— Она не одна, если вы это хотите знать. Но тип, который присматривает за ней, не дипломированный акушер. Скорее наоборот, если вы понимаете, о чем я. Он не раздумывая убьет вашу дочь и младенца, если вы не выполните свою задачу, доктор Крюгер.
Матс сглотнул.
— Зачем вы это делаете? Зачем заставляете меня так мучить мою бывшую пациентку?
— Заставляю? Вы не обязаны этого делать, если считаете, что жизни 625 пассажиров и ваша собственная дороже жизни вашей дочери. И младенца, конечно. Думаю, он скоро появится на свет.
Матс нервно схватился за лицо. Он практически чувствовал красные пятна волнения, которые покрывали его щеки и шею.
— Послушайте, почему мы не можем спокойно все обсудить?
— Мне кажется, мы как раз этим и занимаемся.
— Нет. Это какое-то сумасшествие. Реактивировать травму Кайи — это одно. Но вы хотите, чтобы она реализовала свои фантазии о насилии? Захватить самолет не так просто, даже для стюардессы.
Джонни захихикал.
— Предоставьте это мне.
— Но…
— Вы узнаете заблаговременно. Все, что вам нужно делать, — это выполнять указания. Доктор Крюгер, вы уже посмотрели видео из спортзала?
Он тяжело вздохнул.
— Я знаю видеозапись со дня той бойни.
— Вы посмотрели ее до конца? — уточнил Джонни.
— Нет, мне помешала Кайя.
Шантажист обрадовался, что раздражало Матса.
— Фрау Клауссен видела, что идет на канале 13/10?
— Мельком, она…
— Хорошо. Очень хорошо. Она должна посмотреть целиком.
— Какой от этого толк?
Матс подошел к двери спальни и прислонился лбом к металлической фурнитуре, чтобы охладиться.
— Вы это узнаете, когда увидите конец. Поверьте мне.
Шантажист собирался положить трубку, поэтому Матс заторопился:
— У меня еще один вопрос.
— Что?
— Все это имеет какое-то отношение к моей жене?
Пауза.
На мгновение он снова почувствовал запах духов Катарины, но это, конечно, была лишь обонятельная фантазия его перенапряженного мозга.
— С чего вы взяли?
— Я… я не знаю. Вскоре после взлета мне показалось, что я ее видел.
И тип, который занял мое место, оставил на сиденье ее духи.
— Нет, доктор Крюгер, — ответил шантажист. — Это никак не связано с вашей женой. Я вас уверяю. Я очень сожалею, что ей тогда пришлось умереть в одиночестве. Будет жаль, если с Неле произойдет то же самое.
Матсу показалось, что он провалился на сотни метров, но самолет не менял высоты. Следующие слова он услышал сквозь шум в ушах, словно опять сидел в 47-м ряду и вдыхал спертый воздух экономкласса.
— У вас осталось восемь часов и семнадцать минут полета. Используйте каждую секунду. Еще раз посмотрите видео из спортзала от начала и до конца. Тогда вы поймете, как надавить на Кайю.
— А после того, как я это сделаю?
— Затем ничего не нужно. Просто ждать.
— Чего?
— Ну как чего? Крушения, конечно. — Джонни развеселился. — Доведите Кайю Клауссен до края ее душевной пропасти. Все остальное произойдет само собой.
Глава 25
Фели
Осунувшиеся лица, воспаленные глаза, худые, почти изможденные тела, люди со сложенными на коленях руками и устало поникшей головой.
Проходя по комнате ожидания и разглядывая пациентов клиники в Веддинге, Фели не могла отделаться от мысли, что своим заработком все сотрудники больницы обязаны личным трагедиям людей. Раковые опухоли, которые закреплялись в легких и пускали метастазы, резистентные к лучевой терапии, заболевания иммунной системы, лечение которых стоило как небольшой автомобиль. Конечно, это было несправедливо и цинично. Точно так же можно было бы утверждать, что полицейские извлекают выгоду из преступлений. И все равно Фели показалась подозрительной сдержанная роскошь, которая встретила ее за электрическими раздвижными стеклянными дверьми, ловко интегрированными в старое здание фабрики и не выглядевшими при этом чужеродным телом на фоне старинной кирпичной стены. Черно-белые фотографии на стенах на пути к регистратуре напоминали о первоначальном предназначении бывшей типографии — переоборудованная в клинику, она в основном использовалась сейчас профессором Андре Клопштоком, который лечил здесь хронических больных и обреченных на смерть.
Хотя пациент, нагло пролезший вперед Фели к турникетам, выглядел вполне энергично.
— Наберитесь смелости, Сольвейг, — обратился он к помощнице врача в регистратуре. — Взгляните на меня.
Худой темноволосый мужчина лет двадцати пяти отступил назад и до минимума сократил расстояние между ним и Фели, которая стала невольной свидетельницей театрального представления.
— Я изнемогаю. — Он театрально схватился за грудь, и помощница не смогла сдержать улыбку.
— Мне очень жаль, господин Кресс.
— Ливио, пожалуйста, называйте меня Ливио.
Фели закатила глаза от такого откровенного заигрывания.
— Я не могу вас никуда втиснуть, господин Кресс. И вы это знаете.
— Но мне необходим витаминный коктейль, Сольвейг. Посмотрите в эти карие глаза. В мое наполовину итальянское честнейшее лицо.
Мужчина опустился на колени, протянул сложенные в молитвенном жесте руки к помощнице врача, которая с сожалением покачала головой с высокой прической.
— Вам только позавчера поставили капельницу.
— И мне было та-а-ак хорошо.
Сольвейг приложила палец к губам и задумалась.
— Пригласите меня сегодня вечером на танцы?
— Вы серьезно? — спросил Ливио, ошарашенный тем, что его уловка возымела успех. Он поднялся и отряхнул пыль со своих черных брюк карго.
— Нет, — разочаровала его помощница врача с улыбкой. — Это была шутка. Послушайте, страховая компания не будет оплачивать все, что вам придет в голову. Если вы снова хотите капельницу, то эта медицинская услуга подлежит оплате в частном порядке.
Ливио вздохнул и сделал вид, что утирает слезы в уголках глаз.
— Тогда, наверное, мы в последний раз видимся с вами, Сольвейг. Пожалуйста, вспомните обо мне, когда прочитаете заголовок «Он умер в одиночестве под мостом. От нехватки витаминов».
Фели почувствовала сильный толчок, от которого содрогнулось все ее тело, когда молодой мужчина резко повернулся и налетел на нее. Она пошатнулась и ухватилась за стойку, чтобы не упасть. Боль снова пронзила ее поврежденную руку, и Фели с трудом сдержала крик.
— Ой, простите, пожалуйста, — с сожалением сказал мужчина и посмотрел на нее большими темно-карими глазами. Он поддержал ее обеими руками и спросил: — Вы ушиблись? Я этого не хотел.
Черты его лица представляли собой необычную, сложную комбинацию. Выражение лукавое, даже ушлое. И глаза — такие большие, и губы такие полные, что Фели не удивилась, если бы Сольвейг и правда ответила на его неуклюжие попытки флирта.
— Нет, нет. Все в порядке. — Она стряхнула его руки — одна лежала у нее на плече, другая на бедре, словно он собирался с ней танцевать.
— Правда?
— Все хорошо.
— Мне ужасно жаль.
Он распрощался, сильно жестикулируя, и еще раз подмигнул помощнице врача.
— Такой ловкач, — улыбнулась Сольвейг вслед мужчине, потом обратилась к Фели: — Чем я могу вам помочь?
Хороший вопрос.
Она хотела выяснить, что связывает мнимого таксиста и эту врачебную практику — если такая связь вообще существовала. Еще пять минут назад эта затея казалась ей авантюрной, но вполне логичной. А сейчас Фели не знала, с какой стороны к ней подступиться.
Она была психиатром, а не журналистом-разоблачителем и тем более не следователем. Единственные инвестигативные проблемы, которые должны ее сегодня интересовать, — это хорошо ли сидит свадебное платье и как в дождь сохранить прическу хотя бы до ЗАГСа. Вместо этого она играла в мисс Марпл по просьбе бывшего любовника. Разыскивая дочь Матса, она, по сути, помогала ему найти основную причину их тогдашнего расставания.
Если бы не Неле, он никогда бы не сбежал в Буэнос-Айрес.
— Профессор Клопшток у себя?
— Вы записаны на прием?
Фели помотала головой.
— Я по личному делу. Мы коллеги.
Не обязательно сообщать Сольвейг с порога, что они незнакомы. В профессиональных кругах Клопштока знала каждая собака. Но не столько из-за его, надо признать, достойных уважения результатов лечения, сколько из-за удивительного коммерческого чутья. Он был не только онкологом, но и психотерапевтом, что оказалось очень полезным, потому что он мог лечить как органические, так и душевные расстройства своих часто смертельно больных пациентов. К тому же он владел одной из самых крупных лабораторий в городе и писал популярные медицинские бестселлеры с названиями типа «Метод Клопштока: победи рак в своей душе, и тогда душа победит рак».
— Мне очень жаль, — ответила помощница, — сегодня он в клинике на Курфюрстендамм.
Клопшток, который считал себя больше предпринимателем, чем врачом, имел несколько филиалов по всему городу, которые он высокопарно называл «клиниками», даже если они занимали один этаж какого-нибудь старого здания.
— Я могу ему что-нибудь передать?
— Нет, спасибо. — Фели хотела уже попрощаться, но, сунув руку в карман плаща за сотовым, натолкнулась на сложенный листок бумаги и передумала.
А, да ладно…
Раз она уже здесь, можно попробовать.
— Вы знаете этого мужчину? — спросила Фели и показала Сольвейг фотографию, которую ей дал аптекарь.
— Хм…
Помощница надела очки для чтения и с любопытством рассматривала листок с увеличенным черно-белым изображением. Качество так себе, но лучше, чем фотороботы, по которым полиция разыскивает хулиганов и прочих преступников, попавших на городские камеры видеонаблюдения.
— Таксиста? — Она ткнула в долговязого парня с худощавым лицом, которого Фели окрестила «студентом».
— Да.
Хотя ей показалось, что в глазах Сольвейг мелькнуло узнавание, помощница покачала головой и собиралась что-то сказать, как неожиданно снова появился Ливио.
— Посмотрите, моя дорогая Сольвейг, что я для вас собрал!