в этой жизни и потому уверен, что это так и никак иначе! Слушай и не говори, что не слышишь!
О прекрасный юноша, я, как и ты, тоже был молод и наивен, — полузакрыв глаза и раскачиваясь в такт словам, говорил хозяин, — но, тем не менее, я знал, что губы мои рождены для прекрасного поцелуя, глаза мои полны томной неги, а руки мои предназначены осязать всю прелесть гибкого стана женщины. В предчувствии ожидаемого блаженства я готов был восхвалять в стихах и прозе любую женщину, встреченную на моем коротком жизненном пути, готов был испытывать величайшее счастье от случайного прикосновения к ней, мимолетом брошенного на меня взгляда. И вот, когда пришла пора ввести в дом жену, я думал, что выбрал свою ненаглядную сам и только сам. Но это было не так. Прошли годы, и я понял, что на самом деле выбрала-то меня она и только она. И что самое страшное, выбрала она меня лишь для того, чтобы любыми правдами и неправдами свести в могилу и через это завладеть всем моим богатством. Осознав это, я выгнал ее из дома и зарекся брать в дом кого-то, кроме служанок и наложниц. И вот уже многие годы я живу в праздности и довольствии и от доброты своей хочу дать тебе мудрый совет — не вводи в свой дом жену, а если нужда заставит тебе это сделать, держи ее в черном теле, ибо женщина была и есть порождение нечистого…
Заметив на лице Темира промелькнувшую скептическую полуулыбку, хозяин шире раскрыл свои полусонные глаза и, загоревшись, продолжал уже более живо и напористо:
— Я не буду рассказывать эпизоды из своей супружеской жизни. А лучше расскажу о проделках, которые нередко совершают «непорочные женушки» над своими мужьями. Услышал я обо всем этом от одного индуса — мудреца. Послушайте и вы:
«Однажды в поисках смысла жизни по широкой пыльной дороге брел от селения к селению брахман. Кто-то из сердобольных селян даст мисочку риса, кто-то вынесет воды, тем он и жил. Так, наверное, и бродил бы он по земле всю свою жизнь, если бы не вышел однажды к одному небольшому городку. На ночь ворота там запирались, и брахман, устроившись на краю водоема, воздал хвалу Будде и тут же заснул сном праведника. Когда над небом взошел лучезарный светильник, к водоему с кувшинами на голове пришли пять женщин.
Взглянув на изможденного долгой дорогой голодного путника, женщины пожалели его. Они спросили:
— Кто ты и откуда ты родом? Чем ты так сильно удручен?
Брахман рассказал все о себе, о том, как обманывала его жена, а когда он решил вывести ее на чистую воду, та хитростью и обманом отправила его из отчего дома скитаться по свету в поисках умной книги „Тирья-Веда“, в которой изложены все премудрости Вселенной. Услышав это, женщины заулыбались, так как поняли, что жена бедняги в совершенстве владеет искусством обманывать и отправила его странствовать на чужбине ради своих плотских наслаждений. Они пожалели его за неосведомленность в таких делах и сказали:
— Эй, бедняк, потерявший разум и сбившийся с пути знаний! „Тирья-Веда“ — это бушующее море и безбрежный океан, и ни один мудрец не сможет изменить его своим разумом. Но ты мужайся, и мы разрешим для тебя эту задачу, раскроем тебе тайны этой науки.
В первый же день одна из пяти женщин повела к себе домой того глупого скитальца, представив его мужу и свекрови как сына своей сестры. Она отвела ему отдельную комнатку, постелила ковер и скатерть, приготовила угощение, принесла разных яств и напитков. Когда ночь-невеста набросило на лицо дня черное покрывало, жена отпросилась у мужа под каким-то предлогом и пришла к брахману, который пребывал в пучине изумления. Она обольщала его некоторое время льстивыми словами, а потом предложила разделить с ней ложе.
— Не теряй времени даром, — уговаривала она его, — поскачи по майдану сладострастия на резвом коне и ударь по мячу вожделения моими благоухающими локонами. Ведь сладостная жизнь быстротечна.
Не искушенный в таких делах брахман вспотел от стыда и воскликнул:
— О неблагодарная женщина! Ведь только что ты называла меня своим племянником, а теперь домогаешься такого?! Ради бога не приставай ко мне, я никогда не позволю себе такого мерзкого поступка.
Но женщина на это ответила ему:
— Ты целиком в моей власти. А ну, поторапливайся и не ленись. Промедление губительно, жаждущий силы теряет.
Но брахман ничего не смыслил и еще ни разу не отваживался на подобные наслаждения. Поэтому он не посмел приступить к делу и не решился пустить скакуна вожделения по полю страсти. Он стал ссылаться на свой сан брахмана и религиозные запреты, женщина же, которая была мастером в таких делах, подумала: „Так этот несчастный безумец никогда не добьется своего, и останется обездоленным. Что сделать, чтобы счастья не погубил он?“
Тут она пришла к убеждению, что ради его же пользы брахману следует надрать уши, и она сузила глаза в притворном гневе и закричала:
— Эй ты, неблагодарный безбожник! Что это за проклятие и подлость! Я ли не относилась к тебе ласково, как к своему сыну? Я называла тебя племянником, а ведь племянник все равно что сын! Ты же покушаешься на мою честь и хочешь запятнать насилием мое доброе имя! Ты хочешь опорочить мое целомудрие бесовским искусом и дьявольским вожделением!
После этого она принялась звать соседок:
— О соседки! Помогите бедной женщине, спасите меня от этого грубияна! Он пристал ко мне и не отпускает!
Со всех сторон сбежались женщины. А брахман не ожидал такого оборота дела и от страха потерял сознание. Коварная женщина быстро разбросала по полу рисовую кашу, которую принесла для гостя, и стала рассказывать:
— Сестрицы мои, этот юноша — мой племянник. После многолетней разлуки он навестил меня. Всего час назад он попросил у меня молочной рисовой каши. Но вдруг ему стало плохо, он стал биться и упал без сознания. Не знаю, что с ним творится, помогите привести его в себя.
Тут она начала всхлипывать и проливать горючие слезы. Соседки же принесли всяких снадобий, стали утешать ее. Когда они удалились, брахман открыл глаза и промолвил:
— Ну и тяжкое испытание выпало на мою долю! Чудом спасся я от скандала.
А женщина, подстрекаемая бесом, сказала:
— Эй, недотепа! Беда приближалась, но мимо прошла, слава богу! А теперь живо повинуйся моей воле и не вздумай перечить мне в чем-либо. Не то на этот раз не спастись тебе, погибнешь!
Брахману ничего не оставалось делать, как во всем повиноваться ей, и он уступил ее домогательствам и приступил к запретному деянию.
Когда солнце глянуло с востока, словно кумир из храма, коварная женщина отпустила брахмана и отправилась с кувшином к водоему, чтобы рассказать своим подругам о том, как она провела ночь…»
— Вот так-то, молодой человек. Женщина, опьяненная желанием, не остановится ни перед чем. Всегда помни это и будь осторожен с этим бесовским племенем.
— Наверное, вы правы, уважаемый Закир-Шах, — поспешно откликнулся Темир, поняв, что слова консула обращены к нему. Боясь сказать что-то невпопад и этим обидеть радушного хозяина, гость добавил к этому немного лести:
— Ваши познания жизни не знают границ. А ваши наблюдения — это кладезь мудрости и прозорливости. — Заметив, как заблестели глаза хозяина, Темир понял, что его слова были сказаны к месту и попали на благодатную почву.
Слушая рассказ похотливого сановника, Темир даже из приличия не старался вникнуть в суть сказанного, потому что всеми своими помыслами он был далеко-далеко, в Калаи-Фатуме. Там, где в золотой клетке кручинилась в неволе его Утренняя звездочка — Юлдыз.
Уже начало вечереть, когда консул пригласил гостя в кабинет. На столе в стеклянных глиняных кувшинах и сосудах их ждало самое изысканное вино близлежащих земель.
Щедрости хозяина просто не было границ.
Удобно устроившись на двух небольших диванчиках, они, не торопясь, потягивали старое терпкое вино, думая каждый о своем.
Всем своим видом консул словно говорил: вот видишь, как припеваючи и беззаботно можно жить, если у тебя много хороших друзей, которые всегда готовы тебе помочь.
Но все это явно наигранное самодовольство исчезло с его чела, лишь только в кабинет зашла пышнотелая ханум, что прислуживала под чинарой. По тому, как она, не обращая никакого внимания на гостя, подошла к Закир-Шаху и, наклонившись к нему, что-то горячо зашептала, можно было догадаться, что это отнюдь не служанка.
— О женщина, да распухнет твой язык, не нервируй меня! — неожиданно взорвался хозяин. Немного успокоившись, он добавил: — Иди, иди, я занят. А с тобой потом обо всем поговорю.