Заметив в глазах женщины тревогу, он успокаивал ее:
— Мамаша! Я бы мог десять раз сцапать вашего хлопца. Если не живого, то мертвого. Раз плюнуть! Но мне не сцапать его надо. Мне надо, чтобы он, прохвост, сам пришел в сельсовет с повинной.
И после такой личной агитации беглецы шли с повинной…
Я рассказал вам лишь об одном эпизоде из героической биографии особиста Иванова, а таких эпизодов в его жизни были тысячи. Без крика и шума он делал все для того, чтобы на войне проливалось как можно меньше крови. Вы скажете, что ни одна революция не обходилась без крови. Скажете, на то и революция. Но я всегда был против лишних кровопусканий. Лишняя кровь — это та, которая проливается зря, не ради торжества революции, а ради амбиции. Вот этой лишней кровью в свое время воспользовались термидорианцы для своего контрреволюционного переворота, для свержения власти Робеспьера и санкюлотов — значит, трудового народа… Сегодня мы не на войне, но все равно, враг не дремлет, осуществляя свою контрреволюционную деятельность. В этом большом и важном деле борьбы с контрреволюцией от вас во многом зависит не допустить лишней крови. Надо прямо сказать — народ ненавидит жестокость и самоуправство, попрание закона и справедливости, презирает проныр и пройдох. Народ уважает подвиг и труд. Он чтит настоящих людей, таких как военный контрразведчик Иванов.
Я думаю, что многим из вас, здесь сидящих, необходимо брать пример с таких чекистов, как он. Вот о нем-то ни у одного красноармейца, ни у одного командира никогда не возникнет и мысли назвать его каким-нибудь обидным, непотребным словом. О таких, как он, поэты-самородки слагали стихи и песни. Один из них, боец Иван Приблудный, так пишет о полном смертельной опасности пути червонных казаков:
Как такие злые дали
Безбоязненно прошли?
Под Проскуровом не пали,
Под Хотином не легли?
После лирического отступления комкора в зале сразу же стало шумно. Сотрудники вполголоса переговаривались между собой, обсуждая его слова. Особенно усердствовали задетые за живое военные контрразведчики.
— Как он смеет называть нас «портяночниками»? — возмущался сосед Агабека слева.
— А что, вы и впрямь после окончания Гражданской войны только и занимаетесь разборками в солдатской и командирской среде, — невозмутимо поддержал комкора сосед справа.
«Сосед справа прав», — заключил Агабек.
Видя, что он в меньшинстве, сосед слева замолчал. С явным желанием уйти от этой щекотливой темы, военный контрразведчик, подняв руку повыше, получил разрешение на вопрос. Он попросил комкора рассказать о его советнической деятельности в Китае.
— В Китае мне пришлось работать в аппарате Гоминьдана. Позже я был назначен Главным советником маршала Фын Юй-сяна, который не принадлежал ни к коммунистам, ни к социалистам, но несмотря на это довольно-таки успешно воевал против наемников империализма. В отличие от многих военных и чиновников в Поднебесной, он не был на содержании у Токио, Лондона, Нью-Йорка, коих насчитывалось тогда во множестве. Вы понимаете, в Китае все не так просто. В политике все перепутано так, что иногда коммуниста, призывающего к самоопределению страны, можно спутать с националистом, ратующим за Китай для китайцев. И те и другие вроде бы за народ, а на деле оказывается, что призывы эти дальше слов никуда не идут. Поняв это, народ неохотно идет за политиками. А такие люди, как маршал Фын, который является истинным сторонником лидера китайских коммунистов Сунь Ят-сена и симпатизирует гоминьдану, тверд в своем желании сделать жизнь китайцев лучше. Я хочу отметить, что маршал Фын возглавляет не обычные вооруженные силы, каких много в Поднебесной империи, а одну из Национальных армий. Притом самую старшую из них. От солдата до маршала там ненавидят вековых угнетателей страны — английскую, японскую и американскую военщину, представителей которой китайские борцы за правое дело называют канонерщиками. И подогревает эту ненависть общая ситуация в стране, клокотание масс, активность революционных сил. Им служит примером наша революция. Много значат и наши победы над своими и иноземными канонерщиками… Это факт!
Вся военная наука вооруженных сил Китая зиждется на трактатах полководцев древности. Верность древним традициям — это, конечно, хорошо, но современная военная наука шагнула далеко вперед. Поэтому работы у советнического аппарата было непочатый край. По сути дела, пришлось менять тактические и стратегические приемы и методы ведения войны. Хотя, скажу откровенно, разрабатывая новую стратегию, мы во многом опирались на опыт Гражданской войны, но и не забывали мудрых советов древних полководцев Китая. В частности, знаменитый полководец У-Цзы, живший за четыре века до нашей эры, в своем «Трактате о военном деле» изложил не только свои военные наблюдения и рекомендации, но и обосновал условия управления государством: «В древности все, кто заботился о государстве, непременно прежде всего просвещали свой народ и любили своих людей. Что значит любить народ? Это значит действовать так, как выгодно народу, а не так, как ему вредно. Это значит — созидать, а не разрушать. Беречь жизни, а не убивать. Давать, а не отнимать. Доставлять радость, а не страданья. Успокаивать, а не раздражать. И еще — когда безвинных не подвергают наказаниям, это означает, что народу дают жить!» Мудрым человеком был У-Цзы. Его советы во многом пригодились бы и сегодня, — заключил Примаков, обводя зал пытливым взглядом.
Слова комкора вызвали неоднозначную реакцию. Кто-то рукоплескал, кто-то недоуменно ворчал:
— Что он нам тут лекции читает, как управлять государством? Пусть китайцы учатся у нас.
Кто-то резко возражал:
— Из-за таких, как он, соглашателей и либералов, в партии происходит раскол. Ничего, скоро, очень скоро мы возьмемся и за таких, как он! Лишней крови, видите ли, он не желает. Лес рубят — щепки летят! — прокричал сосед Агабека слева.
— Дорубитесь, ох дорубитесь вы, потом сами локти будете кусать, да поздно будет, — проворчал сосед справа.
«И снова прав тот, что справа», — подумал тогда Агабек, мельком взглянув в лицо близкого ему по духу соседа.
После окончания встречи сотрудники ОГПУ, громко обсуждая слова легендарного комкора, начали постепенно расходиться по своим управлениям и отделам. В зале остались только командированные да отпускники. После встречи ожидался показ нового фильма.
Агабек, командировка которого в Москве заканчивалась и надо было собираться обратно в Кабул, направился к выходу, но был остановлен звучным голосом:
— Товарищ Агабек! Задержитесь на минутку.
От сцены к нему спешил заместитель начальника ОГПУ Трилиссер. За ним вразвалочку шагал комкор Примаков.
— Вот, знакомьтесь. Это товарищ Агабек, — сказал Трилиссер, обращаясь к Примакову. — А это комкор Примаков, Виталий Маркович, — добавил он.
— Догадываюсь, — улыбнулся Агабек.
— Товарищ Агабек, Виталий Маркович интересуется обстановкой, существующей в Афганистане. Он хотел бы получить информацию об этой стране из первых рук.
Разговор тогда затянулся далеко за полночь. По тем вопросам, которые задавал комкор, Агабек понял, что, несмотря на свою молодость, это был отнюдь не выскочка, каких в те времена и в партии, и в армии было предостаточно, а состоявшийся целеустремленный боец, на щите которого мог быть лишь один девиз — победа или смерть. Он искренне уважал таких людей — и прежде всего потому, что по долгу службы сам не мог быть прямым и категоричным ни с кем. Ни со своими сотрудниками и агентами, ни с начальством. Со всеми надо было быть дипломатичным, находить общий язык. У контрразведчика, так же как и у врача, одна заповедь — не навреди.
— Я слышал, что вы, Виталий Маркович, принимали участие в операции по захвату белогвардейского генерала Анненкова и его ближайшего сподвижника Денисова? — спросил в заключение встречи Агабек.
Примаков задумался.
— Маршал Фын просил меня не разглашать подробности этой нашей совместной операции, — смущенно признался он. — Ну, да ладно! Вы мне довольно откровенно обрисовали обстановку в Афганистане, во многом не похожую на то, чем меня пичкали в НКИДе, поэтому я отвечу вам доверием за доверие! — решился комкор. — Еще до отъезда в Китай в Наркомате обороны меня попросили сделать все возможное и невозможное для того, чтобы обезвредить руководителей белогвардейского движения, окопавшихся в Китае. Честно говоря, я даже не предполагал, как к решению этого вопроса приступить. Уже много позже, когда у нас с маршалом Фыном установились крепкие дружественные отношения, он сам предложил мне помощь в захвате Анненкова и его ближайших соратников, совершивших тяжкие преступления против народа.
Чтобы выманить генерала на территорию, где полновластным хозяином был маршал Фын, он предложил Анненкову сформировать белогвардейский отряд в составе возглавляемых маршалом Фын Юй-сяном китайских войск. Генерал сразу же выехал со своим штабом для формирования офицерского полка. В июле 1927 года в гостинице «Калган» отрядом личных телохранителей маршала Анненков был захвачен. Моя роль заключалась лишь в том, что я объявил генералу и его соратникам об аресте и под надежной охраной отправил всех в СССР. Судили белогвардейцев в Семипалатинске, в тех самых краях, где до зубов вооруженное белогвардейское войско воевало с бунтующими мужиками, доведенными до отчаяния беззакониями и произволом. Вот в общих чертах и все.
Следующая встреча Агабека с Примаковым произошла через несколько лет уже в Кабуле. Виталий Маркович был назначен военным атташе. Доверительные отношения, которые возникли у них во время первой встречи, со временем только расширялись и крепли. Виталий Маркович частенько делился с Агабеком полученной по своим каналам информацией. Для всех было большой неожиданностью, когда его в срочном порядке отозвали обратно в Москву. И только когда обстановка в Афганистане стала критической, Сталин, помня былые советнические заслуги Примакова в Китае, назначил легендарного комкора главным военным советником Амануллы. В Кабул он прибыл под именем турецкоподданного Рагим-бея. Они только-только определились с задачами, которые перед ним стояли. И вот неожиданная информация о возможной вербовке кого-то из советских специалистов. Впрочем, Агабек, допуская факт самой попытки вербовки, не был в полной мере уверен в предательстве кого-то из совслужащих в Кабуле. Необходимо было как можно быстрее побеседовать с так называемыми «подозреваемыми».