— Понимаю.
Матс чувствовал, как по щекам у него катятся слезы. Неудивительно, до этого он никому так не открывался. Все, что он говорил, было правдой. К сожалению.
— Я до сих пор не могу себя простить. Это было самолюбиво, эгоистично. Как и то, что я сделал после. Самый мерзкий поступок в своей жизни.
— Что это было? — спросила Кайя, и Матс заметил, что это сработало. Он открыл свою душу и завоевал немного утраченного доверия.
Хотелось бы надеяться.
Он заметил и очищающее действие такого разговора. Слишком долго он таскал с собой чувство вины, не в состоянии излечить сам себя. Но как говорил его профессор: «Психология уже потому обречена на неудачу, что мы предпринимаем абсурдную попытку понять наш мозг собственным же мозгом».
— Я поехал к одной коллеге. Фелиситас Хайльман. Это психиатр, вы разговаривали с ней, когда позвонили на горячую линию экстренной психологической поддержки. Она моя добрая знакомая. Я чувствовал себя жалким, потерянным и одиноким. Ну и она меня утешила.
Кайя поставила поднос на буфет.
— Что вы пытаетесь мне этим сказать, доктор Крюгер?
— Это было четыре года назад, Кайя, и с тех пор я постоянно бегу. Я сбежал из спальни своей умирающей жены в спальню молодой коллеги, о которой знал, что она меня любит. И хотя не мог ответить на ее чувства, я сбежал от самого себя, погрузился в убогую, эгоистичную жалость к себе и переспал с ней.
Матс сглотнул.
— Я променял трезвое состояние на пьяное беспамятство и с трудом мог формулировать мысли, когда моя дочь Неле позвонила мне на сотовый. Я еще лежал в кровати, и Фели подошла вместо меня к телефону. Чтобы услышать, что Неле нашла мою жену мертвой.
И вот момент настал. Матс больше не мог сопротивляться. Слезы текли, но не мешали ему навязчиво рассказывать Кайе все, что накопилось у него на душе:
— И я снова сбежал. От Неле, которая ненавидит меня с того дня. «Ты трусливый кусок говна! — крикнула она мне, когда я пришел домой. — Ты изменяешь маме, в то время как она умирает?»
И она была права в каждом своем гневном обвинении. Неле запретила мне приходить на похороны, которые организовала самостоятельно. А я? Я не хотел доводить дело до скандала. И, как слабак, упаковал вещи и побежал дальше, на этот раз так далеко, как только мог — в Буэнос-Айрес, к своему брату. Здесь я наконец-то остановился. По крайней мере, я так думал.
— Но как это связано со мной? Я ни от чего не бегу, — сказала Кайя.
— О, еще как бежите. Сначала я не хотел говорить об этом так открыто. Но и вы не взглянули правде в глаза, а сбежали. Правда, не физически, а душевно. Иначе не реагировали бы сейчас столь резко, тем более что до сих пор я презентовал вам лишь фрагменты всей правды.
Кайя прочистила горло. Красные пятна у нее на шее потемнели.
— Что вы имеете в виду? Какая еще вся правда? Нет ничего, что бы мы подробно не обсудили с вами.
Матс с сожалением поморщился.
— Есть, Кайя. Пожалуйста, уделите мне несколько секунд, я вам докажу.
Пока он говорил это, штора отодвинулась в сторону, и Валентино — стюард, которого называли Кеном, — вошел в лобби.
— А, вот ты где, — сказал он и помрачнел, когда увидел, с кем стоит Кайя.
Он указал на буфет с подносом.
— 3G уже теряет терпение.
— Я сейчас приду, — пообещала Кайя и свободной рукой откинула волосы со лба. Затем снова подхватила поднос.
— Пожалуйста, — прошептал Матс, когда она проходила мимо. — Я должен вам кое-что показать, это изменит вашу жизнь.
Она покачала головой и поспешила дальше, но обернулась перед самой шторой, которую придержал для нее Валентино.
— Я позабочусь об этом, доктор Крюгер. Дайте мне пять минут.
Затем исчезла вместе со стюардом в первом классе.
Глава 29
Неле
Как хорошо. Момент без боли. Божественная форма настоящего счастья.
Дыхание Неле замедлилось. Она немного расслабила мышцы и вытянула руки и ноги, насколько позволяла койка.
Спазмы внизу живота утихли — невероятное облегчение после последней схватки.
— Мне нужно в туалет, — простонала она, что было ложью. Во время последних схваток она не выдержала и облегчилась. Она чувствовала запах кала и мочи между ног, но это ее не смущало. Удивительным образом, ее похитителя тоже. Он протянул ей влажную тряпку из ведра, которое поставил рядом с камерой. Та беспрестанно мигала, и Неле предполагала, что парень все записывает. В том числе и собственные монологи, раздражавшие ее между схватками, которые становились все более частыми и интенсивными, — это означало, что период раскрытия шейки матки сменился периодом изгнания плода, так? Неле больше не могла ничего вспомнить, ни инструкцию для рожениц, которую она лишь пробежала глазами, ни того, что говорил ей гинеколог.
— Вы знаете, что животные не испытывают родовой боли?
— Пожалуйста, оставьте меня в покое, — сказала Неле и кое-как подтерлась.
— Возможно, только слоны, есть сообщения о единичных случаях, — продолжил Франц. — В Библии написано, что Бог наказал Еву. «В муках будешь рожать детей своих», — процитировал он, видимо, строку из Старого Завета. — Но это, конечно, чушь. На самом деле все связано с прямохождением.
Прямохождение?
Неле подумала, не воспользоваться ли передышкой и не попытаться встать с койки? Сколько времени у нее до следующей схватки? И как быстро она сможет добраться до выхода?
— Благодаря прямохождению у людей освободились руки, и мы можем одновременно делать несколько вещей, например, ходить и держать инструмент. Прямохождение требовало узкого таза. Но мы также стали умнее, а следовательно, увеличились и наши головы, которые должны проходить по все более узким родовым каналам.
— Похоже, у твоей матери таз был размером с игольное ушко, — фыркнула она и даже изобразила циничную улыбку. — По крайней мере, это объясняет, почему твой мозг сжался до состояния слабоумия, ты — сумасшедший извращенец. Отпусти меня.
У Франца не было возможности ответить, потому что по хлеву неожиданно загромыхал товарный поезд. По крайней мере, казалось, что старый вагон пытается затормозить на плохо смазанных рельсах.
Неле закричала, но звук потерялся в скрежете и скрипе, который эхом отдавался в сарае. Она посмотрела на Франца и увидела в его глазах тот же ужас, который испытывала сама.
— Что за черт… — прошептал он.
И тут Неле почувствовала дуновение ветра на своем лице и поняла, что стало причиной шума. Франц прикатил ее сюда через маленькую дверь, которая находилась внутри массивных рулонных ворот с восточной стороны. Видимо, кто-то только что открыл эти электрические ворота; тот, у кого были необходимые инструменты. Пульт управления или ключ. И оглушительный бас.
— Эй? Тут кто-нибудь есть?
Неле широко раскрыла глаза. В душе зародилась слабая надежда. Но Франц приложил палец к губам, а другой рукой провел по горлу, имитируя движение ножа.
— Выходите, или я вызову полицию.
«Ни звука, или ты труп», — говорил взгляд Франца.
Но Неле понятия не имела, как следовать его немым приказам.
Она снова почувствовала тянущую боль внизу живота. Схватки начнутся в любой момент, и тогда она уже не сможет сдержать крик. Даже если Франц выполнит свои угрозы.
— Если не будешь молчать, мне придется тебя задушить.
Глава 30
Франц
— Момент, момент, я иду! — крикнул Франц незнакомцу, который уже приложил сотовый к уху.
Мужчина стоял у входа, там, где животных раньше загоняли из грузовиков через рампу в хлев. Или выгоняли наружу, когда отработавшие свое и теперь ненужные, переставшие давать молоко коровы отправлялись на бойню.
— Извините, я вас не слышал.
Франц торопился и понятия не имел, что сказать этой огромной фигуре в серо-голубой форме. По его наблюдениям, сотрудник частной охранной фирмы приходил только один раз по вторникам. Видимо, что-то нарушило рутину.
— Какого черта вы здесь делаете? — спросил охранник.
Он стоял, широко расставив ноги, чтобы сохранить баланс: иначе шарообразный живот вполне мог перевесить. В целом, мужчина не производил впечатления человека в хорошей физической форме: красные сосуды на щеках и тяжелое сопящее дыхание, хотя он не делал ни одного лишнего движения. В одной руке он держал телефон, который в его лапах больше походил на визитную карточку. В другой — ручной фонарик, который напоминал дубинку.
— Какие-то проблемы? — В длинном рукаве джемпера Франц спрятал ковровый нож; пальцы правой руки все сильнее сжимали рукоятку, чем ближе он подходил к охраннику.
— Конечно.
Сотрудник охранного предприятия M&V Security указал выключенным фонариком на сломанный навесной замок на полу хлева.
— Вы незаконно проникли сюда.
— Нет, нет. Замок был уже сломан, когда мы пришли. Я думал, это заброшенное промышленное помещение, которое никому не принадлежит.
— Ага, конечно. Поэтому здесь тридцать табличек «Вход запрещен», идиот. — Охранник покрутил фонариком у виска.
— Послушайте, мы не хотим проблем.
— Мы?
Сейчас пришло время для импровизации. По крайней мере, пока мужчина не подойдет достаточно близко, чтобы одним движением перерезать ему горло.
— Коллеги по университету, — плел Франц. — Мы изучаем фотографию и используем это заброшенное место для нашего студенческого проекта.
Какой избитый стереотип. Но он, похоже, работал. Пока. Действительно, такое случалось в Берлине каждый день. Чем больше туристов приезжало в город, тем чаще они пытались запечатлеть на фотографии «шарм» разрушенной столицы. Наверняка Франц был не первым, кого охранник застукал здесь.
— У вас есть разрешение? — спросил он.
— Нет, говорю же, я не знал, что оно нужно. — Франц подошел ближе и выдвинул лезвие ножа. — Но если вы дадите нам пять минут, мы уберем аппаратуру и…
Из дальней части хлева донесся глухой крик, и охранник инстинктивно сделал шаг назад.